Константин Смелый - Это даже не умрёшь Страница 8

- А на хрена ж ты поволокла её на глубину?

- Чтобы она быстрее остыла!.. Но... Она вдруг вырвалась и пошла ко дну!..

- Дура, - вдруг сказала Машенька, громко и отчётливо. – Ты дура.

Дядя Коля многословно поддержал её.

Узнав об инциденте в Таманской Швейцарии, подмосковная дама справедливо орала на всех в течение трёх часов. Через двое суток она досрочно увезла Машеньку домой. Ещё девять дней спустя уехала в Петербург Зинина бабушка. Зина осталась в посёлке Ильич – вопреки жёсткой оппозиции со стороны дяди Коли и благодаря рвению, с которым она выполняла любые распоряжения тёти Люси. Зина мыла полы, трясла ковры, варила борщи, чистила бычков и тюлек, собирала виноград, поливала грядки с огурцами, загоняла кур на ночь, убирала курятник, а также пасла корову и обеих коз. Через три недели она даже научилась их доить. Вдобавок, Зина обнаружила ещё более серьёзную добродетель: за завтраком, обедом и ужином, когда тётя Люся перемывала кости жителям посёлка или превозносила советское прошлое, Зина слушала и без конца выражала шок, удивление и восторг – невпопад, но с большой отдачей.

- Золото, а не девка! – объявила тётя Люся под конец августа, вручая продавщице местного магазина свиток сторублёвок, перевязанный резинкой. – Тут двадцать пять тыщ как раз должно быть, Юль. Всё делает! Всё! Ну, гхородская, понятное дело, не сразу схватывает. Три недели не могхла в подойник попасть, када коз-то доила. И када рыбу чистила, всё сперва плакала гхорючими слезами. Рыбу, говорит, жалко. Но как попривыкла – так просто клад, а не девка. Ещё и умная-то ведь какая. Настоящий собеседник. КультивирОванный. Ленингхрадская выучка, гховорю тебе.

- Я тилькы однОгхо доси нэ розумию, – продавщица развернула свиток и стала мусолить банкноты. – Шо ж йийи таку красуню из Ленингхраду попэрли?

Тётя Люся посерьёзнела, взвешивая все за и против разглашения того, что Зинина бабушка изложила ей в качестве причины.

- Так ведь ленингхрадская выучка, каже ты бушь, – сказала она. – Жалостливая она слишком. Она там в гхороде вся на нервах была и переживала всё. У интеллигхентных часто бывает такое. Психика слабая. А тут в институт надо поступать. СтрессовАя ситуация, понимаешь? Родители её к доктору повели, а он-то и гховорит, надо её на гходик ближе к земле. Шоб не нервничала так. А то, может, если приживётся, и больше чем на гходик. У нас-то здесь хорошо. Не то шо у них в гхороде там. Спокойно у нас.

- Та вже, нема куды спокойней, - скептически фыркнула относительно молодая продавщица и начала доставать с полки пахучие буханки чёрного хлеба. – Трымай товар, тётя Люся.

По всем внешним признакам, близость к земле и физический труд в самом деле влияли на Зину благотворно. Хроническая экзальтация заметно сгладилась. Вскоре Зина сумела распотрошить целую курицу, не пролив ни единой слезы. «Зиночка здорова весёлая помогает очень пусть остаётся год буду только рада», отрапортовала тётя Люся пятнадцатого сентября.

- Ну вот и славно, - процедил папа, протягивая телеграмму маме. – Сходи завтра в сберкассу, переведи тётке Люсе ещё тыщ сто пятьдесят.

Мама нервно закачала головой.

- Я как сердцем чую, Толик, я как сердцем чую, добром всё это не кончится. Надо её возвращать. Надо. Я пошлю телеграмму, пусть едет домой. Подумай только: а если что-нибудь... случится? Они же не знают... Они же не знают, что...

- Не надо её домой, - понизив голос, в очередной раз сказал папа. – Не надо никаких телеграмм, слышишь меня? Если они её похоронят, ничего страшного. Всем будет проще.

Мама в очередной раз расплакалась. Папа утешительно похлопал её по плечу и привычно направился к серванту. Нижняя – непрозрачная – часть серванта закрывалась на ключ и с недавних пор начала заполняться специфической литературой. Папа достал ключ из заднего кармана висевших на стуле брюк, сел на корточки, открыл дверцу и окинул взглядом ряд свежих корешков. На тот момент их было уже пятнадцать. Прочитать папа успел пока только два: знаменитую брошюру доктора Муди «Жизнь после жизни» и публицистическое произведение советского автора «За последней чертой: суицид и общество». Вторая книжка была толще, но обошлась в десять раз дешевле первой – она лежала в запасниках «Военной книги» с восемьдесят девятого года. Несмотря на свежесть лениздатовского корешка, она успела многообразно устареть, но папу увлекли стиль изложения и бесконечные ссылки на общественные реалии, уже четыре года приобретавшие в его памяти радужный ностальгический флёр.

