Джузеппе Д`Агата - Римский медальон Страница 8

— Эй, приятель!

Эдвард шевельнулся, открыл глаза и с трудом поднял голову:

— А… Что случилось?

Женщина рассмеялась:

— Мамма миа! Я уж решила, что ты готов…

— Где я? — Эдвард беспомощно озирался. Единственное, что он знал сейчас достоверно, было: женщина, так грубо разбудившая его, — итальянка, а спящий вокруг город — Рим.

— Уж прости, что не дала поспать. Дверца была открыта… Да и видок у тебя тот еще. — Девица помогла Эдварду выбраться из машины.

Что-то более или менее связное начало всплывать в его памяти.

— Таверна… Здесь есть таверна «У Ангела»?

— «У Ангела»? Хотелось бы знать, где это? — Девица усмехнулась. — «У Ангела»! Боюсь, дружок, что единственный ангел в этих краях — это я, а посему, если ты хочешь подкрепиться или просто расслабиться, — она оглядела Эдварда с профессиональным цинизмом, — можем заглянуть ко мне. Это здесь рядом.

— Не беспокойся. Ничего не нужно, кроме… таверны «У Ангела».

— Далась она тебе в этот час!

— Таверна «У Ангела», — упрямо повторял Эдвард.

— Ну, тебе виднее.

Незнакомка пожала плечами и продолжила свой путь. Эдвард сделал несколько неуверенных шагов. Решительно ничто здесь не напоминало их с Лючией ночной маршрут.

Женщина обернулась:

— И куда же ты пошел бродить в такое время? Вон за углом полицейский участок. Может, там что-нибудь знают. Но я туда не ходок. Предпочитаю держаться от этих ребят подальше.

— Спасибо за совет, синьора!

— Да брось! Какая я тебе синьора… — И, покачиваясь, женщина свернула в ближайший переулок.

Комиссариат полиции действительно находился неподалеку, в здании старинного монастыря, о чем уведомляла табличка рядом с застекленной дверью.

Недолго думая, он поднялся на ступеньку и толкнул дверь. В столь ранний час в приемной комиссариата посторонних не было. Какой-то полицейский чин в расстегнутом мундире сидел за обшарпанным столом и отсчитывал чаевые мальчику-посыльному, который принес термос с кофе из соседнего бара. Второй полицейский, рангом пониже, пришивал к куртке пуговицу. Взглянув на вошедшего, полицейские переглянулись, и старший бросил какую-то фразу, но слов Эдвард не разобрал. Это был диалект, на котором разговаривали коренные жители этого старейшего района Рима, как бы давая понять, кто главный в этом городе.

Эдварда усадили, напоили горячим кофе и — скорее, чтобы скоротать пустые утренние часы, — выслушали, кивая и причмокивая губами. Он был далеко не первым иностранцем, с которым таким же вот ранним утром доводилось беседовать полицейским за годы своей негромкой служебной карьеры.

— Значит, говорите, проснулись в машине?

— Я понимаю, что вся эта история, когда рассказываешь ее вот так, выглядит довольно нелепо. Но ведь где-то же есть в этом районе таверна «У Ангела»?

Старший полицейский покачал головой:

— В нашем округе нет такого заведения. А я, надо сказать, местный житель. Так что…

— Но это же абсурд! — Эдвард чувствовал себя обессиленным. — Ведь со мной была девушка и, главное, сумка…

— Ну, это уже кое-что проясняет. Сумка, говорите? А что было в сумке? Ценные вещи?

— Для меня весьма ценные. Там были микрофильмы.

Полицейский по-новому взглянул на Эдварда и даже придвинулся в его сторону:

— Микрофильмы? Интересно. Очень интересно…

— Уж не решили ли вы, что я иностранный шпион?! Я ученый, профессор, историк литературы.

— Тогда при чем тут микрофильмы?

— Ни при чем. — Эдвард старался сохранять спокойствие. — Эти микрофильмы я сделал для удобства в работе. На них страницы дневника Байрона.

— Байрона… — Полицейский пошарил глазами по потолку, словно там надеялся получить ответ, что это за чертова английская фамилия. — Послушайте-ка, профессор, не горячитесь, ведь вы все же здорово перебрали этой ночью, если верить вашему рассказу.

— Я не был пьян и все отлично помню… Ну, почти все, до определенного момента.

— И как вы оказались в машине?

Терпение Эдварда лопнуло.

— Послушайте, ничего я вам больше объяснять не буду, потому что мне нечего объяснять. Уж лучше вы объясните мне, где находится таверна!

Он хотел было встать, но полицейский жестом остановил его:

— Хотите, скажу вам, что я думаю по этому поводу? Это самое банальное ограбление с применением самых банальных шулерских приемов, синьор.

— Да, но таверна… Где она?

