Алексей Слаповский - Пересуд Страница 8

И Наталья решилась ехать с ним. Она расплакалась, призналась, что чувствует себя перед Леонидом виноватой, сказала, что он еще будет ею гордиться, что она стала совсем другим человеком. Торопливо собралась: уезжаем немедленно! На вокзале, узнав, что автобус уходит на два часа раньше поезда, объявила: хочу автобусом. На возражение Леонида, что поезд будет в Сарайске раньше, ответила:

— Я хочу не раньше приехать, а раньше уехать, неужели непонятно?

В автобусе замолчала, замкнулась.

Поймав тоскующий взгляд, который она бросила на две бутыли с пивом в руках появившихся работяг, Курков нахмурился. Запасной вариант у него был, но не хотелось к нему прибегать.

Скучный мужчина лет сорока — Тепчилин Анатолий. Он детдомовец и сирота, но человек при этом правильный, склонный к домашности. Долго работал на заводе газового оборудования, ему дали сперва комнатку, а потом квартирку. До тридцати лет не женился, выбирал женщину по характеру. Баловство ему претило. То есть, он бы не прочь, если с порядочной, но в том и проблема: порядочные баловством не занимаются, а непорядочными он брезгует. Как ни крути, жениться все-таки надо. Женился он старинным обычаем — через сваху. Была женщина у них в доме, о которой шел слух, что она сводит мужчин и женщин в возрасте. Не через газету или какой-то там Интернет, что зазорно и паскудно, а живым способом. Тепчилин раз пять с нею особенным голосом поздоровался при встрече и, проведя эту подготовку, явился к ней в одиннадцать часов вечера (чтобы соседи не заметили) и попросил помощи. Соседка обрадовалась. Не прошло и месяца, как Тепчилина познакомили с Варей Шикуновой. Она ему не понравилась: старовата, за тридцать, глаза как у сектантки, черные и непроницаемые, чего-то там себе видят и думают, фигура так себе и на щеке большое родимое пятно, похожее очертаниями на остров Мадагаскар. Но зато Тепчилин увидел в ней готовность к послушанию. Качество редкое, почти исчезнувшее. И он решил жениться.

Варя оказалась, действительно, послушна и даже угодлива.

Однако насладиться семейным счастьем жизнь не дала — завод обанкротился, Тепчилин потыкался туда-сюда, потом наткнулся на объявление о выездной работе для сварщиков в Москве, а он, было дело, когда ремонтировали завод, освоил и газовую, и электросварку, получил соответствующий квалификации документ. Тепчилин пошел на собеседование, его взяли. И вот ездит уже седьмой год, работает в Москве, живет в общежитии от строительной фирмы, в комнате на двоих, но один, приплачивая за второе место. Очень уж не любит посторонних и разговоров с ними. Выпить тоже, когда захочется, предпочитает в одиночку. По выходным спит, гуляет, смотрит телевизор. Два раза вызывал проституток и с любопытством ими попользовался, но остался неудовлетворен. Девушки, конечно, готовы были подчиняться, но за деньги, а ему нравилось подчинение бескорыстное, от души, как у его Вари. К тому же, девушки норовили попить чаю или кофе, поболтать, он же хотел от них быстрее избавиться — как от свидетельниц его бесстыдства. Потому что на самом деле Тепчилин безнравственность презирал.

Раз в два-три месяца он скучал по Варе, ехал в Сарайск и проводил там с удовольствием несколько дней, но с не меньшим удовольствием и возвращался, предвкушая одинокий уютный отдых в своем втором доме, где все под рукой: вот чайник, вот пульт от телевизора, вот маленький холодильник, а за окном дерево — пусть высохшее, всего несколько листочков произрастают из последних сил, но все-таки природа…

Старуха деревенского вида, Лыткарева Татьяна Борисовна, ездила к сыну в тюрьму. На самом деле она давно уже городская, в восемнадцать лет уехала и уже вот скоро будет ей семьдесят два. А сын у нее, Валера, был хороший, но слабохарактерный. Первая жена попалась халда, сама порядок не держала ни в доме, ни в детях, и Валеру испортила: он, не чуя над собой дисциплины, гулял и пьянствовал. Вторая была построже с мужем, зато не чуралась погулять. Третья же — полная погибель. Всегда полон дом гостей, а гости все какие-то незанятые, могут и утром прийти с бутылкой, и днем, и ночью. Вот и подбили Валеру на глупое дело — взломать заднюю дверь магазина. Взломали. А там сторож. Сторожа стукнули, убили. И на Валеру все свалили. Другим кому два года, кому три, кому вовсе условно, а ему аж восемь лет в колонии строгого режима. Один год отсидел, вдруг новость: будто бы Валера зарезал кого-то в тюрьме, опять будут судить, новый срок давать. Суд состоялся в городе Дмитрове — туда и пришлось матери поехать. Сидела, слушала, ничего не слыша, смотрела, ничего не видя, плакала. Свидание дали, оно было коротким, мать только спросила: «Как же так, Валера?» А он ответил: «Теперь будут на меня всех собак вешать».

