Олег Алексеев - Третья мировая война (сборник) Страница 72

Внимание комбата привлекла вцепившаяся в покрышку разлохмаченная «фаланга».

— Соображают… — чуть ли не с уважением буркнул он и лишь после этого повернулся к Царапину.

— Кто есть из офицеров?

— Лейтенант Акимушкин, лейтенант Жоголев на шестой пусковой, старший лейтенант Мамолин в «Управлении»…

Комбат неторопливо взялся за козырёк и сдвинул его ещё ниже на глаза.

— А ну пошли, — вполголоса приказал он Царапину и, подняв плечи выше обычного, шагнул к воротам. Проходя мимо чёрного мертвеца, искоса глянул на него, но шага не замедлил. Следовательно, имел уже счастье встретиться с ему подобными.

Комбата в казарме звали за глаза «дед» Костыкин. Прозвище — ёмкое, понятное любому военнослужащему и говорящее об огромном уважении.

Увидев майора, Акимушкин издал радостное восклицание и вскочил, собираясь приветствовать по уставу, но комбат жестом приказал ему не тратить времени зря.

— Какие потери?

Акимушкин доложил.

— В бригаде знают? — Майор уже сидел на вертящемся табурете в обычной своей позе — уперев кулаки в колени.

— Так точно!

— А кто докладывал?

— Мамолин.

— Хреново… — Майор схватил микрофон, щёлкнул тумблером. — «Управление» — «Старту»! Мамолин? Майор Костыкин с тобой говорит. Что доложил в бригаду?

— Доложил, что атаковали нас, товарищ майор. Но они требуют подробно!

— Подробно?.. — «Дед» Костыкин снова взялся за козырёк и сдвинул его ещё на миллиметр ниже. — Значит, пока я буду к вам добираться, передашь в бригаду от моего имени: «Атакованы неизвестными лицами. Национальность нападающих, а также принадлежность их к вооружённым силам какой-либо державы установить не можем. Противник применил неизвестное нам оружие массового уничтожения. Несём значительные потери. За командира дивизиона — майор Костыкин». Всё.

— Как — всё? — против всех уставов вырвалось у Мамолина.

Царапин с Акимушкиным тревожно переглянулись.

— Товарищ майор! — Мамолин был совершенно сбит с толку. — Но ведь это же… Ведь они же…

— Я слушаю, — хмурясь, бросил комбат.

— Судя по всему, они… пришельцы из космоса, — запнувшись, выговорил Мамолин.

«Дед» Костыкин стремительно подался к пульту.

— А вот об этом — упаси тебя боже! А то пришлют тебе сейчас подкрепление… Грузовик с санитарами тебе пришлют! Не теряй времени, Мамолин! Без нас потом разберутся, что они за пришельцы.

3

Самосвал с поднятым кузовом канул в ночь.

— Ну теперь дело пойдёт! — возбуждённо приговаривал Акимушкин. — Теперь дело пойдёт!

Куда пойдёт и о каком деле речь, он не уточнял, но настроение у личного состава после наезда «деда» Костыкина заметно улучшилось. Только бы комбат благополучно добрался до «Управления», а там уж он разберётся, как кому действовать.

Вдобавок «фаланги», словно напуганные таким поворотом событий, больше не показывались, прекратилась и стрельба на шестой пусковой. Такое впечатление, что вся эта ночная нечисть вновь отступила на обширный пустырь между огневыми позициями и солдатским городком.

Снаружи в дверцу капонира заглянул Петров.

— У меня патроны кончаются, — предупредил он.

Царапин достал из подсумка обойму и спустился из фургончика. Петров, оставив дверь открытой, вошёл в капонир и принялся дозаряжать карабин.

— Самосвалом их распугало, что ли? — заметил он, перегоняя патроны в магазин.

Царапин вспомнил раскалённый оплавленный кузов самосвала.

— Левшу я из кабины выгнал… — сказал он вдруг с тоской. — Потом выхожу, а он лежит…

У Петрова сразу заклинило патрон. Ефрейтор заторопился и, чертыхаясь, попробовал вогнать его дурной силой.

— Дай сюда «саксаул», — буркнул Царапин, имея в виду карабин. — А ты пока с моим выгляни…

Но тут снаружи донёсся короткий шум, словно кто-то с маху бросился на песок. Потом что-то легонько стукнуло в металлические ворота.

Царапин и Петров метнулись в стороны от открытой дверцы. Только теперь они поняли, какой непростительной ошибкой было оставить хоть на одну минуту подходы к капониру без охраны. Патроны в пальцах Петрова моментально перестали капризничать, и последний — десятый — туго вошёл в магазин. Теперь оба карабина были готовы к стрельбе. Но что толку, если те, снаружи, ударят по воротам вспышкой, которой они изуродовали кузов самосвала!

