Жаклин Арпман - Полная безнаказанность Страница 8

На самом деле, лет через десять, дела слегка наладились. Однажды Альбертина прочла объявление в газете: издателю требовался корректор. Полагаясь на свои превосходные познания в орфографии и грамматике, она написала ему и забыла об этом, а два месяца спустя получила положительный ответ.

— Сначала издатель отверг кандидатуру Альбертины: в своем письме она ни словом не обмолвилась о каком-либо дипломе, а он — дуралей несчастный! — полагал, что французский выучивают в университете.

Работодатель показал Альбертине письма, полученные от других претендентов, она поняла, почему место досталось ей, и весьма порадовалась упадку образования. Издатель специализировался на выпуске школьных учебников и научных сочинений, авторы которых владели родным языком не лучше отвергнутых претендентов. Жалованье, предложенное Альбертине, показалось сказочным двум женщинам, влачившим полунищенское существование. Альбертина вернулась в «Ла Дигьер» с компьютером, дискетами… и в полном ужасе: она не решилась признаться, что впервые в жизни видит этого зверя! К счастью, Шарлотта уже освоила азы компьютерной премудрости и обучила им свою мать, а потом погрузилась в книги, чтобы пополнить знания.

— Две недели спустя Альбертина сдала первую работу и получила первый гонорар. В погребе оставалось несколько бутылок очень старого вина: мы решили отпраздновать победу и открыли одну из них — вино превратилось в уксус! — Мадлен рассмеялась и продолжила: — И тогда мы продали остальные по цене, которую диктовали их пафосные этикетки. Увы тем, кто попробовал их выпить!

Худшее миновало: теперь были деньги на жизнь, еду и не очень дорогую одежду, но не на дом. Если разбивалось стекло, они шли к старьевщикам, покупали, что придется, обрезали, как умели, вставляли и замазывали.

— Некоторые все еще держатся.

Я это заметил.

— По вечерам Альбертина читала девочкам книжки. Когда очередь дошла до «Робинзона Крузо», малышки смеялись: «А знаешь, мамочка, в нашем доме мы живем как Робинзоны!» И своим дочерям они прочли эту книгу одной из первых.

Не успела Мадлен закончить фразу, как в кухню вошла Сара, с растрепанными волосами и пятнами крови на блузке.

— Девочка моя! Что с тобой?

— Устала и зла как черт. У тебя есть что-нибудь чистое? А ведь я предупреждала этого осла Ларсенуа, что придется делать кесарево! Куда там, он все знает лучше меня: Бланшетта всегда телилась без проблем, чего тут выдумывать!

Я скромно отступил в сторону и отвернулся к окну, пока Сара, прекрасно меня разглядевшая, снимала блузку и мыла голову под краном, не прерывая свой рассказ.

— Я ждала неприятностей и приготовила инструменты. Мне пришлось хорошенько надавить на него, чтобы успеть, пока корова не начала телиться, как хотел этот болван!

— И тогда мать погибла бы, — вполне профессионально прокомментировала Мадлен.

— Бланшетта слишком стара, ее нельзя больше осеменять, но Ларсенуа тот еще старый скупердяй. Ладно! В конце концов я всех спасла.

Покончив с мытьем, Сара соорудила на голове тюрбан из махрового полотенца, переоделась и повернулась ко мне.

— Ну вот вы и познакомились с подноготной жизни деревенского ветеринара.

«А также с изумительной формой груди этого ветеринара», — подумал я, но благоразумно промолчал.

— Я умираю от голода, Мадлен. Он хотел, чтобы я осталась на обед, но я отказалась. Скряга мог вычесть стоимость еды из моего гонорара!

— Надеюсь, ты содрала с него достаточно денег.

— Можешь не сомневаться. Он наверняка поинтересуется у Лербье, не слишком ли я задрала цену.

— Собираешься его предупредить?

— Нет. Не хочу, чтобы он подумал, будто бы я ему не доверяю.

Она присела перед большой миской салата-латука с эстрагоном. Пока длился ее рассказ, я накрывал на стол, следуя указаниям Мадлен, после чего сходил за солонкой и наполнил графин водой. Сара с явным одобрением следила за моими действиями.

— Вы, похоже, прекрасно освоились с нашими порядками, — сказала она.

— Я живу один и вполне способен накрыть на стол.

— Вы сами готовите? — спросила Мадлен.

— Конечно. Не блестяще, но вполне терпимо.

Сара быстро покончила с едой. По двору к консультации направлялись две дамы с корзинками.

Это сестры Летелье. Они позвонили сегодня утром: у их кошек расстройство желудка.

— А ведь я предупреждала, чтобы не поили животных цельным молоком! Что же, тем лучше: два расстройства и одно кесарево — день удался.

Я с радостью остался бы с Мадлен, чтобы послушать продолжение ее повествования, но не хотел раздражить ее чрезмерным любопытством. Мы вымыли посуду, и я удалился.

