Евгений Гришковец - Реки Страница 8

День был солнечный, и я то снимал шапку, то надевал её снова. И вдруг выронил её, и она полетела вниз. Мост, который якобы построили пленные японцы, высокий-высокий. Шапка летела вниз долго и упала на льдину. Льдина скользнула под мост, я перебежал на другую сторону и долго смотрел, как уплывала на льдине моя шапка. Лед трещал, ломался, было так много движения, и картина ледохода беспрерывно менялась, но я долго видел, как крохотным черным пятнышком уплывала по реке моя старая шапка. Как страшно было видеть, как привычный и родной мне, такой простой предмет, моя шапка, вдруг, стала частью мощной стихии.

Меня поругали за шапку, весну я доходил в лыжной шапочке, я дальше уже не помню точно… Только родителям я не рассказал, что случилось, просто сказал, что шапка пропала в школе и все. Про ледоход я не стал говорить. Опасался.

Я отлично запомнил, как уплывала моя шапка. Мне тогда было неведомо, куда течет река. Она мощно текла куда-то в даль. Это потом я узнал, а точнее, осознал и почувствовал, что моя река и река на карте имеют одно название не случайно. Вот на эту речку нанизаны три города, а дальше она вливается в совсем большую реку, и течет эта река еще дальше, и в основном по безлюдным сибирским километрам.

Как странно. Я ведь и тогда, стоя на мосту, не думал, что моя шапка будет так плыть, плыть и потом попадет в море, и там её проглотит акула, а потом эту акулу поймают туземцы, вскроют ей брюхо, а там моя шапка. То-то они бы удивились. Я так не думал. Было ясно, что никаких акул там дальше, вниз по нашей реке, нет и быть не может, и теплое море и острова с туземцами тоже совсем в другой стороне. Так что какой смысл фантазировать.

А когда мы с папой плыли на теплоходе по Черному морю, папа предложил написать записку, засунуть её в бутылку, бутылку хорошо закупорить и бросить в море. Просто так, приключения ради. Как я был рад! Я аккуратно написал в записке свои фамилию, имя, возраст, номер школы и класс. Написал название нашего города. И больше не знал, чего еще написать. Но, мне кажется, что этого было совершенно достаточно. Мы бросили бутылку за борт, и фантазия разыгралась невероятно. Я несколько лет сладко думал о той бутылке и даже чего-то ждал… А в нашу реку я не видел смысла бросать бутылку с запиской.

Как же странно! Огромная территория Сибири… Её размеры трудно представить, а осмыслить, по-моему, совсем нельзя, но на всей этой территории от Урала до Байкала нет никаких… Я даже не знаю, как сказать… Ну нет никаких удавов или просто сильно опасных ядовитых змей. Нет тарантулов и сколопендр, нет даже скорпионов. На всей территории Сибири не встречаются какие-нибудь удивительные и опасные животные. Их там нет. Нет каких-нибудь опоссумов или утконосов, нет каких-нибудь редких ленивцев или муравьедов. То есть таких, за которыми гонялись бы зоологи, и владельцы зоопарков мечтали бы о таких. Нет даже ядовитых лягушек или гигантских черепах. Есть только зайцы, лисы, косули, лоси, барсуки, волки и медведи. Их, конечно, видели не многие, но чучела этих животных пылятся по всей Сибири в краеведческих музеях. Причем, от Урала и до Байкала водятся, в общем-то, одни и те же животные. Одни и те же! А в речках и озерах нет и не будет пираний или хотя бы гуппий. Я не говорю про дельфинов, акул или скалярий. Хотя бы одна медуза. Маленькая! Хотя бы крохотный кальмар или осьминог. Пусть не сейчас. Пусть бы дедушка хоть раз сказал бы, что он помнит, как в нашей реке водились электрические скаты, пусть маленькие, пусть не красивые… Нет! Только барсуки и медведи, которых никто не видел. А в водоемах только пескари, ерши, да окуньки.

Лес за городской чертой не страшил, не тревожил воображения, там невозможно было нафантазировать себе гориллу или анаконду. Некий волк, которого конечно можно было себе представить и его побояться, все же очень был похож на нормальную, только очень уж злую собаку. Его можно было бояться только совсем в раннем детстве. Тех медведей, которых я видел в цирке, их вообще бояться было нельзя. Они были худосочные, в намордниках, бегали на задних лапах, как-то комично вихляясь, и попрошайничали. Еще они плохо ездили на велосипедах и еще хуже играли в хоккей. В смысле, медведи играли в хоккей хуже, чем мои друзья и я, а на велосипеде ездили, как трехлетние дети. Зачем такое показывать в цирке?

Конечно, когда-то по Сибири ходили мамонты, этакие огромные, волосатые слоны. Но все это было уж совсем давно, тогда и про динозавров можно фантазировать с тем же успехом.

