Назим Ракха - Плакучее дерево Страница 8

Ирен посмотрела на прямую напряженную спину мужа и вместе с мальчиком подошла к его сестре. Она с первого взгляда поняла, что у этой женщины что-то не в порядке с ногой. Не хромота, а какой-то другой дефект.

— Как тебя зовут? — поинтересовалась она.

— Эдгар. Эдгар Сайлз. Шэп был моим другом. Он помогал мне. — Мальчик снова прикусил губу. Его лицо сделалось беззащитно-печальным. — Он меня многому научил.

Ирен на мгновение задержала дыхание, затем выдохнула и кивнула.

— Я не хотел обидеть вас. Просто Шэп был классным музыкантом, мэм. Л-лучшим из всех, кого я слышал.

— Все в порядке, Эдгар. Никаких обид.

Порыв ветра взметнул в воздух облачко пыли, и Ирен машинально зажмурилась. А когда вновь открыла глаза, посмотрела на футляр с трубой, который по-прежнему прижимала к груди.

— Знаешь, — задумчиво проговорила она, — я думаю, что ты прав. Шэп захотел бы еще раз услышать звук трубы. Да-да, ты абсолютно прав… И я благодарна тебе за твое предложение. Оно потребовало от тебя немалого мужества, и я ценю твой порыв. — С этими словами она протянула футляр Эдгару. — Сыграй что-нибудь для моего сына. Ему это понравится. Думаю, он был бы в восторге.

Люди, пришедшие на похороны, дугой огибали могилу. С одной стороны от Ирен стояла Блисс, с другой — Нэт. Затем вперед вышел священник, прямой как палка и с узловатыми запястьями. Он открыл Библию и начал читать псалмы («Блаженны кроткие») и стихи из Книги притчей Соломоновых («Даже в смерти праведные находят приют») и Книги Исаи и («Горе жестоким»), после чего добрался до истории Каина и Авеля и Божьего призыва к наказанию. Ирен не слушала его.

Она мысленно видела сына. Шэп пинал обеими ногами черный мяч. Он плакал, потому что за деревьями в небе появилась луна. Он цеплялся за нее, а она читала ему, смеялась и пела. Он катался на велосипеде. Он шагал в школу, первый раз в первый класс. Он играл на трубе и на пианино. Шэп смеялся и улыбался. Шэп был ее сыном, ее мальчиком, ее единственным…

Священник призвал присутствующих к молитве, и все склонили головы.

— Он всегда улыбался, — произнес священник. — У него всегда находилось доброе слово и дело. Он всегда был рядом с Богом, и мы сейчас молимся во имя Господа нашего, Иисуса Христа, Отца Небесного…

Губы Ирен шевелились вместе с губами других молящихся, как у ребенка, который повторяет слова матери, подражая ее мимике, однако плохо понимает, что, собственно, он делает. Она знала лишь то, что не сможет покинуть сына. Во всяком случае, не здесь. Не в одиночку. Не навсегда. И, стоя здесь, поклялась, что никогда не покинет его. Она еще вернется. Вернется сюда, в это место, и останется здесь навсегда. Они будут вместе. Мать и дитя.

И пока она мысленно давала себе обещания, полноватый мальчик, друг ее сына, возник рядом с деревом, плачущим смолистыми слезами, и приблизился к могиле Шэпа. Ирен закрыла глаза и, сделав над собой усилие, заставила себя прислушаться к печальному зову. Отбой, всего четыре простые ноты, своего рода псалом, поэтичный и мучительный в своей лаконичности. Но нет, юный Эдгар Сайлз исполнил не их. Из трубы лилась «Тихая ночь». И Ирен Стенли неожиданно как будто вернулась в Карлтон, где ее сын играл, стоя на краю поля, и его силуэт четко вырисовывался на фоне вечернего неба. И в это мгновение все, что удерживало ее от падения на землю, как будто куда-то исчезло, как летний ливень, который только что стучал по крыше, а уже в следующее мгновение прекратился.

Глава 9. 15 мая 1985 года

Напалм, газ, гранаты. Вонь мочи и дизельного топлива. Зловоние, разъедающее, несмотря на влажность, глаза, носоглотку, кожу. Тебя засасывает в болото, в котором полно пиявок и змей, а в траве рисового поля, в воде, плавает детская рука.

Самая настоящая рука. Белая и раздувшаяся, как рыбина.

И еще стрельба, слева, со стороны леса. Движение. Люди ползут, как чертовы змеи. Стрекот вертолетных винтов. Мокрое оружие и боеприпасы. Все влажное и скользкое, и пушки перемалывают кости и сухожилия. Взрывы в воде, среди зарослей тростника. И останки детского трупика или чего-то похожего на детский трупик.

