Франсиско Сиониль-Хосе - Два рассказа Страница 8

Первый утренний автобус, отправлявшийся в шесть часов, обычно бывал переполнен, но в это буднее утро собралось всего несколько пассажиров, и Марина удобно устроилась одна на сиденье с правой стороны по ходу машины. В ярком, солнечном свете за окном проплывали желтовато-зеленые поля недавно высаженного риса, наполненные водой канавы, пурпурные водяные лилии, небольшие городки, площади которых украшали рекламы прохладительных напитков, стайки спешащих в школу детей. Вся долина была полна движения — даже окрестные холмы, по которым передвигались пасущиеся стада. Автобус шелестел шинами по асфальтовой ленте дороги, проносился по новым стальным мостам. И это был несомненный прогресс, достигнутый в период чрезвычайного положения[5], Марина отдавала ему должное. Новые дороги, новые мосты позволяли теперь ездить в Манилу с такими удобствами — если прежде на это уходил целый день, то теперь только десять часов.

Марина слышала, конечно, о напряженном положении в деревнях у подножия гор Сьерра-Мадре, знала, что города переполнены беженцами. Но в столице их провинции все, как и прежде, шло своим чередом. Даже в ее однообразной жизни имелись свои радости: они с мужем построили наконец дом. Их старший был уже женат и собирался переселиться в Соединенные Штаты, дочка заканчивала колледж, а младший сын — среднюю школу. Конечно, нелегко было сводить концы с концами, ведь иных доходов, кроме их с мужем зарплаты, у семьи не имелось, а постоянный рост цен съедал все сбережения. Пришлось отказаться от керосина и готовить на дровах, которые часто были сыроваты, и уже давно в их доме перестали пользоваться туалетной бумагой.

Ее представили к повышению пять лет назад, и она уже дважды ездила в Манилу. И вот теперь наконец она получила уведомление, что представлению дан ход.

Незадолго до полудня автобус сделал остановку в Кабанатуане[6]. Марина не стала выходить наружу, решив перекусить на месте. Достала из пластикового пакета то, что наготовила ей в дорогу дочь, — жареную свинину, сваренные вкрутую яйца, поджаренный рис. Все было очень вкусно. А заходить в кафе или ресторан со своей едой и ничего не заказывать Марина стеснялась. Покончив с завтраком, она сходила напиться воды.

Автобус прибыл на автостанцию в Маниле, когда уже начинало смеркаться. Марина попала в час пик, и ей со своими двумя сумками с: трудом удалось втиснуться в джипни[7]. Сойдя на улице Испании, она прошла еще три квартала пешком до дома, где жила ее троюродная сестра. Они в свое время вместе учились в колледже. Конечно, ей опять придется спать на жестком ротанговом диванчике в общей комнате, но ничего страшного. Во всяком случае, это лучше, чем платить по тридцать песо за кишащую клопами комнату в доходных домах в районе Кьяпо.

Она застала всю семью за ужином и вынула привезенные гостинцы: большой кусок солонины, пару тихоокеанских угрей, которые еще подавали признаки жизни, килограмма три отличного клейкого риса для пирожков. Племянники и племянницы, все подросткового возраста, на всю катушку крутили свой кассетный магнитофон. Троюродная сестра и ее муж сделали вид, что рады приезду Марины, но в вопросе сестры: «А когда ты уезжаешь?» — она уловила нотку недовольства.

— Я пробуду здесь с неделю, — ответила Марина. — Но меня целыми днями не будет дома, и обедать я буду в городе, потому что мне придется все время торчать в министерстве, двигать мои бумаги.

На следующее утро, поднявшись в шесть часов вместе с детьми, которые собирались в школу и разбудили ее своим магнитофоном, она позавтракала со всей семьей. Выпила чашечку кофе с куском булочки из темной муки, хотя собиралась поесть поплотнее: ведь ей предстоял трудный день.

Рано утром на улице Испании всегда давка и толкотня, и Марина решила пройти пешком до улицы Морайта, где проще сесть в автобус. Она пришла в министерство в половине девятого и не мешкая отправилась в отдел кадров. Всегда хорошо иметь знакомых в учреждении, и ей хотелось разыскать кого-нибудь из тех, кто работал тут прежде, — например, мистера Тобиаса, заведующего сектором. Но, оглядев обширный зал, уставленный столами, за которыми сидели и болтали между собой служащие, она не увидела никого из знакомых, кто мог бы ей помочь, а мистер Тобиас, как оказалось, уже вышел на пенсию.

Ей подумалось: а что, если пойти прямо к министру, он же говорил ей, когда приезжал к ним в долину, чтобы она непременно увиделась с ним, но ей также было известно, что это всего лишь одна из ничего не значащих фраз. К тому же он тогда порядочно набрался, бормотал нечто бессвязное и теперь уж вряд ли помнит, что обещал. Да и вообще, она была теперь в Маниле, а тут, понятно, не так-то просто попасть к такой шишке, как министр.

