Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2008) Страница 79

Монсеньор Лефевр остается верен папскому примату, а что касается догмата о непогрешимости Папы ex cathedra, принятого Первым Ватиканским Собором, то это нововведение не связано напрямую с папским приматом. Систематическое учение о примате Римского Папы разработал святой Лев Великий (440 — 461)1 задолго до Первого Ватиканского Собора.

Возможно, монсеньор Лефевр воспринимал принятие догмата о непогрешимости Папы как акт церковной икономии, ради укрепления в умах верующих католиков непререкаемого авторитета “Святого Престола”.

Следует подчеркнуть, что Второй Ватиканский Собор ни на йоту не отклонился от католического учения о единстве Вселенской Церкви: “Это учение об установлении непрерывности, значении и смысле священного Первенства Римского Первосвященника и его безошибочного Учительства, Священный Собор вновь предлагает всем верным твердо верить и, продолжая начатое, постановил перед всеми исповедать и провозгласить учение о Епископах, преемниках Апостолов, которые с Преемником Петра, Наместником Христа и видимым Главой всей Церкви, управляют домом Бога Живого”2. Как видим, никаких следов модернизма или либерализма здесь не обнаружишь.

Второй Ватиканский Собор не внес новшеств и в традиционно католическое учение о спасении. Все остается на своих местах: сатисфакция, чистилище, сверхдолжные заслуги святых, индульгенция.

Не подверглись либерализации нравственно-этические нормы личной жизни верующих. Грешить, конечно, грешат и католики, но верный католик и после Второго Ватиканского Собора не станет отстаивать права сексуальных меньшинств, завоевания сексуальной революции и планирование семьи; церковный брак нерасторжим, целибат для клириков остается обязательным.

Так что же побудило архиепископа Марселя Лефевра квалифицировать деяния Второго Ватиканского Собора как победу “либеральной мафии” и тем самым оправдать церковный раскол? Свои действия он объясняет необходимостью “оградить и защитить католическую веру от чумы либерализма”. Спустя двадцать лет после собора Лефевр заявляет, что “Папа (Иоанн-Павел II) и те, кто его поддерживает, имеют ложное представление о вере, модернистское представление, способное пошатнуть все здание Церкви”.

“Модернизм” Ватикана, по утверждению архиепископа Марселя Лефевра, заключался в признании факта новых исторических реалий, факта секуляризации социально-политической и культурной жизни некогда католических народов. Второй Ватиканский Собор отнюдь не ускорил дехристианизацию западных государств — дехристианизация уже состоялась.

Изначально Римская Церковь считала своей миссией покорить варварский мир Богу. Она его покорила, но не удержала. Ватикан это признал. Монсеньер Марсель Лефевр — нет. Насколько удачной была попытка Второго Ватиканского Собора адаптировать проповедь католической Церкви к менталитету секулярного общества, заговорить с этим обществом на его языке3 — вопрос другой. Архиепископ Лефевр исключает саму постановку такого вопроса. Для Лефевра “независимость человека, семьи, профессии и, главное, государства по отношению к Богу, Иисусу Христу, Церкви — это <...> официальное отступничество народов, отвергающих земное царствие Иисуса Христа и не признающих божественный авторитет Церкви”. По убеждению Лефевра, Церковь не может и не должна признавать такой порядок вещей. “Христос должен царствовать здесь, сейчас, а не только в конце времен, как хотят этого либералы!”

Отец Александр Шаргунов, оценивая фигуру мятежного прелата, приводит слова соратника архиепископа Лефевра, аббата Филиппа Лагери: “Его непреклонность, всецелое доверие своим принципам, его уверенность в своей правоте <...> его неприятие либерализма — не делают ли его одиноким рыцарем?” После прочтения книги архиепископа Лефевра невольно вспоминается Рыцарь Печального Образа, для которого идеалы западного Средневековья остаются жизненной реальностью. Это касается прежде всего положения Церкви в современном мире, отношений государства и Церкви. Если архиепископ Лефевр рыцарь, то рыцарь неосуществившейся средневековой утопии о “католическом Граде”. Лефевр готов бороться до конца “за земное царство Господа нашего

Иисуса Христа”. По словам Лефевра, “в недалеком прошлом союз между Церковью и государством” являл “совершенное воплощение земного царства Господа нашего Иисуса Христа”. Трудно понять, о каком “недалеком прошлом” идет речь, если, по утверждению монсеньора Лефевра, исторические корни либерализма уходят в глубь веков: в эпоху европейского Ренессанса и Реформации. XV — XVI века европейской истории “недалеким прошлым” на исходе XX века не назовешь.

