Виктория Хислоп - Остров. Тайна Софии Страница 8

На мгновение мир словно застыл, и даже темное, спокойное море, казалось, затаило дыхание. Высоко в чистом небе молча дожидалось ее решения самое яркое небесное созвездие – Орион, великан-охотник, который, согласно древнегреческим мифам, был вознесен на небеса богами.

Алексис подумала, что другого случая собрать воедино разрозненные кусочки мозаики, из которых состояло прошлое матери, может и не быть, – не исключено, что вскоре все это могло окончательно обратиться в прах. По существу, выбора у нее не было.

– Спасибо, – тихо ответила она, внезапно ощутив, как накатывает усталость. – Я с огромным удовольствием погощу у вас.

Глава вторая

В эту ночь Алексис спала очень крепко. Когда они с Фотини наконец отправились спать, было уже начало второго, и все события этого бесконечного дня – долгая поездка в Плаку, прогулка по Спиналонге и термоядерная смесь пряной греческой кухни и «Метаксы», – слившись воедино, привели к тому, что девушка мгновенно погрузилась в глубокий сон.

Когда яркий солнечный свет наконец ворвался в щель между плотными дерюжными занавесками и упал на подушку Алексис, было уже около десяти часов утра. Луч солнца разбудил ее, и она невольно закрыла лицо простыней, которой укрывалась. За последние две недели она не впервые просыпалась по утрам на новом месте, и каждый раз ее охватывало легкое замешательство – чтобы прийти в себя и понять, где находится, девушке требовалось время. Чаще всего матрасы дешевых гостиниц, в которых они с Эдом останавливались, были либо продавлены в центре, либо впивались в бока пружинами, выпирающими из набивки. С таких постелей Алексис всегда поднималась утром с удовольствием, но сейчас она лежала совсем на другой кровати – более того, и комната была совсем другой. Круглый стол, накрытый кружевной скатертью, табурет с выгоревшим плетеным сиденьем, несколько акварелей в рамках на стенах, подсвечник, словно органными трубами, унизанный потоками воска, пучок ароматной лаванды на двери, стены, выкрашенные в нежно-голубой цвет в тон постельному белью, – все это заставило Алексис чувствовать себя здесь как дома или даже еще уютнее.

Девушка отдернула занавески, и ее глазам открылся просто-таки ослепительный вид на поблескивающее море и остров, который из-за мерцания и трепета уже горячего воздуха казался дальше, чем был на самом деле.

Когда Алексис уезжала из Ханьи, то не собиралась оставаться в Плаке. Она представляла себе короткую встречу с пожилой женщиной, знакомой матери по временам детства, и короткую экскурсию по деревушке с последующим возвращением к Эду. Поэтому она не взяла с собой ничего, кроме карты и камеры, и уж тем более не позаботилась захватить сменную одежду и зубную щетку. Впрочем, Фотини не бросила ее в беде, быстро найдя самое необходимое: старую рубашку Стефаноса, в которой можно было спать, и чистое, пусть и немного застиранное полотенце. Алексис увидела в ногах кровати цветастую блузку. Блузка была не в ее стиле, но после жары и пыли предыдущего дня она была рада любой возможности сменить одежду. Такое проявление почти материнской заботы девушка просто не могла оставить без внимания – и пусть бледно-розовые и светло-голубые тона не сочетались с ее одеждой цвета хаки, какое это имело значение? Она на скорую руку умылась холодной водой в крошечной раковине в углу комнаты и принялась внимательно рассматривать в зеркале свое загорелое лицо. Она была настолько взбудоражена, что чувствовала себя ребенком, который дошел до кульминации захватывающего рассказа. На этот день Фотини должна была стать ее Шахеризадой.

Надев отглаженную, накрахмаленную хлопчатобумажную блузку – обычно она носила одежду из другой ткани, и ощущение было весьма необычным, – Алексис спустилась по темной лестнице на первый этаж и очутилась в кухне ресторанчика. Ее привлек сюда сильный аромат крепкого, только что заваренного кофе. Фотини сидела за большим, топорным на вид столом посреди комнаты. Несмотря на то что стол, безусловно, был тщательно протерт, создавалось впечатление, что на нем остались следы всех кусков мяса, которые отбивались тут, и всей зелени, которая измельчалась на его поверхности. Не приходилось сомневаться, что на этом столе побывали тысячи и тысячи блюд и продуктов, лишь мгновение назад вынутых из раскаленной печи или из кастрюли.

Фотини встала навстречу гостье.

– Kalinera, Алексис! – дружелюбно поприветствовала она девушку.