И Татьяна Борисовна поняла: не виноват он. Как начали, действительно, вешать — видят, что человек податливый, простой, так и будут давить его до конца жизни. Горе, горе…

Тот молодой человек, кого Артем беспощадно назвал балбесом, таковым, конечно, не был. Напротив, он считал себя умным и даже мудрым. Он жил с девизом, известным многим: «Если нельзя, но очень хочется, то можно». По крайней мере, надо пытаться. Без билетов нельзя ездить? А если попробовать? Димон много раз ездил — очень даже получалось. Без денег не проживешь? И это возможно. Прожить вообще можно без ничего, хотя желательно, конечно, с чем-нибудь. Насчет покурить особенно. Перед поездкой у Димона как раз и была проблема: купить ли законно билет или на те же деньги у знакомых привокзальных лиц — несколько щепоток травы. Он решил вопрос в пользу травы. Домой ехать — надо. А покурить — хочется. Естественно, любой человек, выбирая между «надо» и «хочется», предпочтет второе.

Не ехать нельзя: мать заболела, просит. Да и сарайских друзей давно не видел. Подруг тоже. И вообще. Может, даже и работу придется найти, потому что хоть и весело ездить с места на место, но месяц назад вдруг так прострелило где-то в области печени, что он два дня лежал, не мог разогнуться. Все-таки двадцать девять лет уже.

А выгнали бы из автобуса — электричками доехал бы, бегая от контролеров. Сеть электричек в России такая, что ими можно вообще добраться аж до Владивостока, Димон еще не пробовал, но знающие люди рассказывали.

Всегда есть выход. Вот и здесь, в автобусе, на задней двери приклеена надпись «Выхода нет», чтобы пассажиры шли только через переднюю дверь, не ломились, куда не просят, но все знают, что выход тут есть. Там же, где и вход, что интересно.

Одно жаль — закурить сейчас нельзя, придется ждать остановки. Почему не придумают, размышлял Димон, те, кто борется с курением (независимо оттого, кто что курит), простейшее устройство: там, где в панели над креслом лампочка и зарешеченный кружочек кондиционера, встроить еще такую выдвигающуюся трубку с чем-то вроде маски, но побольше, чтобы поместилась и рука с сигареткой. Ты в нее уткнулся, покурил, в салон дым не идет, весь высасывается наружу — и тебе хорошо, и пассажирам дышать не мешает. Нет, не умеют у нас заботиться о людях, подумал Димон.

Девушку с прекрасным животом звали Вика, а юношу с соломенными волосами — Тихон. Прозорливый Артем угадал наполовину: девушка была из Сарайска, а юноша — из Москвы. Вика была семиюродной сестрой Тихона, дальней родственницей, приезжала поступать куда-нибудь, но походила по приемным и отборочным комиссиям, потолкалась среди абитуриентов и сказала:

— Нечего мне тут делать. Куда я хочу, там бешеный конкурс или деньги, а куда я не хочу, мне туда и даром не надо.

— Да брось ты, — успокаивал Тихон, успевший влюбиться в красивенькую родственницу. — Останься здесь, я тебя подготовлю. Жить у нас будешь.

Мать Тихона, слышавшая этот разговор, сказала очень мягко и интеллигентно:

— Тиша, я, возможно, не против, и отец, возможно, тоже, но надо бы все-таки посоветоваться.

— Да нет, я сама уезжаю! — торопливо сказала Вика. — Мне завтра надо в Сарайске обязательно быть, у меня там… В общем, я поеду. До свидания.

И тут же вышла.

Тихон выскочил за ней.

— Как ты поедешь, ты же сказала, что ждешь от родителей перевод с деньгами?

— Это не значит, что у меня совсем денег нет. Забыла твоей маме спасибо сказать за гостеприимство, ты уж передай.

— Обиделась? Зря.

— Зря, не зря — не важно. Все, я поехала.

— Проводить-то можно?

В метро ехали молча. Тихон стоял рядом, касаясь то рукой, то краем одежды, и понимал, что не хочет ее отпускать. Конечно, она может еще приехать или он приедет к ней, но что-то подсказывало ему — на потом откладывать нельзя. Надо уже сейчас. Но — что сейчас? Замуж ее позвать?

Они приехали на вокзал, Вика просмотрела расписание поездов.

— Поезд только вечером.

— Тогда погуляем пока?

Тихон даже не обратил внимания, что Вика не взяла билет.

Они прошлись по улицам, Тихон пригласил ее выпить кофе, Вика отказалась: