Франсиско Эррера Луке - Луна доктора Фауста Страница 75

– Ступай, – все так же вяло проговорил Филипп, чувствуя, что погружается в дремотную истому.

Смеркалось, и лучи заходящего солнца спорили с бессильным лунным сиянием. Наконец солнце скрылось за горизонт, сразу стемнело, ибо луна еще только начинала свой путь по небосводу.

– Глядите, ваша милость, – с тревогой сказал Пласенсия, – старые ведьмы вернулись в деревню и, должно быть, привели с собой людей. Вон сколько огней! Вовремя мы убрались оттуда. Они изрубили бы в куски наш крошечный изголодавшийся отряд.

Тьма стала совсем непроглядной, и луна не могла разогнать ее.

– Можно и нам развести костер? – спросил Ромеро.

– Делайте что хотите, друзья, – рассеянно ответил Филипп, предававшийся воспоминаниям о Фаусте и его пророчествах.

Солдаты, растянувшись в гамаках, заснули. Вельзер и еще двое сидели вокруг костра.

«О доктор Фауст, доктор Фауст! – думал Филипп, покачиваясь в гамаке. – Сколь велика твоя мудрость, сколь обширна твоя ученость! Да, я едва не погиб от руки испанца, по вине красавицы, и случилось это в ту ночь, когда полная луна налилась кроваво-красным цветом. Ты все предвидел, все предугадал, но в итоге ошибся. Иначе и быть не могло, ибо не звездами управляются людские деяния, но господней волей и собственным нашим желанием, которое даровал нам в неизреченной милости своей господь наш. Я – тот, кем всегда хотел быть, кем был и буду, доколе это угодно всевышнему. Это он хочет, чтобы я покорил страну омагуа и приобщил язычников к истинной вере…»

Справа послышался смех.

– Доктор Фауст! – вскричал он, привстав, но увидел, что это смеялся во сне Пласенсия.

– Я не смог сохранить целомудрие, невзирая на свое желание стать вторым Парсифалем. Но ведь и блаженный Августин был раскаявшимся грешником. Я клянусь отныне сторониться женщин. Никто больше не прельстит меня – ни Каталина, ни герцогиня Медина-Сидония, ни Амапари и ей подобные создания, ни сама Мария Лионса, которая во сне или наяву доставила мне такое блаженство.

Совсем близко засмеялась женщина, но, как только раздались первые слова, Филипп понял, что это звонкий, как флейта, голос Варфоломея Вельзера:

– Я и не знал за тобой привычки разговаривать с самим собой. О какой это Марии ты толковал с таким жаром?

Теперь весь блеск уснувшего солнца передался луне. Странный шум привлек внимание Гуттена – то был шум могучего потока, несущегося в каменном русле.

«Как странно, – подумал он, – несколько часов назад здесь еле заметной струйкой тек ручей».

Он осторожно выбрался из рощицы и спустился на берег. Здесь его поджидало новое потрясение: вода стояла вровень с берегами, вскипала пеной, ударяясь о скалы.

«Наваждение», – подумал Филипп.

– Эй! – окликнул его женский голос.

Посреди потока верхом на тапире сидела женщина. Черты ее лица, линии ее тела живо напомнили Филиппу индеанку из Варавариды.

– Иди сюда! – промолвила она. Гуттен бросился в воду.

– Поплавай со мной, – шепотом произнесла женщина, – а потом сделай то, что делал в Баркисимето.

– Чего ты хочешь от меня?

– Получить с тебя долг.

– Какой долг?

– Скоро узнаешь. Насладись наяву, чем тешился во сне. Нет! Не сбрасывай одежду. Все должно быть в точности как в тот день, когда твои псы растерзали моих подданных.

Каркающий голос крикнул по-немецки с другого берега:

– Поглядите на луну, ваша милость!

Это был Фауст, сопровождаемый Мефистофелем.

– А ведь я предостерегал вас от женщин, появляющихся ночью!

Кроваво-красным цветом налилась луна. Филипп с удивлением обнаружил, что стоит в каменистом русле пересохшей реки. Внезапно раздавшийся голос привел его в чувство:

– Именем короля вы арестованы!

Себастьян Альмарча наставил на него арбалет, а рядом стоял Педро Лимпиас с воздетым мечом в руке.

– Где я? Откуда вы взялись? – в недоумении спрашивал Филипп, не замечая, что не меньше полусотни всадников окружают его.

– Отведите его к остальным! Всех заковать в цепи! – прогремел откуда-то сверху голос, который Филипп не спутал бы ни с каким другим.

– Хуан Карвахаль! – вскричал он в смятении. Испанец, сидя на рослом жеребце, взирал на него с ненавистью и презрением. Рядом на белом муле сидела Каталина.

Гуттен оглядел лица своих врагов.

– Падре Тудела! – вскричал он, не веря своим глазам.

Священник наклонил голову.

– Кинкосес! – воскликнул Филипп. Тотчас его схватили и связали ему руки.

– Что это значит? – думая, что все происходит во сне, спросил он.

– Это значит, что тебе предстоит умереть, только и всего, – отвечал Карвахаль.

– Только император имеет право…

– Здесь я император, – прервал его Карвахаль и, обращаясь к своим чернокожим слугам, велел: – Отыщите какой-нибудь сук потолще и вздерните этого человека! Вон то дерево, наверно, подойдет.

