Автор неизвестен - Литконкурс Тенета-98 Страница 8

Он повесил куртку в гардероб. Может он оглох? Он хлопнул в ладоши. Получилось громко. Охранник, стоявший у входа, вздрогнул и стал оглядываться по сторонам. Его охранник не видел. Его никто не видел.

Он сел у стойки, и взял с нее кружку пива. Никто его не видел. Пиво в пустом желудке напомнило ему, зачем он пришел. Он поймал официантку за руку. Та шарахнулась и с ужасом уставилась на него.

— Принесите мне яичницу, пожалуйста, и два хлеба!

Официантка, глядя на него широко открытыми от ужаса глазами, молча кивнула и убежала на кухню.

Он повернулся лицом к танцующим. Сидеть в баре, где тебя никто не видит, где ты не слышишь чужие голоса, где даже музыки не слышно, хотя музыканты на небольшой сцене старательно щипали струны электрогитар и что-то пели в микрофон, было не просто странно. От этого просто мороз по коже. Это было слишком жутко.

В центре бара танцевали. Немного, человек десять. Одна девушка повернулась и посмотрела на него. Он не ошибся, она смотрела именно на него, ему в глаза. Она посмотрела и улыбнулась ему. Улыбнулась! Именно ему! "Она же видит меня!" — подумал он.

Он тоже улыбнулся ей. Официантка принесла ему тарелку с яичницей. Бросила перед ним на стойку и убежала, все так же с ужасом глядя на него. "Я что, на приведение похож? Чего эта она так меня испугалась?" — подумал он.

Он принялся за яичницу, периодически оглядываясь на танцующую девушку. Она танцевала, улыбалась другим мужчинам, иногда оглядывалась и улыбалась ему.

Когда он покончил с едой и отодвинул тарелку, она подошла к нему. Она улыбнулась и что-то сказала, но он ничего не услышал. В баре было все также тихо. Она вопросительно посмотрела на него.

— Привет, — все, что смог он произнести.

Девушка улыбнулась и молча, одними губами ответила:

— Привет!

Он помолчал, глядя на нее, и спросил:

— Ты меня слышишь?

Она недоуменно подняла брови и что-то сказала, при этом многозначительно кивнув головой.

Она его слышала, она, должно быть, слышала музыку, голоса других людей в баре и его голос тоже. Но он ничего не слышал.

Она улыбнулась и пошла назад к танцующим. Он рассматривал ее. Она была абсолютно не в его вкусе. В принципе, как такового вкуса у него не было, он встречался и спал с очень разными женщинами, но эта была абсолютно не его тип. Это он знал точно.

Но она была одна, кто видел его и кто слышал его, и он не хотел терять этот хоть ничтожный, но все же шанс.

Когда танец закончился, она подошла к нему. Он спросил:

— Не хочешь поехать ко мне?

— Зачем? — молча спросила она

— Есть бочонок хорошего пива и водка.

Она неуверенно пожала плечами.

— Не знаю, можно, конечно.

Они пошли в раздевалку, оделись, вышли и сели в машину. На улице все так же было темно.

"Интересно, — подумал он, — сколько уже прошло дней?"

Он посмотрел на часы. Стрелки двигались уже гораздо медленнее. Может это действительно еще один шанс?

Зазвонил телефон. Он подумал и достал его из кармана. Скрипучий голос кричал:

— Ты что делаешь? Ты куда ее везешь? Как ты с ней собираешься общаться? Ты даже не слышишь ее!

Он выключил телефон, повернулся к ней и сказал:

— Кто-то ошибся…

Они приехали в его квартиру. Там царило полное запустение. На полу под слоем пыли валялись какая-то одежда, книги, коробки, пакеты и много другого мусора. Везде лежал слой пыли, кое-где по углам висели кружевные платки паутины.

На столе стояла бутылка водки и бочонок пива. Водка была на две трети выпита. Они допили ее, запивая пивом.

Потом он поцеловал ее.

Он открыл глаза. Похоже было, что наступило утро. Еще одно грязное серое утро.

Рядом с ним спала девушка. Он посмотрел на нее и неожиданно для самого себя улыбнулся. Девушка заворочалась, просыпаясь, открыла глаза, увидела его, зевнула, прикрывая рот рукой, и, улыбаясь, сказала:

— Доброе утро.

И он услышал ее. Он услышал ее голос. Он ответил ей:

— Привет. Хорошо спала?

— Отлично.

Он прижал ее к себе и поцеловал.

— Останемся в постели на целый день, — сказал он.

— Да, давай еще немного поспим. Еще рано.

Он уснул рядом с ней, обнимая ее, уткнув голову в ее волосы.

Когда они через пару часов проснулись, сквозь темные тяжелые шторы в комнату било яркое солнце…

Николай Григорьев

Записки Падающего и Свинья-оракул

Только что вспомнил, что у меня в сумке есть блокнот, а в кармане ручка. Хоть воздух (или что это такое) и свистит в ушах, и иногда меня переворачивает вверх ногами, писать можно. Страх, с которым я жил первое время, не ушел окончательно, но я хотя бы могу думать и шевелить руками.

