Зои Хеллер - Правдолюбцы Страница 8

— Против чего?

— Американской гегемонии, Джин.

— Ах да… Но разве они не ненавидят нас еще и за то, что мы неверные?

— Что?

— Я говорю… по-моему, религия тут все-таки замешана.

Одри закатила глаза: о боже, боже.

— Именно этого и добивается администрация Буша, чтобы ты. Джин, поверила в их брехню. Они ненавидят нашу свободу… конфликт цивилизаций… мы бомбим Афганистан, чтобы умненькие афганские девочки могли пойти в школу. Чушь собачья. Они воюют, потому что мы поддерживаем Израиль и прочие пакостные режимы на Ближнем Востоке. А мы воюем, потому что через Афганистан проходит толстый жирный нефтепровод.

Джин молчала. Она не сомневалась, что в истории с Афганистаном много вранья и нарушений закона, но разговоры о нефтепроводах и тайных договоренностях — те же сплетни, только более «возвышенные», разве не так? И откуда Одри знать, что на самом деле послужило причиной этой войны?

— И все же, — сказала она наконец, — Талибан был довольно ужасным режимом.

Одри поставила чашку на стол, потянулась:

— Киска, в мире полно ужасных режимов.

Джин вздохнула. Некоторые люди обладают даром убеждения — талантом всегда находить дорогу в темных джунглях мировой политики и твердо заявлять: «Все ясно. Следуйте за мной». Одри была из таких людей. Впрочем, как и все в семействе Литвиновых, хотя и в разной степени. Наверное, это у них в генах. Однажды Джин смотрела фильм о Первой мировой войне: взводу французских солдат приказали перебросить пушку однополчанам, накрытым вражеским огнем. Неделями они возили эту пушку по бездорожью, теряя товарищей одного за другим. Кого-то убили. Кто-то дезертировал. Или свалился от истощения. Положение было самым отчаянным, но даже когда выяснилось, что пушка неисправна, командир взвода упрямо отказывался бросить орудие и повернуть назад. Упрямством Одри немного напоминает того командира, подумала Джин. Десятилетиями она тащит на себе груз теоретических догм, веря, что ей выпала высокая честь любой ценой уберечь их от уничтожения. Ни перемены в обществе, ни разумные доводы не способны заставить ее отступиться от этой миссии. Даже события прошлого сентября сумели выбить ее из колеи лишь на пару часов. К обеду того дня, когда рухнули башни, когда весь Нью-Йорк, оцепенев, блуждал в тумане, Одри уже праздновала крушение мифа об американской исключительности и сравнивала атаку террористов с бомбежкой американскими военными суданской аспириновой фабрики в 1988 году. Скорость, с которой она обкатала в уме эту катастрофу и приладила к своему мировоззрению, изумляла, но и одновременно пугала.

— Кстати, о религии, — сказала Джин в надежде сменить тему. — Как дела у Розы? Она по-прежнему?..

Лицо Одри потемнело.

— О да, она по-прежнему отплясывает хору — назло нам, по-видимому.

Роза была младшей дочерью Литвиновых. На протяжении четырех лет она жила на Кубе, но, вернувшись полтора года назад, объявила, что ее вечная преданность делу социалистической революции приказала долго жить и она больше не верит в политическое решение мировых проблем. А недавно Роза нанесла еще один и куда более чувствительный удар в семейную челюсть, сообщив, что стала прихожанкой ортодоксальной синагоги в Верхнем Вест-Сайде.

— Наверное, она много об этом рассказывает? — спросила Джин. — О религии, я имею в виду.

— Дождешься от нее. Она теперь такая самодовольная, и с нами, погаными язычниками, ей разговаривать не о чем. — Одри хмуро смотрела в окно. — Джоел сильно переживает. Одно время ему казалось, что Роза наконец-то повзрослела, и он даже поговаривал о том, чтобы отправить ее в юридический колледж за наш счет. Но теперь Джоел считает, что у нее нечто вроде нервного срыва.

Джин сочувственно кивнула:

— Может, она и вправду немного подавлена. Наверное, ей помогла бы терапия…

— К черту терапию! — перебила Одри. — Роза страдает не депрессией, а фигней! На Кубу она уехала только для того, чтобы все поняли, какая она необыкновенная личность. А теперь она играет на понижение, воображая, что, превратившись в королеву мацы, добьется еще большего восхищения окружающих.

— Но ведь…

— Депрессия! — кипятилась Одри. — Да она счастлива до безумия, что обрела таких клевых иудейских друзей… Если ей что-нибудь и нужно, то это не терапия, а мужик в постели.

— Одри! — Застеснявшись, Джин всплеснула руками.