Затяжная петля захлестнула Филиппу горло.

– Подождите! – крикнул он, надменно выпрямляясь. – Я хочу умереть так, как подобает особе моего ранга.

– Говори ясней!

– Человека столь знатного рода не вешают, как простолюдина. Мне полагается смерть от благородного меча. Отрубите мне голову!

Карвахаль как будто размышлял. Солдаты, спешившись, крепко сжимали в руках свое оружие. Каталина спрыгнула с седла и взялась за стремя Карвахаля.

– Ладно, Филипп фон Гуттен, – промолвил наконец Карвахаль. – Будь по-твоему. Я уважу твою просьбу. Димас! Возьми мачете и отруби ему голову.

– Да он же тупой, ваша милость, им и сухой ветки не перерубишь.

– Это-то и хорошо, – расхохотался тот. – Бросьте приговоренного наземь, пусть приготовится к своей смерти.

Четверо солдат поставили дрожащего от ярости Филиппа на колени.

– Я хочу исповедаться!

– На небесах исповедуешься. Я хочу, чтобы ты как можно скорей оказался там!

– Сударь, – вмешался падре Тудела, – пленник имеет право умереть как христианин.

– Замолчите!

– Я нарушал шестую и девятую заповеди! – в отчаянии выкрикнул Филипп. – Я спал с вашей женой и с индеанкой! Ради бога, отпустите мне грехи!

– Сказано ведь: исповедуешься там, в царствии небесном!

– Ты обрекаешь меня на вечные муки ада!

– Там тебе самое место! По грехам и воздаяние! Довольно разговоров! Вытягивай шею!

– Заклинаю вас вашей матерью, позвольте мне исповедаться! – рыдая, умолял его Филипп. – Дайте мне покаяться в смертный час!

– Нет! Исповедуешься на том свете! Ведь твой братец – епископ, если не ошибаюсь? Вот он и помолится за твою душу. Палач, делай свое дело!

– Вы покаялись, сын мой, – сказал падре Тудела, – и это можно будет счесть таинством исповеди. Я отпускаю вам ваши грехи.

Янычар, Перико и Магдалена, притаившись в колючем кустарнике, в ужасе наблюдали за происходящим.

– Похоже, он так настаивает лишь для того, чтобы пророчество исполнилось в точности, – прошептал Янычар.

Перико и Магдалена молча плакали.

Филипп, стоя на коленях, со связанными за спиной руками, шептал молитву. Димас, точивший клинок своего мачете, по знаку Карвахаля танцующими шагами начал приближаться к осужденному. Гуттен устремил взор в небеса и увидел над собой круглый, красный, наводящий тоску диск луны.

– Miserere mei! – горестно проговорил он и опустил голову.

Лезвие мачете ударило его по склоненной шее, но не отсекло голову. Кровь хлынула струей. Гуттен поднялся на ноги и, шатаясь, двинулся к Карвахалю. Негр догнал его и нанес второй удар. Но Гуттен с полуотрубленной головой, собрав все силы, продолжал приближаться к врагу. Третий удар снес ему голову с плеч. Кровь забрызгала Карвахаля и Каталину. Янычар и карлики дрожали от ужаса. Тело Филиппа покатилось под копыта коня.

– Клянусь пророком! Вы убили невинного! – крикнул Янычар вне себя.

– Хозяин, хозяин! – рыдая, повторяли карлики.

В небесах блистала во всем великолепии луна доктора Фауста.

Материалы, использованные в книге «Луна доктора Фауста»

О ЖИЗНИ ФИЛИППА ФОН ГУТТЕНА В ЕВРОПЕ

Филипп фон Гуттен принадлежал к одному из самых древних семейств германской знати в провинции Франкония. Уже в X в. некий Гуттен стоял во главе войска короля Генриха, отражавшего нашествие угров. Филипп фон Гуттен был двоюродным братом Ульриха фон Гуттена – известного немецкого писателя. Родным его братом был епископ Эйхштадта – Мориц.

В работе «Вельзеры в завоевании Венесуэлы» Хуан Фриде писал, что родился Филипп фон Гуттен в 1511 г. в Биркенфельде. Он был вторым сыном Бернарда фон Гуттена, занимавшего высокий пост амтмана (бургомистра) города Кёнигсхофена. С раннего возраста ему покровительствовал граф Нассау Генрих, представивший его со старшим братом ко двору императора, где оба юных фон Гуттена нередко бывали участниками забав принца Фердинанда.

Благодаря неоценимой помощи профессора Отто Майера – специалиста по истории средних веков – во время путешествия по Германии в июне 1982 г. мы воочию могли убедиться в той важной роли, которую играла семья фон Гуттенов в социально-экономической жизни. В местечке Арштейн, расположенном в двадцати двух километрах от Вюрцбурга, в церкви Богоматери Зодденхеймской находится их родовая усыпальница. В честь Филиппа фон Гуттена там по распоряжению его брата епископа был возведен кенотаф. Оба брата запечатлены на нем перед распятием в час молитвы. Филипп изображен как человек, жизнь которого клонится к закату. По мнению профессора Майера, это не соответствует действительности, ибо смерть настигла его в тридцать пять лет. Он предстает перед зрителем в образе высокого мужчины крепкого сложения, что совпадает с описаниями историков.