Определяя права и обязанности государства, архиепископ Лефевр ссылается на постулат церковной доктрины в энциклике “Quanta Cura” Папы Пия IX об обязанности и праве государства “охранять религиозное единство своих граждан в рамках истинной религии, ограждая души католиков от оскорбления насаждением религиозных заблуждений и с этой целью ограничивая практику ложных религий, а при необходимости и запрещая ее”. По мысли архиепископа, “католическая страна имеет полное право запрещать осуществление ложных вероисповеданий, ограничивать их пропаганду”. Это Франция 60-х — “католическая страна”?!

Лефевр затрагивает еще одну очень глубокую тему — место человека в системе религиозных ценностей, или, другими словами, отношение между Богом и человеком. Автор укоряет Второй Ватиканский Собор за то, что он провозгласил человека “высшей ценностью”; в интерпретации архиепископа это “гуманистический антропоцентризм” ренессансного типа. Либеральные папы и Собор, по словам Лефевра, “забыли о правах Бога”, “сорвали с Христа царскую корону”. Выражение “права Бога” звучит довольно странно. У Бога нет необходимости в любви к Нему человека (св. Ириней Лионский), сотворения мира могло и не быть (Вл. Лосский), а Бог пребывал бы Троицей, то есть совершенной любовью. Но мир творится по благости, а человек, “венец творения”, — единственная тварь, которая, по слову Василия Великого, получила повеление стать Богом и соединить с Ним остальной мир. Так что онтологически в тварном мире человек действительно “высшая ценность”, даже в падшем своем состоянии: “Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое?” (Иов 7: 17), — ради его спасения принесена крестная жертва…

Самое удивительное в обличительных сочинениях Лефевра — определение причины дехристианизации современного западного мира: масонский заговор. От эмансипации культуры Ренессанса, через антицерковный бунт Реформации — к философии Просвещения и тайной политике масонства, которая на практике реализует философию либерализма. Лефевр цитирует Папу Льва XIII: “Пособники зла, судя по всему, объединились ныне в одну могущественную силу по призыву и при поддержке широко разветвленного и хорошо организованного Общества вольных каменщиков” (энциклика “Humanum Genus” от 20 августа 1884 года). Возможно, эта идея импонирует и русским церковным “младоконсерваторам”, но для традиции православного церковного сознания свойственно искать главную причину духовных катастроф в охлаждении веры, в нарушении заповедей, когда “по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь” (Мф. 24: 12). Достаточно обратиться к русским памятникам патриаршей письменности XVI — XVII веков. Или вспомнить призыв святого патриарха Тихона к всенародному покаянию в январе 1918 года — в начале Гражданской войны.

Монсеньор Лефевр полагает, что “гибель земного царства Господа нашего

Иисуса Христа” — следствие религиозной свободы Второго Ватиканского Собора. “Естественным приложением принятых Собором документов стало упразднение католических государств <...>” В исторической реальности католические государства перестали существовать в XX веке до Второго Ватиканского Собора. Надо полагать, русское издание книги архиепископа Марселя Лефевра адресовано читателям, которые знакомы, пусть и в разной мере, с духовной традицией Православия (через русскую литературу и русскую религиозную философию XIX — XX веков). А в ней сложились иные понятия о земном Царстве Иисуса Христа, о вере и свободе человеческой личности. О том, что земное царство Христа — “не от мира сего”, хотя пребывает в мире. Для Православия — это Церковь. Если мы верим, что по обетованию Христа “врата ада не одолеют Ее”, то никаким “либералам” и “масонам” с этим не справиться. “Дух Средневековья” не возродить, “благотворное принуждение” не удержит веры, но подвиг христианской святости во все времена являл миру истинную свободу человеческого духа.