Папа почесал переносицу. На очереди стояла «Теория и практика вуду», купленная в благоухающем магазине «Тайны востока». Папа зацепил корешок указательным пальцем, взял книгу в руки и поморщился. На лицевой стороне обложки, под чёрными буквами названия и чёрной фамилией американского автора, красовалась неуверенная акварельная вариация на тему фильма «Ночь живых мертвецов». На задней стороне обложки находилась карта Гаити и окружающих восточных государств. Внутри обложки на протяжении трёхсот страниц описывались мифы вуду о мире и мифы Голливуда о вуду. Вперемешку.

Папа Зины, человек стихийно здравомыслящий, всю жизнь занимался ремонтом импортной бытовой техники – сначала стран Варшавского договора, позднее в сервисном центре Sony. Он с интересом читал техническую документацию к 30 30 Константин Смелый ЭТО ДАЖЕ НЕ УМРЁШЬ

магнитофонам и телевизорам, временами даже по-английски, и без особого интереса читал Пикуля и халтурно переведённые американские детективы, которыми его снабжала жена. В целом, папа всегда уважал печатное слово и духовные искания человечества. Литературе из магазина «Тайны востока» было суждено нанести первый серьёзный удар по его доверию и к печатному слову, и к духовным исканиям.

Дойдя до терминов «хунган» и «мамбо», папа отложил «Теорию и практику вуду» в сторону и включил телевизор. На следующий день он пропустил сто пятьдесят страниц и сразу взялся за технологию изготовления зомби. Чтобы сделать из человека зомби, узнал папа, необходимо стать злым колдуном и украсть у жертвы часть души при помощи заклинаний и магического порошка. Примечание в конце главы научным тоном предполагало, что секрет зомби кроется в веществе под названием тетродотоксин, которое было найдено в некоторых пробах магического порошка наряду с толчёными жабами и человеческими костями. Небольшая доза тетродотоксина приводила к полному параличу всего тела; человек при этом оставался в сознании – вплоть до момента смерти, которая наступала вслед за параличом. Смерть наступала однократно и насовсем. Папа перечитал всю главу ещё раз. Прямых параллелей со случаем Зины не было.

Ещё через день, предварительно выпив бутылку «Балтики 4», папа приступил к «Освобождению слушанием в промежуточном состоянии», более известному как «Тибетская книга мёртвых».

Без десяти одиннадцать мама выключила телевизор на кухне, проверила наличие Вани в его комнате и пришла раскладывать диван.

- Спать собираешься ложиться? – спросила она.

Папа оторвался от чтения и посмотрел на неё. Его рот был открыт довольно широко.

- Ага... – он протяжно шмыгнул носом. – Щас, дочитаю пару страниц. Тут хреновина такая... Слушай, Тань, твоя мама ведь в церковь ходит?

- Ну ходит. А что?

Папа помялся в кресле.

- Она, это самое... Верит в бога там, чудеса, загробную жизнь?

- Да вроде бы. Крестит меня каждый раз, когда ухожу. «Да хранит вас с Толиком Господь». И это... – мама забралась под одеяло и зевнула. – Когда Ельцина по телевизору со свечкой показывают... Она ругается всё, притворщик-негодяй, как он храм смеет осквернять. Бабушка Тамара была очень религиозная. Маму так с самого начала воспитывала. Над ней даже в школе смеялись, кто-то из одноклассников видел, как они...

- И во что конкретно она верит? – перебил папа. – Что ей там в церкви говорят? Что после загробной... После смерти что происходит?

- Известно что... Ой, а будильник я поста... Поставила. После смерти, Толик, или в ад к чертям, или в рай к ангелам. Нас с тобой в ад, конечно, как всех бывших советских... Я так вообще пятёрку получила в институте по научному атеизму. Списала, правда, всё подчистую с методички под партой. Может, это мне зачтётся. У тебя-то был научный атеизм в твоём техникуме?

- Не, не было... – папа кинул взгляд в раскрытую «Книгу мёртвых» на своих коленях и рассеянно пошевелил нижней губой. – А после ада и рая что?

- В смысле?... Ничего после ада и рая нет. Если попал, то навечно.

- Ты уверена? Как-то это... Не разработано... Тут вот такое понаписано... – он встряхнул книгой.

- Так может и в православных книжках понаписано. Мало ли где что понаписано... Мама, вон, тоже в тонкостях не разбирается. В прошлую Троицу на могилу бабушки Тамары когда ездили... Помнишь? Я у неё спросила, мам, а что это вообще за Троица? Бог-то вроде один, все говорят, а тут тебе и Отец, и Сын, и Святой Дух... Они что, все разом миром правят? Она говорит, да вроде бы нет, вначале был Отец главный, потом Сын стал главный... Я говорю, а Отец куда, на пенсию что ли вышел? А она – тьфу ты, да что ж ты такое говоришь, Танька, вот Господь тебя услышит, какая пенсия. Отец умер, говорит. Я ей – мам, он же бог, как это умер. Она всё думала, думала. Сказала, надо у Клавдии Михалны спросить, она должна знать... А ты чего там читаешь-то?