— Стой, кто идёт? — уставным окриком попытался вернуть себе уверенность Царапин.

Никто не отозвался. Но никакого сомнения: там, снаружи, кто-то был, кто-то стоял перед металлическими воротами.

— Стой, стрелять буду! — повысил голос Царапин и выразительно посмотрел на Петрова. Тот как можно громче и отчётливее передёрнул затвор.

— Я тебе постреляю! — неожиданно раздался звонкий и злой мальчишеский голос. — Я тебе сейчас туда гранату катну — ты у меня враз отстреляешься! Подними пушку, я входить буду!

В дверцу просунулись автомат и часть пятнистого маскировочного комбинезона. Потом высокий порог бесшумно переступил среднего роста круглолицый румяный парень с возбуждёнными глазами. Быстро оглядел капонир, таким же кошачьим движением перенёс через порог другую ногу. На поясе у него в самом деле располагалась пара гранат, а в правой руке, которой десантник придерживал автомат, поблёскивал клинок со следами отвратительной синей слизи.

— Офицеры есть?

Из кабины выглянул Акимушкин.

— Младший сержант Попов, — как-то небрежно растягивая слова, представился десантник. — Товарищ лейтенант, ракетчиков из зоны военных действий приказано эвакуировать.

— Позвольте, позвольте, сержант! — ошеломлённо запротестовал Акимушкин, не на шутку обиженный тоном и особенно словечком «эвакуировать». — Никакого приказа я не получал…

— «Старт» — «Управлению», — проворчал в кабине динамик голосом «деда» Костыкина, и Акимушкин скрылся.

— Акимушкин!.. — Слова комбата были хорошо слышны в гулком капонире. — Там к тебе сейчас прибудут парашютисты… Ах, уже прибыли?..

Десантник неодобрительно оглядывал Петрова с Царапиным.

— Артиллеристы! — выговорил он. — Что ж вы снаружи-то никого не выставили? К ним тут, понимаешь, диверсанты подползают…

Он заметил синюю слизь на лезвии и осёкся.

— Это что? — туповато спросил он.

— Это кровь, — тихо объяснил Царапин.

— Да пошёл ты!.. — испуганным шёпотом отозвался десантник.

Из фургончика по лесенке сбежал Акимушкин.

— Отступаем к «Управлению», — бодро оповестил он.

— Непонятно… — озадаченно пробормотал Царапин. — Совсем непонятно…

Последние события в цепочку никак не складывались. Сообщение Мамолина поступило в бригаду от силы десять минут назад. Можно ли сбросить десант за десять минут?.. Да какие там десять минут! Судя по всему, десант был сброшен в то самое время, когда Царапин выскочил на помощь Петрову, а над позициями выли самолётные двигатели. Сумасшедшая ночь!

Царапин ожидал, что, выйдя из капонира, он увидит на земле двух мёртвых монстров, но не увидел ни одного. Парашютисты успели их с какой-то целью припрятать. Вдвойне странно! Такое впечатление, что десантники были хорошо информированы — во всяком случае, действовали они толково и быстро, словно по наигранному плану.

Первым делом ракетчики извлекли из дизельной Бердыклычева, который долго не понимал, почему он должен, не выключая движка, покинуть свой фургончик и с карабином в руках отходить к «Управлению».

Откуда-то возник ещё один пятнистый десантник, отрекомендовавшийся прапорщиком Файзулиным.

— Отступать будете через пустырь, — бросил он Акимушкину. — Правее не забирайте — там сейчас пойдут танки.

Услышав про танки, Акимушкин и вовсе оторопел. Похоже, на них выбросили целый десантный корпус.

— Толпой идти не советую, — торопливо продолжал прапорщик. — Но и рассыпаться особенно не стоит. В общем, держитесь пореже, но так, чтобы поплотнее. Ясна задача?

К нему подбежал парашютист с округлившимися глазами и принялся что-то тихо и сбивчиво докладывать.

— Что-о?! — шёпотом взревел прапорщик Файзулин, тоже округляя глаза.

Ага… Значит, десантники всё-таки не подозревали, с кем им предстоит иметь дело.

По ту сторону холма раздался взрыв. К кабине он явно никакого отношения не имел — рвануло где-то за курилкой. Из-под ног поползли короткие тени — это над позициями дивизиона закачались осветительные ракеты.

Царапин видел, как совсем рядом выдохнул дрожащее бьющееся пламя автомат прапорщика. Грохота он почти не услышал — очередь прозвучала тихо и глухо, как сквозь подушку. Уши заложило, но не тишиной и не звоном — это был неприятный и совершенно неестественный звук. Шорох, если шорох может быть оглушительным. Словно бархоткой повели по барабанным перепонкам.