— И где ваша таверна, я не знаю. Знаю только, что преступники способны придумать все, что угодно, лишь бы надуть простофиль. А иностранцев и подавно. Вам хорошо знакома девушка, которая была с вами? Имя? Фамилия? Адрес?

Полицейский уже собрался записывать. Эдвард покачал головой и поднялся:

— Нет-нет, не имеет смысла. Я сам найду таверну, и все разъяснится. Спокойной ночи!

Полицейский положил ручку и тоже встал.

— Доброе утро! Почти семь часов. Нет смысла искать таверну. В это время они все закрыты. — Полицейский насмешливо смотрел на Эдварда. — Не прощаюсь. Мы еще увидимся с вами, когда придете писать заявление о краже.

Эдвард вернулся к машине, сел за руль и хотел уже включить зажигание, как вдруг заметил на соседнем сиденье блестящий предмет. Он осторожно взял его в руки.

Это был медальон Лючии. Он казался теплым, будто его только что сняли с тела. Эдвард некоторое время рассматривал вещицу, как вдруг услышал знакомую мелодию. Кто-то невидимый насвистывал ее в переулках. Это была мелодия той самой песни, которую исполнял ночью гитарист в таверне «У Ангела»…

Эдвард выскочил из машины, метнулся в одну сторону, в другую, снова сел за руль и начал петлять по улочкам, следуя за мелодией. Он то набирал скорость, то резко тормозил, пугая голубей и кошек, и наконец оказался в тупике. Дорогу ему преградило старинное здание в стиле барокко. Эдвард в отчаянии опустил голову на руль. Мелодия внезапно оборвалась. Переключив передачу, Эдвард подал машину назад и, поблуждав еще немного в переулках, выехал на свежий, умытый поливальными машинами бульвар Трастевере.

В этот час по виа Маргутта проходили только зеленщики и молочники. Привратник дома 53 В медленно раскрыл ворота.

Эдвард дождался, когда привратник ушел в бар напротив, потом вышел из машины и быстро свернул в подворотню. Ему не хотелось привлекать ничьего внимания своим растерзанным видом.

Эдвард повторил уже проделанный накануне путь через дворик, быстро поднялся по лестнице и остановился у двери квартиры номер 13. Позвонив несколько раз и не услышав ответа, он принялся настойчиво стучать кулаком. Но тщетно. Никто не отзывался. Наконец медленно открылась дверь квартиры напротив. Пожилой синьор в тяжелом махровом халате, накинутом поверх пижамы, смотрел на Эдварда. Это был тот самый человек, который вчера, сидя в своей полутемной комнате, не спускал глаз с экрана старого телевизора, следя за репортажем из британского посольства.

— Вы кого-то ищете?

Эдвард резко обернулся. Нервы его были на взводе, сердце бешено стучало. Однако синьор выглядел безобидным и совершенно спокойным.

— Здесь живет человек, который мне очень нужен.

— Здесь никто не живет. Но, кажется, я понял. Вы тот самый синьор, что звонил мне вчера.

Эдвард подошел ближе:

— Звонил? Вам?

— Вы звонили вчера и спрашивали художника Тальяферри. Я брал трубку. Но я ведь уже объяснил: художник Тальяферри умер.

— Этого не может быть! — воскликнул Эдвард. — Я получил от него письмо всего две недели назад. Он приглашал меня приехать в Рим для важного разговора. Он ждал меня весь позавчерашний день.

Пожилой синьор молчал.

— Когда же он умер? От чего? Внезапно заболел? Несчастный случай? Ради всего святого, что случилось? — Голос Эдварда эхом отдавался в лестничном пролете.

Пожилой синьор покачал головой:

— Ровным счетом ничего такого. Художник Тальяферри умер сто лет назад.

Потрясенный Эдвард потерял дар речи. А синьор между тем отступил с порога и жестом пригласил его в квартиру.

По темному коридорчику он провел Эдварда в комнату, тоже погруженную в полумрак и наполненную странным стрекочущим звуком.

— Проходите. Скромное жилище скромного пенсионера. Уж не взыщите.

Старик открыл ставни на двух окнах, и в помещении стало светло. Они находились в довольно просторной гостиной. Обивка дорогой старинной мебели или вытерлась, или была изъедена молью, давно не чищенный паркет выглядел неопрятно, выцветшие стены были завешаны старинными гравюрами, и повсюду — на запыленных столах и полочках — стояли и лежали десятки самых разнообразных часов, и все они ходили. Так вот откуда был этот стрекот! Пожилой синьор довольно огляделся: коллекция часов была его единственным богатством и гордостью. В углу стоял телевизор с огромным кинескопом, напротив него — продавленное плюшевое кресло. Дверь с матовым стеклом вела во внутренние помещения. За ней был видел только полумрак. Эдвард подумал, что неплохо было бы открыть окно — так душно было в гостиной. Он ослабил узел галстука.