Ион Агырбичану - «Архангелы» Страница 76

— Значит, конец «Архангелам»…

— Не вой! Поняла? Не причитай! — Лицо управляющего побагровело. — Я тебе говорю, что ничего не случилось. Золото мы скоро найдем…

— В новой галерее? — дрогнул испуганный голос Марины.

— Да, в новой галерее! Чего ты удивляешься, глупая баба? Чего нюни распустила?

— Иосиф! Иосиф! — жалобно вздохнула доамна Марина.

— Да, Иосиф! Правильно говоришь! Я руковожу работами и никому не позволю вмешиваться, ни тебе, ни кому другому. Поняла? Погоди, я еще все горы перекопаю! Любите вы, бабы, по пустякам впадать в отчаяние! Про «Архангелов» больше не думай. Какого черта ты в мои дела вмешиваешься? Смотри за кухней да за служанками. Я сделал прииск знаменитым, я снова его прославлю. Подумаешь какое дело — штольня уперлась в старинную выработку! Проложим другие штольни, для этого у нас есть и молоты, и порох, и динамит! Ты еще порадуешься так же, как и шестнадцать лет тому назад! И сейчас не унывай: «Архангелов» мы не бросим!

Марина не могла унять дрожь, она запахнула поплотнее халат на груди и, понурив голову, вышла из кабинета.

Иосиф Родян говорил так громко, потому что хотел подбодрить самого себя. И все, что он говорил, предназначалось скорее ему, чем Марине. Только он вошел в дом, только услышал голос жены, как тут же вспомнил об огромных долгах в двух банках. До этой минуты он о них и не думал. Поначалу от отчаяния он чуть было ума не лишился, но мало-помалу перед ним забрезжил лучик надежды. Он увидел, что люди его снова работают, и в нем вспыхнула прежняя уверенность, что новая галерея непременно принесет ему груду золота. Наличных денег у него больше не было, зато были кучи золотоносной руды, высившиеся возле входа в старую штольню. Он решил, что они дадут ему достаточно денег, чтобы заплатить за работы в новой галерее. Пока Иосиф Родян был далеко от дома, он не думал ни о семье, ни о денежных затруднениях. Но, оказавшись среди родных стен, он тут же вспомнил о двух своих новых домах, а вместе с ними и о долгах.

Надежда и уверенность, какими он был преисполнен до сих пор, сделались зыбкими. Родян напряг всю свою волю, только бы отогнать мысль о долгах. Не будь их, он бы спокойно перемолол все навалы руды, получил хорошие денежки, а там, глядишь, и в новой галерее обнаружилось бы золото. Без долгов! Но куда их денешь? Неужели банки заставят его немедленно платить и вынудят продать все запасы золотоносного камня?! Неужели он вскоре окажется на улице?!

Никакими криками и бранью не мог он избавиться от горьких размышлений; стоило Марине выйти, как они снова им завладели. Мало-помалу он понял: больше всего пугают его не банки, а людская молва. Ведь не пройдет и нескольких дней, как он услышит:

— А ведь управляющий «Архангелов» до деревянной лопаты достукался.

— Кто-кто?

— Да Иосиф Родян, управляющий «Архангелов».

— Брось!

— Так оно и есть, а кто бы мог подумать. Говорят, он и банку задолжал изрядную сумму.

— Влез в долги?

— И немалые, несколько десятков тысяч.

Иосифу Родяну чудилось, что он явственно слышит этот разговор и даже видит, как люди недоуменно пожимают плечами и на губах у них застывает насмешливая улыбка.

«Нет, нет, этому не бывать! — настойчиво убеждал себя Иосиф Родян. — Я добуду золото раньше, чем люди узнают, что старая штольня выработана. Еще несколько дней, и я открою новую золотоносную жилу!»

Тяжелые шаги Иосифа Родяна раздавались по всему дому. То он ложился на диван, то снова вскакивал, сопя, как паровоз на подъеме, — нет, дома ему не сиделось. Оседлав лошадь, он опять поехал на прииск. И на этот раз дорогой повстречалось ему множество людей. Видя, что они не работают, Родян недоумевал, но уже ничего не спрашивал.

Ему и в голову не приходило, что село кипит, как огромный котел, что рудокопы с других приисков, прослышав о случившемся, бросили работу и пришли в село посмотреть на погибших, а заодно и удостовериться, правда ли, что этой ночью штольня у «Архангелов» врезалась в старую выработку.

Еще затемно эта новость обежала село. На рассвете шум поднялся и в городе. Иосиф Родян глубоко ошибался, полагая, что добудет золото в новой галерее прежде, чем весть о случившемся достигнет города. Надеялся на это отчаявшийся человек, который, чтобы не утонуть, хватается за соломинку. Если добрые вести летят на птичьих крыльях, то дурные разносит ураган.

