Артем Белоглазов - Сборник "Русская фантастика 2010" Страница 77

Все труднее становилось дышать.

– У тебя кто-нибудь был? – спросила Ирина.

– В жизни? Много кто…

– Ты говорил, что была жена?

– Да не столько жена, сколько… ну, партнерша. Ей не понравилось на Ириске.

– А тебе нравится?

– Я работаю.

– А что ты делаешь?

– Триста квадратных метров дерна… натуральный газон, представляешь? При том, что заменитель дешевле.

– О чем ты?

– О работе. Я распределяю отпуска, слежу, чтобы агрегаты эксплуатировались согласно инструкции… Мы оставили в баре две бутылки виски. И три литра отличной водки.

– Я хочу пить.

– Я тоже, – горько сказал Саундер.

Она смотрела в темный провал коридора.

– Что ты там увидела?

– Ничего…

Она высвободилась из его объятий и встала.

– Ты куда?

– Никуда, – она сделала шаг к темному проему, потом другой. – Такое впечатление… Тебе не кажется, что… кто-то смотрит?

Он встал и преградил ей путь:

– Не надо туда ходить. Там темно. Сразу же споткнешься, свалишься в яму, переломаешь ноги…

– У меня есть свет, – она вытащила из кармана маячок-фонарик. – Я только загляну.

– Не стоит.

– Я ведь не пропаду навеки, если один раз загляну в тоннель?

И, вырвавшись из его рук с неожиданной легкостью, она подняла маячок на уровень глаз. Фонарик засветился белым. Темнота отступила, обнажая узкий лаз и пологие ступеньки, ведущие вверх. Настоящие ступеньки: их вытесали, наверное, геологи.

Зато в узком тамбуре сделалось темнее. Саундер оглянулся: у выхода из пещеры клубились редкие пока облачка тумана. Он инстинктивно задержал дыхание.

Кислородные баллоны на губернаторском транспорте тоже были. Он не догадался их захватить, а может, не успел.

– Саундер! Тут хорошая лестница!

Ирина вошла в тоннель так же бесстрашно и весело, как входила в воду сегодня… несколько часов назад. А кажется, прошло сто лет.

Саундер пошел за ней, не желая, чтобы она видела туман. Он устал скакать из огня да в полымя: в храме, у самого входа, наверняка есть ниши, где можно отсидеться. В храмах всегда есть воздух, бывает и вода. В конце концов, если выбирать между смертью от удушья и риском пропасть в пещере…

Ирина остановилась. Коридор закончился; свет фонарика терялся в огромном пустом пространстве. Ирина подняла руку с маячком, но не увидела ни потолка, ни стен.

– Послушай… – начал Саундер.

– Тихо.

Она стояла, запрокинув голову, глядя в полную темноту. Ее длинная прядь лежала на правом плече, свернувшись, как маленькая змейка.

– Меня зовут Ира, – сказала она, неведомо к кому обращаясь.

Из темноты, из очень дальних далей ответило эхо:

– Зовут. Зовут. Ира!

Ирина сделала шаг вперед. Саундер схватил ее за плечо, как тисками.

– Здесь легко дышать, – сказала она, не оборачиваясь. – Здесь пахнет будто ароматным дымом… Чувствуешь?

Он ничего не чувствовал, кроме вони подступающих испарений.

– Оставайся здесь! Куда ты идешь? Там темно!

– А я вижу, – она удивленно засмеялась. – Я все вижу, представляешь? Там росписи на стенах, статуи мужчин и женщин… Героев, паломников, ученых… И там чистая вода. Свечи горят.

– Там темнота! Ничего нет!

– Отпусти меня, – сказала она другим, трезвым и даже сварливым голосом. – Ты синяки оставил. Не надо так хватать.

Он чуть разжал пальцы, но не выпустил ее плечо. Тогда она резким движением вывернулась.

– Успокойся, Саундер! Бежать некуда – снаружи дождь, в тамбуре уже нечем дышать. Пережди здесь – с тобой ничего не случится! И дальше будешь жить, катиться, вертеться, делить свой дерн, распределять отпуска… По инерции.

Он растерялся.

Ирина вложила ему в руку слабо светящийся маячок:

– На.

Он ничего не ответил.

Ирина посмотрела на него и вдруг засмеялась:

– Ты бы видел свое лицо… Спасибо тебе, Саундер.

– За что?

Она улыбнулась. Перевела взгляд в глубь храма, в темноту.

Саундер запаниковал:

– Ни шагу от меня ты не ступишь! Только попробуй…

Ирина посмотрела грустно:

– Ты, может, сам когда-нибудь поймешь.