Нэт проснулся в холодном поту. Простыни обмотались вокруг тела, подушка скомкана. Это была их первая ночь в доме на Индиан-Ридж, и он испытывал ненависть — к дому, его размерам, крошечному, тесному дворику, а больше всего…

Больше всего…

Шэп умер в зале, в дальнем его конце. Он не сводил глаз с отца, судорожно хватая ртом воздух. Нэт сделал все, что мог, пытаясь вернуть сына к жизни. Но не смог. Он видел такие раны во Вьетнаме, затем один раз в Карлтоне, когда старик Друз чистил ружье. Тех, у кого были такие раны, спасти было невозможно. Нэт сбросил простыню, выпрямился и провел рукой по волосам. Его воспоминания о том дне возвратились к нему вспышкой ужаса и ярости. Он чувствовал себя уязвленным и одновременно полубезумным. Он знал, что сделал все возможное, чтобы только спасти сына. Все, черт побери, что было в его силах. Ничего не помогло.

Ничего так и не помогло.

Нэт посмотрел на часы и выругался. Он всю ночь метался в постели и хотел, чтобы Ирен пришла к нему. Ему лучше спалось, когда он чувствовал рядом с собой ее присутствие — ощущал ее запах, слышал негромкие звуки, какие издает спящий человек. Он разговаривал во сне. Но по словам Кэрол, Ирен была так расстроена, что захотела остаться одна. Она была убита горем и подавлена, она была потеряна для него и не знала, что ей делать.

Нэт включил лампу на прикроватном столике и огляделся. Затем уткнулся лицом в ладони и задумался о том, можно ли было как-то предотвратить случившееся. Наверное, можно. Его отец хорошо разбирался в таких делах и, скорее всего, сказал бы, что все могло быть по-другому.

Херб Стенли владел единственной в Карлтоне мясной лавкой и был сильным мужчиной. А еще он всегда заранее чуял неминуемую беду. Когда один тип попытался ограбить лавку, Херб клятвенно заверял родных, что все понял еще до того, как налетчик вошел внутрь. Он попросил Лоретту заняться прилавком и отошел в сторону. В ту самую секунду, когда грабитель выхватил пистолет, Херб набросился на него. Сломал ему три пальца. В свое время он пригрозил Нэту и его брату, что переломает им руки, если поймает их в лесу за рукоблудием.

Нэт встал, натянул боксерские трусы, подошел к окну и попробовал поднять шторы, но те упрямо соскальзывали вниз. Тогда он просто отодвинул их в сторону. Почему-то ему подумалось, что, когда солнце взойдет, оно разбудит жену и Ирен будет вынуждена увидеть, как начинается новый день. Так, как когда-то на ферме. Однако было еще темно, и он отправился в туалет, где облегчился, почистил зубы, побрился и принял душ. Приведя себя в порядок, надел рубашку цвета хаки и брюки, натянул на ноги белые носки и туристические ботинки. Добин просил его остаться дома, но Нэт решил наплевать на совет начальника. Имелся подозреваемый: девятнадцатилетний Дэниэл Роббин, ранее судимый и отбывший наказание. Роббин работал механиком на соседней улице, но в день, когда произошло преступление, куда-то исчез. В доме супругов Стенли обнаружились, причем в огромном количестве, отпечатки его пальцев.

Нэт взял с прикроватного столика пистолет и сунул его в наплечную кобуру. Затем надел рыбацкий жилет и бейсболку. Это была та самая одежда, в которой он ходил вчера и даже позавчера. Брюки грязные и порванные после долгих поисков на речных берегах и в пещерах. Попадись ему этот сукин сын, поклялся самому себе Нэт, он бы пристрелил этого подонка прямо на месте. Просто приставил бы к виску пистолет и спустил курок.

Войдя в зал, он услышал, как похрапывает во сне Кэрол. Ее устроили на ночь в комнате Блисс, которую, в свою очередь, на пару дней оставили у Стубников. Затем Кэрол отвезет ее в Карлтон. Нэту не хотелось, чтобы дочь это время была здесь. А еще он надеялся, что Ирен тоже решит вернуться домой. Так будет лучше во всех отношениях.

Через прямоугольное окно гостиной сочился тусклый свет нарождающегося утра. Взгляд Нэта скользнул по соседним домам к далекой одинокой вершине горы Джефферсон. Купив этот дом, он надеялся, что этот вид и эти бескрайние пустоши каким-то образом компенсируют тот факт, что переездом на новое место он оторвал семью от привычного мира. Тогда он считал, что сумеет внушить им простую истину: без постоянной опеки родственников они все смогут стать сильнее, смогут понять, кто они такие и на что способны. Увы, этого так и не случилось.

Ирен, свернувшись калачиком, устроилась в кресле, у ее ног лежал подаренный матерью афганский плед. Нэт поднял его с пола и накрыл жену, подоткнув под плечи, чтобы ей было теплее. Такой красивой женщины он не видел ни разу в жизни. Ирен всегда поражала его своей красотой, даже в те далекие годы, когда они были детьми и он был способен лишь дразнить ее малым ростом и огромными, оленьими глазами. Не обходилось и дня, чтобы он не дразнил Ирен Люсинду Крейн. Нэт наклонился к жене, поцеловал в лоб и коснулся ее щеки в надежде, что она проснется и увидит, как первые лучи солнца золотят вершины гор. И тогда он взял бы ее за руку и рассказал ей о том, как пытался спасти их сына и как ему это, черт побери, не удалось.