Александр Костюнин - Двор на Тринадцатом Страница 8

– Ш-шш!.. Секретные материалы.

Мы притихли… (Отец – шпион!) Сделалось не по себе, жутко! Что ты…

Только потом я узнал, что отец его работал на судне радистом, в загранку ходил. Снимки электрических схем делал по работе. А куда ему столько костюмов? Ума не приложу. Роберт к капстранам относился с симпатией. Если в хоккей мы всем двором болели за Советский Союз, то он обязательно – за Канаду. Опять предупреждал: «Вы только никому…».

Вот у Роберта водились настоящие пластинки зарубежных групп – «синглы». Маленькие в диаметре, по одной песне на стороне и «Apple» – фирменный лейбл невероятной ливерпульской четвёрки. «Битлз» – эти беззаботные парни с ветром в голове, в меру эгоистичные, наглые, весёлые, заразившие своей неуёмной энергией весь мир; ставшие голосом поколения, его символом, идолом, иконой. Впервые мы услышали качественную запись, да ещё на прибалтийском проигрывателе «Эстония» – лучше аппаратуры тогда не существовало! Большие пласты-двойники болгарского производства появились позднее. (У фарцы из-под полы они шли по шестьдесят, по восемьдесят рублей – месячная зарплата моей матери.) Роберт ставил нам «Rolling Stones», «Deep Purple», других рокеров, которые вслед за «Битлз», не дожидаясь милости от композиторов, сами начали писать и исполнять собственные песни. Свежие гитарные и басовые пассажи приводили нас в неистовство… Хиты мы переписывали на бобины, пускали по рукам.

Однажды зимой возбуждённый Роб затаскивает нас к себе. До этого все разговоры о музыке крутились вокруг западных рок-н-ролльных команд. А тут сообщает:

– Мужики, у нас появился свой «Битлз»!

Включает пластинку «Песняров», на первом треке – «Косил Ясь конюшину».

Это – что-то!..

В музыке мы разбирались слабо, направление определить не могли, но чувствуем: музыка другая, здоровская, созвучная с «Битлз», с «Ролингами». Насыщенные вокальные аранжировки, на их фоне – полная фантазий, яркая, амбициозная лирика. Мелодичность песен на белорусском языке захватывала до головокружения… С тех пор, послушав «Запад», мы обязательно – на сладкое – врубали «Песняров».

А вскоре у нас появился свой Элтон Джон – Ободзинский.

Зачастую именно любовь к музыке гнала на фильмы. «Золото Маккены» пересмотрели вдоль-поперёк, фильм знали наизусть, но отправлялись в кинотеатр специально ради песен Ободзинского. Его голос и дома не отпускал: с голубых виниловых пластинок, вырезанных из «Кругозора», бередил наши юные души:

Что-то случилось этой весной…

В музыкальном отношении благодаря Роберту весь двор стал «продвинутым». Я тоже считал, что в теории музыки преуспел, но этого мне теперь было мало… Прямо сказка про «Золотую рыбку»: «Уж не хотел я быть простым слушателем, хотел сам стать гитаристом!».

К этому времени из нашей компании ни в «прятки», ни в «старики-разбойники» никто не играл. Собирались вместе с девчонками. Пацаны пели под гитару. Я помалкивал. Знал: голоса нет. А к гитаре тянуло страшно. Брал чужой инструмент в руки, обнимал большой лёгкий корпус и тренькал.

К Роберту приставал, канючил: «Научи да научи!». Долго за ним ходил. Он вроде согласился:

– В основе игры на шестиструнной гитаре – приём «баррэ» – прижимаем указательным пальцем левой руки на одном ладу несколько струн. Показываю! – левой рукой он крепко зажал струны, расслабленными пальцами правой провёл по ним.

Гитара радостно встрепенулась, ожила! (Ну, думаю, началось…)

– Роб, сбацай что-нибудь!..

А он – теории втирать:

– При помощи «баррэ» легко переходить из одной тональности в другую, извлекать звуки необычной, разнообразной окраски. Возможности гитары велики. Изучив этот инструмент, способы игры на нём, исполняют классические произведения.

Мне поплохело!..

Лекция закончилась, в голове каша, а до игры дело так и не дошло. Пожалуй, учитель музыки мне нужен не такой заумный…

Жил в соседнем доме Колян.

Длинные жирные патлы тёмно-русых волос до плеч. Вылитый Джордж Харрисон! Только без усов. Он тоже, как Джордж, месяцами не стригся и в школе дерзил учителям. А то, что отцы у того и другого водили автобусы, только усиливало сходство биографий Коляна с лидер-гитаристом «Битлз». Поверх замызганной майки Колян носил пиджак с «золотым» значком «ГТО» на лацкане и, как неукоснительно требовала молодёжная мода семидесятых, хипповал в брюках-клёш. Он с шиком подметал ими улицу, при каждом шаге поднимая облачко восторженной пыли. Среднюю школу Колян до конца пройти не сподобился, про музыкальную и говорить нечего, а вот «университет» за плечами имел авторитетный. (Так в революционных книжках называли места заключения.) Навыки игры на гитаре приобрёл «на химии» – своего рода «интернате» для взрослых, получивших срок. Играл мастерски. На слух моментально подбирал, без всяких там партитур.