И она пошла вперед, а он рванулся, чтобы ее остановить, – но вдруг замер. Ирина шла в темноту, которая редела вокруг нее, как если бы женщина была факелом. Ирина шла, освещая собой высоченные стены, покрытые резьбой и фресками, и тонкие пьедесталы, босые ноги и края длинной одежды, изваянные из камня, – а сами статуи терялись в темноте. Дымились курильницы, горели свечи вдоль стен; Ирина шла в глубь анфилады залов без потолка, ее длинная прядь соскользнула с плеча и обвилась вокруг шеи. Она шла беззвучно, иногда вытягивая руку и касаясь стены либо пьедестала, а они отбрасывали тени – от нее.

– …Основную ответственность, в том числе за материальные убытки, комиссия возлагает на губернатора станции Ирис-46 Горбунова Игоря Самсоновича, в том числе: нецелевое использование транспортных средств, поселение на территории планеты лиц, не состоящих в штатном расписании, несанкционированную торговлю, неконтролируемые геологоразведывательные работы…

Губернатор сидел с лицом беспечным и белым: еще несколько дней назад, когда прояснилась его судьба, он перестал бояться и вздохнул с облегчением. Определенность лучше страха. К тому же у губернатора наверняка готовы были пути отступления и запасной аэродром.

– …Комиссия полагает действия Григорьева Саундера Антоновича своевременными и компетентными. Комиссия принимает объяснения Григорьева С. А., полагая, однако, что в заключительной их части имеет место описание галлюцинаций, возникших под действием ядовитых испарений либо неучтенных факторов. Комиссия полностью снимает с Григорьева С. А. обвинение в преступной небрежности, повлекшей за собой человеческие жертвы.

Саундер повернул голову. Инспектор, вернее, бывший инспектор, сидел постаревший, с зеленоватыми тенями вокруг глаз, ни на кого не глядя. В последние три дня инспектору ничего так не хотелось, как крови Саундера; в какой-то момент Григорьев был почти уверен, что муж Ирины его добьет.

– …Поисковые работы в районе объекта «Черный храм» будут вестись столь долго и в таких объемах, как это решит специальная комиссия…

Сессионный зал административного корпуса Ириски был переполнен; Арбитражный суд помещался на экране, и движения губ говорящего чуть-чуть не совпадали с речью из динамиков.

– …До вынесения такого решения постановляем считать Ломакину Ирину Дмитриевну без вести пропавшей.

Саундер оставался на месте несколько минут после того, как заседание окончилось и экран погас. Подходили люди, жали ему руку, говорили, что переживали за него, что он, конечно, ни в чем не виноват, и теперь это все ясно; Саундер равнодушно кивал. На другом конце зала, так же равнодушно, сидел инспектор. К нему никто не подходил.

Вышел из зала губернатор, сопровождаемый редкой толпой. Саундер встал.

Инспектор нехотя повернул голову.

– Она еще кое-что сказала, – сообщил ему Саундер. – Кое-что специально для вас.

– То есть вам померещилось, что она что-то сказала.

– Или так. Внутри моей галлюцинации ваша жена сказала несколько слов для вас.

– Вы уверены, что мне это интересно?

– Как хотите.

Саундер повернулся к двери.

– Скажите, – раздраженно выплюнул инспектор.

Саундер помедлил.

Он пришел в себя на твердом песке, ярко-желтом, золото– багровом. Острыми языками тянулись к небу барханы, неподвижно застывшие до следующего катаклизма.

Пес и Щенок поднимались над горизонтом. Длинная сдвоенная тень тянулась от храма на запад, и Саундер лежал на краю этой тени.

– Все хорошо, – Ирина улыбалась.

– Что там? – прохрипел Саундер. – Кого ты там нашла? Что ты ему сказала?

Ирина улыбнулась шире:

– Все просто. Мы привычно твердим: Господи, дай мне, Господи, помоги мне! Я пришла к Тому, кто живет в этом храме, и спросила: Господи, чем тебе помочь?

– Ты видение, – догадался Саундер. – Я брежу.

– Может быть, – Ирина кивнула. – Передай моему мужу, что я однажды любила его. В Альпах, три года назад. Он вспомнит.

– В Альпах?.. – Кожа на лице инспектора сделалась желтоватой, как выбеленная солнцем кость. – Три года назад? Она…

– Больше она ничего не сказала.

– Надеюсь, ее никогда не найдут, – тяжело проговорил инспектор.

Он встал и тяжело зашагал по проходу, повернувшись к Саундеру спиной.

Легкий разведывательный катер опустился на каменный выступ, похожий на причал. Поисковая партия свернула работы позавчера: песок был истоптан, заезжен колесами и гусеницами, кое-где темнели круги, оставленные экспресс-утилизаторами.