У себя в комнате я продолжил свои записи. Тогда я еще не понимал, почему меня так завораживает история этих женщин. В конце концов, речь шла всего лишь о медленном упадке семьи, дважды за столетие пережившей финансовый крах, и о молодых особах, изо всех сил старавшихся заработать на кусок хлеба. Я удивился, когда Сара попросила сто евро за комнату своей матери, но куда сильнее меня поразил тот факт, что они не постеснялись обсуждать с Альбертиной претендентов на ее руку при совершенно незнакомом человеке. Я вспомнил двусмысленную шутку времен моего детства:

«Она дергала дьявола за хвост. И однажды спросила себя: а почему только дьявола?»

Я спрашивал у матери, в чем соль анекдота. Она отвечала: узнаешь, когда вырастешь. Я смеялся и обещал себе, что при следующей встрече обязательно скажу ей, что уже понял смысл шутки.

Дело не в семье, дело в доме. Дом совершенно потрясающий. Завтра, если позволит освещение, я его пофотографирую.

Я почувствовал усталость. Мадемуазель Ламбер рекомендовала мне хорошо отдохнуть — последуем ее мудрому совету. Я открыл балконную дверь, надеясь, что коты удостоят меня визитом, лег и мгновенно заснул.

Меня разбудил голос, по чистому, с легкой хрипотцой тембру я сразу узнал Сару.

— Ты рассчитала имитационную модель?

Мадемуазель Ламбер с завидным постоянством рассказывала мне о чудесах компьютерного моделирования, позволявшего с точностью просчитывать бюджет.

— Да.

Это сказала Шарлотта, программистка. Последовала небольшая пауза.

— Эй, в чем дело? Неужели все так плохо?

— Не представляю, как мы выберемся на сей раз. Мы уже задержали налог на недвижимость, к зиме нужно во что бы то ни стало починить крышу — новых снежных бурь она не выдержит, что касается твоего грузовика, Жером считает, что ремонт встанет как минимум в тысячу евро, без стоимости его работы. Он говорит, что деньги будут выброшены на ветер, грузовик того не стоит.

— Вряд ли я смогу позволить себе новую машину.

— Нам даже подержанная тачка не по карману!

Они помолчали.

Шарлотта и Сара находились в нескольких метрах от окна, наверное, сидели на скамейке, загорая под бледными лучами проглядывавшего из-за туч зимнего солнца. Они не могли не знать, что в моей комнате все слышно, но их это не волновало.

Или я ошибаюсь? У меня была дорогая машина, секретарша, компаньоны, возможно, они видели во мне богатую партию для своей матери? Я отбросил эту нелепую идею, сказав себе, что они просто забыли обо мне.

— Если операция «Виши» провалится, нам конец, — сказала Шарлотта. — Останется одно — продать лес От-Диг. Ларсенуа мечтает поделить его на участки и продать.

— Это немыслимо. Семья владеет им двести лет, мама умрет, если придется с ним расстаться.

— Я и сама этого не вынесу. Можешь себе представить, что у нас под носом как грибы вырастут домики «под ключ»?

— С лужайками и детскими качелями!

— С садовыми гномами! И сарайчиком для хранения газонокосилки!

Они рассмеялись. Я различил в этом смехе нотку отчаяния.

— Может, мы поступили неразумно, вложив деньги в проект «Виши»?

— Перестань, Шарлотта, на них и полкрыши было не починить.

— Черт побери! Как мы дошли до такого? Работаем все трое, зарабатываем на жизнь!

— Слишком мало. Всегда чуточку не хватает. «Ла Дигьер» пожирает нас живьем. В этом году — крыша, в прошлом — водосточные трубы, два года назад — бойлер, нужно протапливать даже те комнаты, где никто не живет, чтобы не сгнили перекрытия. Счета приходят сумасшедшие.

— Антуан предлагал мне подумать об ипотеке.

— Бред! Из чего мы будем выплачивать проценты? Чем закладывать, лучше уж тогда сразу продать.

— Ты рехнулась?

— Нет. Да. Ты права: нас все считают чокнутыми.

— Так оно и есть! Не будь мы чокнутыми, Шарлотта, жили бы сейчас в Л***, в четырехкомнатной квартире с кухней и ванной, обставленной икейской мебелью, сидели бы на диванах, обтянутых искусственной кожей, и любовались через большое окно панорамой города, попивали бы аперитив — скажем, мартини со льдом, если он еще в моде, в ожидании, пока Мадлен приготовит ужин. Она получала бы приличное жалованье, ты не носила бы одежду секонд-хэнд, я открыла бы ветеринарный кабинет в городе, лечила бы кошечек и собачек — и никаких тебе кесаревых сечений и искусственных осеменений. Вместо этого мы торчим на трухлявой скамье, которая не сегодня-завтра обрушится под нашей тяжестью, и смотрим, как небо на западе меняет цвет, а последние лучи солнца освещают вершину старого дуба, посаженного в честь рождения Октава Трамбле де ла Дигьера, который, если существует жизнь после смерти, встал бы из могилы, чтобы помочь нам, ведь мы были достойными наследницами, мы посвятили его владению свои жизни, как он сам, его сын, сын его сына и как сделают наши дочери, если мы выкарабкаемся!