Я понимал: набиваться в ученики нужно со своей гитарой. Однажды Саня шепнул: «выкинули». Я – в универмаг. А там не «Шиховские» – по семь рублей, а «Ленинградские» – по шестнадцать, и хуже. Делать нечего, пришлось брать. (Невтерпёж!) Дома подёргал, подёргал за струны – нет музыки. Выхожу с покупкой во двор. Колян с гитарой под тополями потягивает интеллигентно бормотушку. Рассеянно посмотрел на меня, на гитару с интересом:

– Ну-ка, ну-ка, дай сюда!

Он взял пару аккордов, подвернул колки, подёргивая струны. Контрольный перебор. Ещё чуть довернул и гитара ожила…

– Коль, научи играть!

Колян взбодрился, приосанился, выдерживая паузу:

– А гитарка-то ничего звучит…

– Коль, научи!

Я умоляюще заглядывал ему в глаза.

– Лады, карифон! Научу, бля буду! Чуваку с гитарой – тёлки охотней дают.

Я, не веря своему счастью, присел рядышком.

– Если тебя устраивает бряцать по-пьяни в окружении заливших хайло, смердящих сцаниной шмар, – за неделю настрополишься. А заточить пальцы под струны – жизни мало… Ты-то чего хочешь?

– Коль, хочу играть, как ты!

– Тады ой!

Колян запрокинул «огнетушитель» в горло. Остатки «Агдама» с бульканьем перетекли в него, сочась тонкой струйкой по краю губ. И урок начался:

– Гитара, Вован, это такая х…йня, похожая на биксу без ног, – он любовно погладил корпус, – тока дырка в верхней деке не для того, чтоб ты сувал туда свои гениталии. Пол!?

– !!!

– Начнём с прелюдии. Секи! – Он оттянул самую толстую струну и, помедлив, отпустил. Гитара издала гудок, который постепенно стихал, растворялся, исчезая вдали. – Кода! И слегонца так ручкой помашем. Песня называется «Прощай, пароход».

– Во здорово!..

– Тока не факт, Вован, что ты поймёшь мой базар. Я трезвею…

В тот вечер мы занимались допоздна. Домой я летел, не чуя ног! Маэстро снизошёл до меня… Завтра в дворовой студии очередной мастер-класс.

Скорей бы «завтра»!

Я отказывал себе в мороженом, на сэкономленные деньги покупал Коляну портвейн «Три семёрки», чтобы, не дай Бог, не иссяк его педагогический источник.

– Струны мацай четырьмя пальцами, пятым страхуй гитару, а то йобнецца на пол! Дави сильно-сильно! Чтоб продавить, нах, гриф насквозь!.. Подкол! Так не стоит. Хотя зажимай струны плотно, иначе звука не будет, один гул. На первом ладу мы зажимаем вторую струну, на втором – третью и четвёртую.

Я пристально следил за пальцами преподавателя, богато расписанными татуировками.

– Попробуй-ка, бля, взять этот аккорд. Если струны звучат долго и счастливо – ставлю жбан! А ежели какие-то пукают, тихнут, значит, плохо зажал, либо своей клешнёй глушишь. – Колян показал ещё два аккорда. – Ну, лана… Играйся пока. Схожу пасцу…

Разбитыми кончиками пальцев я, прилежно высунув язык, ставил аккорды: ля минор, ми мажор, ре минор. Пальцы не слушались, попадали между струн.

Колян далеко не ходил. На манер римского императора Юлия Цезаря он занимался одновременно тремя делами: справлял малую нужду, пыхал «беломориной», прищурив глаз от едкого дыма, и продолжал вести урок:

– Ну что, кампазитор? Смузицирил? Ну и зае…ись! Ща объясняю, что за аккорды ты поимел: в народе они называются «блатными» или «лесенкой» малой, большой и «звёздочкой». Теперь, по мнению насоса-дембеля, ты знаешь о гитаре фсё! С помощью этих трёх аккордов ты ж – ходячий камерный концерт! Теперь смари и делай, как я!

Колян обтёр руки о пиджак, деформировал физиономию под грусть и хрипло затянул:

Синий, синий инейЛёг на провода…

День шёл за днём, неделя за неделей.

Длинные летние вечера, пока мать не загонит домой, я проводил в «Школе музыки Коляна» – своей альма-матер под открытым небом. В конце урока получал домашнее задание и всякий раз прилежно выполнял его. Стараясь быстрее освоить музыкальную науку я в исступлении рвал струны, отрабатывая «удары» и «броски». Младший брат Игорь с опаской поглядывал на меня. Когда его однажды спросили, кем хочет стать, он твёрдо заявил: