Андрей Глухов - Квадратное колесо Фортуны Страница 8

Так у них появился первый в жизни телевизор.

Десятого октября нас, наконец, привезли с картошки и, дав четыре дня на поправку здоровья, два из которых пришлись на законные выходные, назначили начало занятий на понедельник. В воскресенье дождь прекратился и задул холодный северный ветер. Выскочив утром из подъезда, Витька шмякнулся, поскользнувшись на обледеневшем асфальте. Гололёд покрыл стволы и ветки деревьев блестящим бесцветным лаком, и даже жёлтые листья висели, словно закатанные в прозрачный целлофан. Занятий, как таковых, в понедельник не было. Всех первокурсников собрали в актовом зале и часа два преподаватели рассказывали им о предстоящей учёбе, грозили отчислением по любому поводу и карами за невыполнение всевозможных требований. Остаток дня они провели в библиотеке, стоя в бесконечных очередях за учебниками. Витька ехал домой озабоченный предстоящими непредвиденными расходами. Оказалось, что каждый предмет требует по нескольку общих тетрадей (каждый преподаватель почему-то подчёркивал «По 95 копеек»), необходимых для записей лекций (у кого лекций не будет, до экзамена не допустят), для семинаров и для конспекта Ленинских работ (у кого конспекта не будет, на экзамен может не приходить), и этот список был бесконечен. Чертёжнику требовались готовальня, чертёжная бумага строго 210 на 297, карандаши различной твёрдости, ластик, пара угольников и что-то ещё. Начертальщик не мог обойтись без разноцветных карандашей. Физик убил всех требованием немедленно забыть весь школьный курс физики, так как они будут изучать всё заново, но с совершенно иных позиций и посоветовал приобрести хорошие калькуляторы с синусами и косинусами. Химичка потребовала обзавестись белыми халатами и регулярно стирать их, а не ходить грязными «чумичками» («чумички», естественно, на зачёт могли не рассчитывать). Больше всего Витьку расстроил физкультурник. Он начал с того, что не потерпит наплевательского отношения к своему предмету, сообщил, что 67 % всех отчислений первокурсников связаны именно с физкультурой и потребовал, чтобы студенты приходили на занятия в кедах, голубых трусах и красных футболках с короткими рукавами, а студентки в чёрных тренировочных штанах и жёлтых майках с длинными рукавами. Окончательно добило Витьку его требование к первому снегу обзавестись лыжами, ботинками, палками и лыжными костюмами по собственному вкусу и возможностям.

Из президиума Геннадий Антонович одобрительно кивал головой.

Поднявшись на свою площадку, за алевтининой дверью Витька услышал оживлённый голос матери. Он вырвал листок из старой школьной тетради и стал прикидывать расходы. Получилось много. На лестнице хлопнула дверь — вернулась с работы Светка, Алевтинина дочка. Минут через десять пришла Лизавета и рассказала, что утром, проводив дочь, Алевтина побежала на работу, но, выскочив из подъезда, поскользнулась, ушибла ногу, локоть и спину, еле взобралась на пятый этаж и постучалась к ней: «Спасай, соседка». Весь день Лизавета провела с ней, а сейчас Светка предложила ей побыть при матери сиделкой.

— Представляешь, за деньги, — сокрушенно говорила Лизавета, — будто мы и не соседи вовсе. Я обиделась даже.

Витькин листок, с его руб. и коп, привлёк её внимание:

— Чьи деньги считаем? — весело поинтересовалась она.

Витька рассказал о внезапно свалившейся на них заботе. Лизавета села на диван и прошлась по списку.

— Тетради нужны, значит купим. Карандаши у тебя со школы остались, не новые, но рисовать можно, а там посмотрим. Угольник сломали при переезде. Склеить нельзя? — Витька неопределённо мотнул головой, — Понятно, купим. Циркуль был ведь где-то? — Витька кивнул, — Вычёркиваем. Халат у меня есть. Не белый, правда, но надевается спереди — рубашку предохранит. Трусы синие. У тебя чёрные есть новые, не надёванные, может сойдёт, а, Вить? — Витька пожал плечами, — А будет придираться, так я их выварю, с них краска и слезет, она легко сходит, а потом в синее перекрашу, — решила Лизавета, — И футболку твою белую школьную в красное перекрашу. У неё рукава длинные, так ты закатаешь, а придерётся, я их обрежу, да подошью. А кеды у тебя и так есть, так что живём, сынка.

Оставались ещё лыжи, но Лизавета беззаботно махнула рукой:

— Снег не скоро ещё, времени навалом.

Она дала Витьке двадцать рублей и наказала завтра же купить всё необходимое.