Было так — я шел по дороге, по Реутовской улице, я засмотрелся на двух скандалящих теток — и провалился в канализационный — или какой там — люк. Я больно ударился плечом о крышку люка — она лежала с краю — и бедром о стенку какую-то.

Господи!

С тех пор я падаю.

Сначала я вообще ничего не чувствовал от ужаса — не знаю, где летел, потом стало ясно, что это все же колодец: смутно были видны стены, потом они куда-то исчезли, хотя я вижу собстенные руки с странном коричневом свете.

Я не понимаю, почему я еще не сгорел: дышится нормально — в воздухе есть кислород; скорость большая.

Господи, господи, господи!

Что со мной? Где я? — x x x-

Часа четыре ничего не писал — сначала кричал, как безумный, проклинал все вокруг, потом было совсем плохо. Сейчас нормально.

Еще раз — в полшестого вечера я свалился в канализационый люк. Сейчас 8.30 утра. Я продолжаю падать. Ха-ха! Падать — сосотояние невесомости, кручусь в любом направлении…

Дома, наверное, уже беспокоятся, звонили в милицию. Им и в голову не придет, что я на Реутовскую пошел.

Удивительно, что не хочется есть и спать. Хотя скучно безумно.

Где же дно? Я еще вчера, часов в 7, попрощался с жизнью, простил всех и у всех попросил прощения.

Но где же это чертово дно!!!

(четыре строки неразборчиво)

… Стране Чудес проваливается в кроличью нору. Не могу вспомнить, что там было на дне, но летели они тоже долго. Хорошее слово «тоже». Хотя если здесь на дне — Страна Чудес наподобие алисиной… Наверное, я стану глубоко верующим человеком. Правда, во что? В улыбку от кота? — x x x-

Мне было весело, и около суток я пел песни. Сегодня — третий день моего полета. Есть и пить по прежнему не хочется. Когда я понял, что слюна отлетает достаточно далеко, я решился помочиться, но потом пожалел. Так мы с жидкостью и плевками вместе и падаем.

У меня очень хорошие часы; что бы я без них делал? А, понял — считал бы плевки, словно звезды, окружил бы себя миллионами этих звезд.

Почему не хочется пить? — x x x-

Произошла куча событий. Я спал. Отключился мгновенно и так же мгновенно проснулся — спустя почти двое суток по часам. Во сне было безумно хорошо, но когда я понял, что продолжаю падать, мною овладело отчаяние.

Может быть, я умер? Может я не провалился в люк, а меня сбила машина? Хотя я прекрасно помню этот люк, и боль в плече чувствовалась дня два.

Что-то странное есть в нашем мире — кроме человеческой души. Я абсолютно спокоен, я должен быть счастлив, ведь счастливы дети, не догадывающиеся, что ждет их впереди. Наверху все устроено не так, как я полагал в течении тридцати лет, значит нельзя представить себе жизни и там, внизу.

Проходят… — x x x-

Боже мой! Вся середина блокнота вывалилась, пока я спал на прошлой неделе. Листочки разлетелись вокруг, я не могу до них дотянутся, они продолжают медленно удаляться.

Сколько труда в них вложено! Сколько мыслей! Долгие часы размышлений. Верилось — это кому-нибудь пригодится. Я всегда так думал о собственной жизни — даже до падения, хотя теперь мне явственно видна чудовищная абсурдность мира наверху.

Я — избранный, падающий.

Я больше не напишу ни строки, я буду творить подобно богу — в мире, неведомом никому, открытом мной, бесконечно глубоком.

Счастье… — x x x-

Прошло двенадцать лет. Я все еще падаю.

Начинает открываться смысл жизни.

(Блокнот найден обходчиком Мосгаза в люке? 167 по Реутовской улице. Кроме блокнота ничего обнаружено не было).

Лето 1994 г. Новокосино.

Новый, 199… Год, мы встречали дома. Было много гостей, еще больше поздравлений, шампанское и водка лились рекой. Уже почти под утро подъехал Сергей с полудюжиной приятелей, все были сильно навеселе; их встретили радостно, тут же начали хором распевать что-то народное, и я, кажется, нес околесицу, размахивая рюмкой.

— О, Дима, Дима! — вдруг закричала Светка, жена Сергея, — у нас же для тебя подарок есть!

… Вы видели несуразные пластмассовые игрушки времен уже ушедших? Они назывались, если не изменяет память, «пупсики», их негнущиеся руки и ноги можно было выломать из туловища, чем все дети успешно и занимались. В некоторых домах, более или менее многодетных, я видел целые ящики таких кукол, а еще раньше, в дни благословенные, я видел, как дети играют в них два голых пупсика, раскинув ноги (иначе они сидеть не могли), видимо, о чем-то очень серьезном беседовали, стукаясь пластмассовыми лысыми головами ведомые рукой очень целеустремленной девочки.