Еще на всей сибирской земле нет и никогда не было ни одного рыцарского замка. Никогда никакие крестоносцы не доходили сюда. Здесь не было великих сражений, да и вообще, практически никаких сражений не было. Рыцари и крестоносцы были бы очень полезны для каких-то неведомых ощущений. Романы Вальтера Скотта были далекими, события происходили в его книгах там, в недосягаемых пределах… Я читал эти книги, смотрел фильмы, мы с друзьями делали из штакетника себе мечи, щиты из фанеры или из крышек от кастрюль и ведер. Делали луки и играли в Робин Гуда. Уверен, что британские мальчишки тоже это делали и делают. Но вот интересно, с каким чувством я играл бы в крестоносцев или в Ричарда Львиное сердце, или Короля Артура, зная, что он когда-то жил в моем городе, здесь сражался, устраивал турниры, а недалеко от Предзаводского района стоят руины его замка. И к тому же там, где жили рыцари, все-таки водились драконы и единороги.

Даже наш Александр Невский разбил крестоносцев очень далеко от моего города, и не в Сибири. (Кстати, хоть Александр Невский был и наш, и разбил крестоносцев, но крестоносцы были нам, мальчишкам, интереснее. Интереснее своими рогатыми шлемами, длинными мечами… вообще интереснее.)

До Сибири не дошел даже Наполеон, я уже не говорю про греков и римских легионеров. Здесь никогда не было пиратов. Душегубы и разбойники конечно были. Но чего хорошего в мужике с бородой, в тулупе, с топором, который грабит, в общем-то, такого же, только без топора. В это играть или думать об этом было не интересно. В это невозможно было играть.

А что же было в Сибири? Было все то, что мы изучали по истории родного края. То есть был Ермак со своими казаками. Это было не плохо, только Ермака быстренько убили, и он, если быть точным, не дошел и близко до того места, где родился мой дед, отец и я.

Потом были поселенцы из разных российских губерний. Но эти поселенцы совсем не похожи были на героев Фенимора Купера. Они не ехали в фургонах, не носили шляп, не стреляли из винчестеров и не сражались с индейцами. Не сражались, потому что не было этих самых индейцев.

Потом в Сибири нашли невиданные полезные ископаемые и из-за этого вся карта моих родных мест усеена черными квадратиками, треугольничками, кружочками. Дальнейшая, а точнее, ближайшая история – это история оснований и строительств комбинатов, заводов, шахт. Как же трудно было запомнить, удержать в памяти, хотя бы для одного урока, чтобы после этого урока все напрочь забыть… То есть как трудно было запомнить важные даты, когда нашли уголь или руду, кто нашел, когда построили тот или иной комбинат, и кто его строил, сколько еще осталось в нашей земле запасов угля, руды и еще каких-то полезных ископаемых. Как трудно было все это учить и еще труднее это любить! Несколько успокаивала та информация, что руды, угля и прочего у нас было так много, как нигде в мире. Вот это было запомнить легко. Но лучше был бы хотя бы один рыцарский замок, а дедушка сохранил бы какую-нибудь ржавую шпагу или мушкет.

Когда-то через мои родные места, правда когда еще не было моего родного города, провезли декабристов. А во время гражданской войны в нашем городе даже стоял адмирал Колчак. Но эти факты меня ни раньше, ни сейчас особенно не вдохновляли и не подпитывали. Эти события не оставили никаких следов ни в городе, ни в моей жизни.

Зато на границе того района, где я прожил довольно долго и другого района, где я никогда не жил, есть тюрьма. Её называют «Пятёрочка». Просто тюрьма №5. Она обнесена обычной беленой стеной с вышками и колючей проволокой, прожекторами и прочими атрибутами. Эта тюрьма здесь давно, в ней «сидят» опасные преступники. И сколько же таких вот стен и вышек стоит от Урала до Байкала. И как же неведома мне та жизнь, которая там, за этими стенами. Там другая планета. Я с самого детства чувствовал особый ужас, который сочился из огней, освещавших «пятёрочку». От этого света, от того, что за этими стенами происходит, и от той планетарно другой жизни, которая как-то там идет своим, каким-то ужасным чередом… От всего этого, как говорится зарекаться нельзя. Но… А что но? Что я могу про это сказать? Я не буду говорить про ЭТО. Про ЭТО и про Сибирь, в связи с ЭТИМ, так много сказано. Сказано по-разному…

Не буду говорить, потому что страшно! Страшно каким-то неформулируемым страхом, как от высоты, когда все пустеет где-то в животе, а потом пустота падает в ноги, в пятки, и этот ужас сковывает дыхание, сердце, волю… Но страх высоты возникает даже не от возможности упасть с высоты, а пугает сама высота. Высота пугает самим фактом… высоты. Если вы, конечно, боитесь высоты. Так же и те стены, и тот свет… Тот свет когда-то коснулся и истории моей семьи, моего прадеда, других неизвестных мне родственников, от которых остались только старые фотографии, а от кого-то не осталось ничего.