Обретя занятие, Лизавета повеселела. Она вставала рано, готовила Витьке завтрак и ждала в прихожей, когда, хлопнув дверью, Светка уйдёт на работу. Ей выдали запасные ключи и Лизавета, выждав для приличия минуты три, устремлялась к Алевтине. Вечером она восхищённо рассказывала Витьке:

— Вот это руководитель, так руководитель: ты бы только слышал, как она их по телефону песочит! Не приведи господь иметь такого начальника, — закончила она свой рассказ.

Работала Алевтина директором столовой и считалась лучшим директором района.

Через неделю Лизавета озабоченно сказала Витьке:

— Зайди к Алевтине, дело у неё к тебе какое-то.

Алевтина сидела на диване и попеременно баюкала то руку, то ногу. Светка смотрела телевизор. Алевтина попросила Витьку слазить на антресоли. Он взял табуретку, но росточка не хватило, и Светка тяжело поднялась с кресла:

— Пусти, уж, — и, опираясь на Витьку, она с трудом взгромоздилась на его место.

— Держи крепче, а то свержусь, так от тебя мокрое место останется.

Это было правдой — Светка весила килограмм девяносто. Она вытащила два совершенно новых лыжных ботинка, бросила их на пол и соскочила с табуретки так «легко», что во всём подъезде задребезжала посуда.

— Пойди на балкон, — командовала Алевтина, — там, на гвозде лыжи висят.

Витька принёс.

— Пользуйся. Кататься-то умеешь?

Витька стал отказываться, но Светка засмеялась:

— Забирай эту дрянь, она меня чуть жизни не лишила. Меня ведь, как и тебя, на первом курсе запугали этими лыжами, а я на них в жизни не стояла. Купили мы этот комплект, так я на первом же занятии так позвоночником хряснулась, что до самого лета в корсете бегала. Ох уж наша физкультурша перепугалась, что я на неё нажалуюсь — всё в глазки заглядывала и зачёты поставила автоматом, — злорадно закончила она свой рассказ.

— Ты ботинки-то примерь, может и не подойдут ещё.

Ботинки были великоваты — Светка и на первом курсе была девушкой крупной.

Витька стоял красный от смущения, но Алевтина, словно не замечая этого, продолжала:

— Я тебя не для этого позвала, дело есть. Ты ведь в электричестве смыслишь? — Витька кивнул. — Тут вот какое дело: ноябрьские скоро, а у меня витрина в столовой двадцать квадратных метров, её к празднику оформить надо. Художник у меня есть и электрик был из ЖЭКа, но он, пьяница чёртов, подвёл меня на майские: я ему накупила по списку проводов да лампочек, а он запил, гад такой, и ничего не сделал, а ведь знал, зараза, что конкурс идёт на лучшую витрину. Ты как, не возьмёшься помочь? За деньги, естественно.

— Какие деньги, — завозмущался Витька, — я вам даром всё сделаю.

— Не тарахти, — остановила его Алевтина, — на оформление государством деньги отпущены. Мы с тобой официальный договор заключим, как положено. Я распоряжусь, тебе мой зам всё что нужно сюда привезёт, если чего не хватит, скажешь, докупим. В столовой этим заниматься негде, да и чистота там у меня стерильная, сам понимаешь. И, самое главное, до третьего числа всё должно висеть и работать.

На следующий день первой пары у Витьки не было, и он с утра зашел к Алевтине. Он рассказал, что хотел бы докупить, потом засомневался, что её зам найдёт именно то, что ему нужно, и Алевтина по телефону приказала заму повозить Витьку по магазинам. В условленное время зам прикатил на своей «копейке» прямо в институт, и они до вечера мотались по Москве.

Всё свободное время, захватывая и полночи, Витька проводил с паяльником в руках и вечером первого пошел за Алевтиной. Она хоть и хромала, но назавтра собиралась в свою столовую. Прихватив с собой вернувшуюся с работы Светку, они вчетвером зашли в тёмную квартиру. Оставив их стоять на пороге, Витька проскользнул в комнату и щелкнул тумблером. Пустая стена над его диваном покрылась разноцветными пятнами. Витька щёлкнул вторым тумблером и из центра стены полыхнуло огнём. Светящиеся точки разбежались, преследуя друг друга, потом полетели друг другу навстречу, столкнулись, рассыпались на множество осколков и снова помчались в разные стороны.

— Ну, Витька, ты даёшь! — восхищённо ахнула Светка, — Ну ты мастер!

Алевтина ничего не сказала, но крепко обняла Витьку и поцеловала в лоб.

На следующий день Витька развесил своё великолепие в витрине и щёлкнул тумблерами. Втроём, с Алевтиной и художником, они стояли на тёмной улице, любуясь плодами рук своих.

— Знаете, Алевтина Ивановна, — сказал вдруг художник, — я, пожалуй, за ночь переделаю художественную часть композиции, Не соответствует, — уточнил он и ушёл.