— Я серьезно. С тех пор как она вернулась с Кубы, у нее никого не было, насколько мне известно. Вот где коренится проблема. Роза всегда была склонна к ханжеству. Думаю, поэтому все эти религиозные штучки ее и привлекают. Ведь в основе там лежит что? Подавление сексуального влечения, если не ошибаюсь.

Последние слова Одри потонули в визге дрели, включенной на кухне.

— Фу, — сказала Джин, — шум просто невыносимый. Приходи-ка лучше на следующей неделе, когда они закончат со стенами.

— Ерунда, — невозмутимо отмахнулась Одри, — мне шум не мешает.

Собственно, ремонт и был главной причиной утреннего визита Одри к подруге. На днях Ленни в очередной раз выгнали с работы, где он трудился маляром, и Одри надеялась уговорить Джин нанять его для покраски кухни.

— Послушай, — произнесла она таким тоном, словно ее вдруг осенило, — Ленни сейчас не занят. И он мог бы помочь тебе с малярными работами. Сам он, конечно, навязываться не станет, но на твою просьбу откликнется.

— Спасибо, — уклончиво отвечала Джин, — но, по-моему, Дариус уже набрал рабочих.

— Ты же знаешь этих ребят, они всегда стараются сэкономить и на покраску ставят подростков. А тебе нужен профессиональный маляр, если хочешь, чтобы все было как надо.

— Да, но…

— Помнишь, как Ленни замечательно отделал твой загородный дом? Ты была в восторге.

— Помню. — Джин покраснела. Обе они прекрасно знали, что Ленни так и не закончил работу в загородном доме. Точнее, едва начал, как у него случился рецидив. А та малость, какую он сделал, прежде чем сгинуть бесследно, была выполнена настолько неряшливо, что Джин пришлось раскошеливаться на переделку. — Но Дариус больше не может никого нанять, иначе он… хм… превысит смету…

— А! — насупилась Одри. — Что ж! Если это вопрос денег…

«Наследница» — так Одри за глаза, неизменно сокрушенным тоном, называла свою подругу. Она не знала доподлинно, сколько денег перепало Джин из фармацевтического состояния ее отца, и не стремилась узнать. Точная сумма наглядно показала бы, что у этих финансовых запасов имеются пределы и что существуют вещи, которые Джин не по карману. И наоборот, смутные представления о неслыханном, сказочном богатстве подруги позволяли Одри воображать, что Джин вольна делать все, что ей вздумается, не заботясь о расходах. Отсюда было недалеко до утешительной мысли, что Джин обращается с деньгами, во-первых, как скупердяйка, а во-вторых, «не креативно».

В разговоре наступила неловкая пауза. Одри, абсолютно уверенная, что эта размолвка исключительно на совести Джин, молча ждала, откинувшись на спинку кресла.

— Впрочем, — осторожно начала Джин, — я могла бы посоветоваться с Дариусом…

Одри медленно кивнула:

— Прекрасная идея. Тебе же лучше будет…

В глубинах сумки Одри зазвонил мобильник. Джин воспользовалась этой передышкой, чтобы убрать посуду с кофейного столика.

Когда хозяйка вернулась в гостиную, Одри рявкала в трубку:

— Что это значит? Насколько плохо? (Джин с тревогой посмотрела на подругу.) Ладно, давайте адрес. — Одри нацарапала что-то на обороте чековой книжки. — Выезжаю. — Она спрятала телефон в сумку. — Мне надо идти. Джоел потерял сознание в суде. Его отвезли в больницу в Бруклине.

— Ох! — Джин потерла ладонью лоб. — Я могу чем-нибудь помочь? Мне поехать с тобой?

— Брось, что за глупости. — И, словно демонстрируя, насколько хорошо она владеет собой, Одри взяла чашку, допила остатки чая и лишь затем направилась в прихожую.

— Позвони, когда выяснишь, что с ним, — попросила Джин, провожая подругу.

— Разумеется.

— И обязательно позвони, если что-нибудь понадобится. Я дома весь день. — Джин подала подруге пальто, отперла дверь.

На полпути к лифту Одри обернулась:

— Так ты не забудешь насчет Ленни?

— Нет, нет, не забуду, — с жаром заверила Джин. — Поговорю с Дариусом сегодня же.

Вынудив таксиста несколько раз нарушить правила, регулирующие левые повороты, Одри умудрилась добраться до лонг-айлендской больницы в Коббл-Хилл менее чем за сорок минут. В комнате для посетителей отделения интенсивной терапии не было никого, кроме Кейт, девочки на побегушках адвоката Литвинова.

— Ну, рассказывайте! — потребовала Одри, и Кейт принялась подробно описывать все, что происходило в зале суда. — Отлично, голубушка, замечательно, — не вытерпела Одри, — но полицейский протокол меня не интересует. Что говорят врачи?