Эрскин Чайлдерс - Загадка песков Страница 8

Не исключено, что за унылый оборот, который приняли мои мысли, стоило винить неудобную позу. Ночной отдых и «утренняя ванна» не слишком подготовили меня к соприкосновению с острыми краями и твердой поверхностью. Тут Дэвис вдруг очнулся.

– Эге, да тебе, наверное, не очень удобно? Дать на что присесть? – С этими словами он переложил руль немного на ветер, выждал миг, словно подсчитывая пульс, бросил быстрый взгляд в ту же сторону, после чего нырнул вниз и через секунду вернулся, таща пару подушек.

От этих роскошеств во мне, как ни парадоксально, пробудились угрызения совести.

– А я могу хоть чем-нибудь помочь?

– О, не переживай, – откликнулся мой товарищ. – Мне казалось, тебе не помешает отдых. Ну разве не здорово идем? Слева по борту виднеется, надо полагать, Эккен. – Он вглядывался в берег через пространство под парусом. – Вон там, где деревья. Не хочешь взглянуть на карту?

И он протянул ее мне. Я не без труда управился с ней, потому как при малейшем ослаблении бдительности лист норовил свернуться в трубочку, словно часовая пружина. Я не дока по части карт, поэтому доверие, выказанное Дэвисом после изрядной порции небрежения, заставило меня занервничать.

– Видишь Фленсбург, да? – спросил приятель. – Мы сейчас здесь. – Он ткнул пальцем в довольно неопределенный район пестрящей значками карты. – С какой стороны надо нам огибать буй?

Я море-то от суши с трудом мог отличить, куда там разобраться с буем.

– Не забивай голову, – продолжил он. – Уверен, тут везде достаточно глубоко. Как понимаю, тут проходит фарватер для пароходов.

Через пару минут мы миновали означенный буй, причем явно с неправильной стороны, потому как под нами проступили вдруг неуютно отчетливые очертания водорослей и песчаной отмели. Но Дэвис только махнул рукой.

– Это не настоящее море, и шверт опускать нет надобности, – заметил он, смысл высказывания остался не совсем ясен. – Прелесть этих шлезвигских вод в том, что яхта таких размеров пройдет практически где угодно. Навигации почти не требуется, вот почему…

В этот момент под ногами у нас скорее почувствовался, чем послышался шорох.

– Мы сели на мель? – с завидным хладнокровием спросил я.

– О, она проскочила, – отозвался он, слегка нахмурившись.

«Дульчибелла» «проскочила», но этот эпизод послужил причиной для некоей наивной досады Дэвиса. Я склонен относить эту черту к мелким странностям характера моего друга. Он напрочь лишен назидательной педантичности, которую развивает яхтинг в людях, посвятивших себя этому занятию. Поручив полному профану в этих делах чтение карты, Дэвис получил прекрасный повод прочитать мне лекцию и нравоучение, но не воспользовался им. Так и его небрежение мной в течение утра объяснялось, скорее, привычкой и бессознательным стремлением все делать самому. С другой стороны, мастер своего дела, как уяснил я позже, опытный, находчивый и умелый моряк, Дэвис был подчас подвержен присущей исключительно яхтсменам-любителям неуверенности, выглядевшей наполовину смешно, наполовину глупо. Я склоняюсь к мысли, что оба этих качества проистекали из одного источника – его ненависти к любого рода самовозвеличению. Этим же объясняю я и факт, что Дэвис и «Дульчибелла» не придерживались столь свойственного яхтам и яхтсменам показного этикета: он никогда не щеголял в «морском костюме», она никогда не несла на мачте национального вымпела.

Мы обогнули низкий, поросший травой мыс, который я только что заметил.

– Надо делать фордевинд, – заявил Дэвис. – Просто подержи руль, хорошо?

И, не дожидаясь согласия, он уже налег на грота-шкот. Кое-какие навыки управления румпелем у меня имелись, но поворот фордевинд – маневр весьма сложный. Вряд ли хоть один яхтсмен удивился бы, услышав, как гик, воспользовавшись возможностью, с оглушительным грохотом перекидывается на другой борт и опутывает меня и румпель шкотом.

– Фордевинд с остановкой, – грустно прокомментировал Дэвис. – Ты еще не привык к «Дульчи». Она очень отзывчива на руле.

– Куда надо править-то? – ошалело спросил я.

– А, не беспокойся, я возьму румпель, – отозвался он.

Мне подумалось, что самое время прояснить ситуацию.

– Я полный профан по части хождения под парусом. Тебе придется многому меня научить, иначе в один прекрасный день я устрою тебе кораблекрушение. Понимаешь, когда я плавал, там всегда был экипаж…

– Экипаж! – раздалась полная царственного презрения реплика. – Ха, да удовольствие от этой затеи состоит именно в том, чтобы все делать самому.