Ночная тьма еще не рассеялась над селом, а в распадках, по склонам гор, на всех тропинках уже замелькали, множась, огоньки. Они качались из стороны в сторону, описывали круги, а то неподвижно сияли, похожие на дырки в темном полотне. Как только принесли погибших рудокопов, как только положили их на лавки, соседи один за другим стали испуганно вскакивать с постелей и с зажженными свечами выходить на улицу. Народ потянулся к домам, где лежали покойники.

Рудокопы с землистыми лицами неподвижно стояли над погибшими, женщины причитали во весь голос.

Около калиток и прямо посреди дороги собирались тесные кучки людей, толковавших о несчастье. Начинали с «Архангелов», с четырех рудокопов, и постепенно погружались в глубь времен, вспоминая случаи, ставшие легендами. Выход в старинную галерею на прииске «Архангелы» по разному оценивался рудокопами, но большинство видели в нем дурное предзнаменование.

— Нужно уносить отсюда ноги, друзья!

— Ведь на лучшем прииске был дан этот знак!

— Не скажи! Не с «Архангелов» началась беда.

— Другие и штольнями не назовешь — лисьи норы!

— Упаси нас, господи, от несчастий!

— Обереги нас от смертного часа!

Рудокопы жалели Иосифа Родяна.

— Управляющий — такого поискать!

— На расправу — огонь, но и платит хорошо!

— Он еще сколотит себе состояние.

— Как знать!..

Говорили об «Архангелах» и недобро.

— Что ему, управляющему? Он и так сыт.

— Не видишь, что ли? Обляпался, как скотина.

— Поменьше будет тайком в картишки поигрывать.

Те, кто был более заинтересован в судьбе «Архангелов», чувствовали себя неуверенно. Правда, они могли перевозить камень на телегах или вьюками и с других приисков, но за плату куда меньшую, и там уж так свободно не выберешь куски, где побольше золота! То же думали и рабочие, которые молотами дробили камень: где еще, кроме «Архангелов», найдешь такую руду, из которой спокойненько кладешь себе в карман золотишка на пять-шесть злотых в день без всякого ущерба для хозяина? А поскольку очень многие в Вэлень работали на «Архангелов», село трясло, как в лихорадке.

V

Утром того же хмурого ноябрьского дня Докица выскочила за калитку и засеменила вверх по дороге в сторону трактира за обычной утренней порцией коньяку. Она шла на цыпочках, стараясь не запачкать ботинки. На плечах у нее была легкая коричневая шаль, которую она придерживала на груди полной и крепкой рукой. Платок был большой, покрывал всю спину, а из-под него с обеих сторон высовывались белые рукава ее кофты. Докица шла с непокрытой головой. Волосы на затылке были собраны в пучок, а на виски и на лоб свисали локоны, завитые железными щипцами. Ее полные щеки розовели, в глазах блестели смешливые искорки. Шла она весело и легко, мурлыкая сквозь зубы какой-то романс.

Она сама ходила поутру за коньяком с тех самых пор, как выгнала свою служанку. По мере сил своих и разумения Докица старалась не походить на односельчанок, как оно положено примарясе, то есть жене примаря, однако ничуть при этом не стеснялась отправиться поутру в корчму за коньяком. Без служанки Докица осталась из-за весьма запутанного происшествия, о котором вспоминала безо всякого удовольствия. Как-то в мае месяце примарь приехал из города к вечеру. Как и всегда, потихоньку вошел он в дом, и ему показалось, будто под окнами мелькнула чья-то тень и исчезла в саду. Докица всегда была у мужа в подозрении, а тут он учинил ей форменный скандал. Но она клялась святыми угодниками, чертом и дьяволом, что ни в чем не повинна и примарю в потемках что-то помстилось. Так что в тот вечер она отделалась лишь таской — мужниной лаской. На следующий день Докица поняла, что муженек смотрит за ней в четыре глаза и она шагу ступить не может без того, чтобы ему не было известно.

Такая жизнь была вовсе не для Докицы! Стоял месяц май, и три бравых парня наперебой обхаживали Докицу. Тогда она принялась есть поедом служанку, придираясь к каждому пустяку. Что бы служанка ни сделала, хозяйке было не так. Бедная девушка слова человеческого не слышала — одну брань. Попреки, пощечины, толчки, щипки так и сыпались на бедняжку. Сегодня так, завтра так, послезавтра тоже так. Примарь Корнян, заметив такое, подождал-подождал, да и пробурчал однажды:

— Чего ты против этой девки имеешь? С чего так ее невзлюбила?

— Что имею, то имею! — нахально отвечала Докица.