На ней была блузка, похожая на ту, которую она позаимствовала Алексис, но другого цвета – коричневато-желтая, в тон длинной юбке, облегающей ее все еще стройные бедра и доходящей до лодыжек. Первое впечатление от необычайной красоты женщины, так поразившей Алексис накануне вечером, в мягком закатном полумраке, не было ошибочным. Величественная фигура пожилой критянки, ее большие глаза напомнили девушке образы, запечатленные на огромной минойской фреске в Кноссе, – яркие портреты, которые пережили несколько бурных тысячелетий и при этом были настолько простыми, что казались современными.

– Как тебе спалось? – поинтересовалась Фотини.

Подавив зевок, Алексис с улыбкой ответила:

– Очень хорошо.

Фотини тем временем поставила на поднос кофейник, несколько больших чашек с блюдцами и буханку хлеба, который только что достала из печи.

– Мне очень жаль, но хлеб немного перепекся. В воскресеньях плохо лишь то, что пекарь тоже устраивает себе выходной и валяется в постели допоздна. Так что будь готова к тому, что хлеб окажется чересчур сухим, – улыбнулась Фотини.

– Меня это не беспокоит, ведь можно запивать его кофе, – ответила Алексис, вслед за женщиной проходя через занавешенный пластмассовыми лентами дверной проем на террасу. С красных пластиковых столов были сняты скатерти, без которых они казались необычно голыми.

Две женщины – пожилая и молодая – сели за один из столиков и некоторое время глядели на море, плескавшееся внизу о камни. Затем Фотини взяла в руки кофейник, и в белую фарфоровую чашку темным потоком хлынула густая жидкость. После опостылевшего «Нескафе», подаваемого повсюду с таким видом, словно безвкусные гранулы растворимого кофе были настоящим деликатесом, напиток, приготовленный Фотини, показался самым вкусным кофе в жизни Алексис. Казалось, никто просто не осмеливался сообщить грекам, что «Нескафе» уже давно не был новинкой, – теперь людям, и Алексис в том числе, гораздо больше хотелось этого старомодного, своей густотой напоминающего патоку ароматного напитка. Сентябрьское солнце было приятно теплым, а критское небо – прозрачно голубым, и после невыносимой жары последних недель легкая утренняя прохлада воспринималась как благословение. Днем было уже не так жарко, как всего лишь неделю назад, кроме того, закончились яростные обжигающие ветры, не стихавшие почти все время их отпуска.

Некоторое время Алексис и Фотини молча сидели в тени тента. Положив ладонь на запястье девушки, Фотини сказала:

– Я очень рада, что ты приехала – ты даже не можешь представить себе, насколько. По правде говоря, меня сильно задело то, что твоя мать перестала мне писать. Я хорошо ее понимаю, но ведь она собственными руками разорвала такую важную связь с прошлым!

– Я понятия не имела, что она все это время писала вам, – произнесла Алексис, испытывая желание извиниться за поведение матери.

– Первая часть ее жизни была очень трудной, – продолжала Фотини, – но все мы здесь старались сделать ее счастливой или хотя бы довольной жизнью.

Должно быть, на лице Алексис появилось озадаченное выражение, и пожилая женщина поняла, что слишком торопится. Она налила им еще по чашке кофе и на время замолчала, видимо, раздумывая, с чего бы начать. Ей подумалось, что придется вернуться в прошлое дальше, чем она намеревалась сделать ранее.

– В таких случаях обычно говорят: «Начну сначала», – вновь заговорила Фотини, – но начала вообще-то и не было. История жизни твоей матери тесно связана с жизнью твоей бабушки, а также прабабушки и двоюродной бабушки: их жизни были переплетены, и когда мы в Греции говорим о судьбе, то имеем в виду именно это. Наша так называемая судьба в основном предопределяется предками, а не звездами. Когда речь идет о древней истории, мы всегда употребляем слово «рок» или «судьба», но на самом деле не имеем в виду силы, которыми не способны управлять. Само собой, иногда случаются события, которые изменяют ход нашей жизни, но в действительности то, что с нами происходит, определяют действия людей, окружающих нас, и тех, кто жил на этой земле до нас.

Алексис чувствовала, что немного нервничает. Непроницаемая завеса над прошлым матери, существовавшая всю ее жизнь, вот-вот должна была упасть, а все тайны – раскрыться, и она спросила себя, действительно ли хочет этого. Девушка перевела взгляд на слегка подрагивающие очертания Спиналонги в море и вспомнила вчерашний день и свою одинокую прогулку по острову, на мгновение ощутив что-то вроде приступа ностальгии. В свое время Пандора пожалела, что открыла ящик, – не пожалеет ли и она о своем?