Марина разузнала у одного из клерков, сидевших около двери, кто занимается бумагами о повышении, и тот направил ее в другой конец отдела. Марина попала к крупной, тучной женщине лет тридцати, с гнилыми зубами, прямыми, как веревки, волосами и губами, намазанными яркой помадой. Форменная кофточка была у нее, вероятно, на размер меньше, чем нужно, и колыхающиеся груди так и норовили выскочить наружу. Она извлекла из своего ящика список и тщательно его просмотрела, потом долго перебирала бумаги на столе и, наконец, ответила с улыбкой, размазанной по поросячьему лицу:

— Извините, миссис Сальседо, но ваше имя тут не значится. Наверное, анкеты попали в другое место.

— Но этого не может быть! — воскликнула Марина. — В прошлом месяце я получила от вас официальное письмо. — Она торопливо порылась в сумке и вытащила его. — Вот, и номер дела...

Но женщина оставалась непреклонной. Она покачала головой, и резиновая улыбка сбежала с ее лица.

— Миссис Сальседо, — проговорила она с напускной застенчивостью, — мне нужно будет пересмотреть все дела — вот эти груды, штабеля, а я очень занята. Придется просить одного из наших боев... — Она приоткрыла ближний к Марине ящик своего стола. — Я бы советовала вам оставить для него двадцать песо...

Марину как громом ударило, она не в силах была поверить, что это происходит с нею, сотрудником того же министерства. Но ей тут же вспомнилась Анита Ботонг из ее отдела, которая проделывала такие же штучки с посетителями, — обычай слишком укоренившийся, чтобы так просто от него избавиться. Она, ни слова не говоря, раскрыла сумочку, вынула бумажку в двадцать песо и бросила в ящик.

— Могу я прийти после обеда?

— Ой, что вы, миссис Сальседо, — сладко заулыбалась женщина, — Вы же знаете, как это трудно отыскать. Приходите, ну, скажем, завтра утром.

— Но я из провинции...

— Да, знаю, знаю. Я сделаю все, что смогу.

Марине ничего не оставалось, как ждать. Было почти десять часов, когда она на джипни доехала до Кьяпо, чтобы побродить по мануфактурным лавкам, расспрашивая о габардине лучшего сорта. Утро выдалось душное, и от выхлопных газов тысяч джипни и автобусов у Марины начало першить в горле, стало трудно дышать. Тогда она отправилась в один из больших универсальных магазинов, где не нужно торговаться, и купила габардина на тридцать четыре песо. Оттуда она зашла на рынок, чтобы примериться к здешним ценам, — тут все было намного дороже, чем дома.

В полдень Марина решила пообедать в грязной маленькой закусочной на бульваре. На полу валялись обрывки бумаги, к столу присохли остатки пищи. За пять песо ей подали чашу дымящейся лапши с курятиной, от блюда несло мылом, но зато оно было сытным.

Выйдя на заполненную толпой улицу, Марина вспомнила предостережение о том, что в Маниле полно воров, выхватывающих у прохожих сумки, и крепко прижала к себе виниловую сумочку, намотав ремешок на руку. Ей не хотелось возвращаться к родственникам в Сампалок, беспокоить сестру и трепать себе нервы из-за кутерьмы, которую устраивают племянники и племянницы. Вместо этого Марина решила пройтись по магазинам на авеню Рисаля и Эскольте, тем более что она давно уже не была в Маниле. Толкотня, давка, потные лица, зловоние узких и кривых переулков Санта-Круса и муравейник улочек позади авеню — как все это было непохоже на спокойную жизнь в долине. Когда Марина собиралась перейти на Эскольте, рядом остановился новый автобус с кондиционером, следующий в Макати, — о таких ей уже приходилось читать. Она не удержалась и села в него, но внутри все равно было жарко.

Район Макати действительно совершенно изменился: устремленные ввысь стеклянные здания, широкие прямые проспекты. А еще тротуары, водоотводные канавы, в которых не было грязи. Манила вообще стала чище, а Макати просто сиял чистотой. «Прямо как в Америке», — так сказал о Макати в своей лекции о проблемах урбанизации заместитель секретаря, приезжавший из министерства. Все здесь говорило о богатстве и могуществе; по слухам, один из этих домов принадлежал министру Гусману. На какие же деньги можно возвести такой дом? Лектор объяснял, что министр Гусман очень бережливый человек: он никогда не пользуется такси, а ездит только на джипни. Если это Америка, то старший сын Марины насмотрится на такую жизнь всласть, а когда он сделается гражданином Соединенных Штатов, он пришлет им с мужем вызов, чтобы и они тоже вкусили сладости тамошней райской жизни. Да, будущее здесь, в Макати. Но тогда зачем уезжать в Америку?