– Вот-вот, сегодня утром я в этом убедился.

– Мне чертовски жаль! – Его отчаяние и раскаяние выглядели немного комично. – Но есть и еще кое-что, в чем ты можешь быть полезен, как никто другой.

Дэвис резко смолк.

Мы шли вдоль берега небольшой бухты, направляясь к расселине в низком берегу.

– Это залив Эккен, – сообщил Дэвис. – Давай заглянем в него.

И через пару минут мы уже дрейфовали по узкому проливчику, за которым открывалось большое водное пространство. По обоим берегам шли дома. Некоторые буквально нависали над водой, другие выходили к ней деревянной лестницей или миниатюрным причалом. Вьюнок и роза оплетали стены и крылечки. В затоне на одной стороне размещалась грубо сделанная пристань с несколькими маленькими шмаками[16], говорившая о наличии незначительного масштаба торговых интересов, тогда как небольшое уличное кафе с покосившимися беседками и усыпанными листьями столиками свидетельствовало о столь же незначительно развитой сфере туризма. Преобладающая цветовая гамма из оранжево-красных тонов частично объяснялась окраской деревянных стен домов и иных построек, частью относилась на счет кустарников и деревьев, которых успели уже коснуться проворные пальчики осени. Вот так и скользили мы по этой роскошной морской аллее, пока та не закончилась, влившись в широкое водное пространство, где наши паруса, жалобно трепетавшие на мачтах, не затихли удовлетворенно, наполнившись ветром.

– К повороту! – напряженно скомандовал Дэвис. – Нам предстоит пройти через это еще раз.

И мы повернули.

– Почему бы не бросить якорь и не задержаться здесь?! – возопил я, любуясь на берег, расстелившийся перед нами во всей красе.

– А, мы видели уже все, на что стоило поглядеть, да и нельзя упускать такой бриз.

Для Дэвиса всегда было пыткой чувствовать, как попутный ветер бесполезно утекает прочь, пока он стоит на якоре или торчит на берегу. Берег в его понимании являлся субстанцией второсортной, служащей всего лишь полезным приложением к морю в качестве источника необходимых припасов.

– Давай-ка перекусим, – предложил мой друг, когда мы продолжили путь по фиорду. Образы прохладительных напитков, аппетитных салатов, белоснежных салфеток и внимательных официантов с издевкой помахали мне в воображении.

– Язык в ящике под диванчиком правого борта, – раздался глас судьбы. – Пиво под настилом, в льялах[17]. Я пока обогну тот буй, а ты, если не против, приступай без меня.

Я уныло повиновался, однако спертый воздух и скрюченное положение помутили, должно быть, мои способности, потому как, открыв ящик под кушеткой и пошарив в нем рукой, я выудил липкий предмет, оказавшийся банкой с лаком. Я с возмущением запихнул ее назад и попробовал достать соседнюю, отчаянно сражаясь с креном яхты и острыми краями швертового колодца. В полутьме виднелась мешанина покрытых испариной и источающих аромат сырости жестянок различных размеров. Размокшие и расплывшиеся этикетки, напоминающие ободранные объявления на афишной тумбе, говорили о супах, карри, говядине, тушенке и прочих таящихся внутри деликатесах. Я выбрал банку с языком, вернул малоприятные ароматы в заточение, задвинув ящик, и отправился на поиски пива. Да, хранение в льялах, видимо, не вредит пиву, думал я, опустившись на колени и поднимая доски, но меня устроил бы более доступный и менее влажный винный погреб, нежели впадины между склизкими чушками балласта, откуда я выуживал бутылки. Я оглядел с таким трудом добытые и не слишком презентабельные яства, чувствуя легкое головокружение и полное отсутствие аппетита.

– Все достал? – крикнул Дэвис. – Открывалка висит на переборке, тарелки и ножи в буфете.

Я покорно исполнил долг. Ножи и тарелки встретили меня на полпути – буфет располагался с наветренной стороны и сейчас клонился книзу. Стоило открыть защелку, как посуда прыгнула прямо мне на грудь, после чего с грохотом и звоном посыпалась на пол.

– Такое часто случается, – послышалось сверху. – Не переживай! Небьющихся нет. Иду вниз, на помощь.

И он пришел, оставив «Дульчибеллу» следовать своему разумению.

– Пойду-ка лучше на палубу, – сказал я. – И какого дьявола нам было не пообедать с комфортом в Эккене, а не устраивать этот чертов пикник? И куда тем временем идет яхта? И как мы будем есть на этом наклонившемся столе? Я по локти в лаке и грязи и по колено в битой посуде. А теперь еще и в пиве!