Виктор Гвор - Заместитель господа бога Страница 8

________________

Поезд тронулся с места и медленно двинулся вдоль перрона. Медленно, но все же быстрее девушки, бегущей в пяти метрах за последним вагоном...

_______________

— Приехали, Минеральные Воды, — У всех проводников голоса одинаковы.

Я вышел на перрон и достал трубку.

Трупы... трупы... трупы... развалины... стон... обломки бетонных плит... куски арматуры... пятно засохшей крови... работаем... жив... достаем... аккуратнее... жгут на ногу... носилки... медсанбат... палатки... много... и мало... раненые под открытым небом... снег идет... девочка-врач в слезах... отрезанные ноги... блюющий солдатик у школы... обратно, работать... труп... пополнение... в пиджаке и лакированных штиблетах... еще труп... ребята, дочку спасите... я чувствую, жива... плачет... работаем... работаем... еще трупы... здесь... где девочка?... золото... украшения... деньги пачками... ни одной детской вещи... паспорт с ереванской пропиской... с*ка... кулак, влетающий в лицо... патруль... очередь... развалины... еще трупы... пятно крови на бетоне... стон... еще стон... работаем... хрип... работаем... вот эту отваливаем... дружно... теплый еще... непрямой... искусственное... поздно... поздно... труповозка... вода из канистры... французы с собачками... трупы... кровь... там мои... хоть тела найти... работаем... работаем... труп... еще труп... ребенок ... девочка... года два... живая... к черту носилки... бегом... бегом... успели... работаем дальше... бутылка домашнего коньяка на канистре с водой... спасибо... дочка... как она?... в порядке... и первый выжил... хороший день... спать... спать...

Новый день... новая точка... развалины... трупы... трупы... трупы...

Невысокий широкоплечий человек завязал последний узел на самодельной волокуше и, тяжело ступая, подошел к лежащему чуть в стороне парню.

— Ты прости меня, Андрюша... не уберег я тебя... Ты подожди меня здесь немного... я спущу ее и приду за тобой... отнесу тебя к маме... Подожди, ладно... Я обязательно вернусь, сын...

Мертвый молчал.

Человек еще раз проверил, хорошо ли держаться палки с красными тряпочками на концах, закрепленные в ногах и голове сына. Потом вернулся к волокуше, карабином прищелкнул тягу к задней петле обвязки и, навалившись всем весом на лыжные палки, сделал первый шаг.

__________________________

— Ну и как вы тут без меня?

— Сменился?

— Ага! Где Палыч?

— На Леднике.

— Андрюха, что ли, приехал?

— Точно. С невестой.

— С той же самой?

— Угу.

— Всё так же пудрит ему мозги?

— Не, теперь она просто рвется за него замуж. Андрюха диссер защитил. Оторвал какую-то премию, чуть ли не нобелевку. Еще заказ получил охрененный с полным финансированием. И стипендию какого-то буржуйского фонда. Короче, работой и бабками обеспечен лет на двадцать, если не больше.

— Ого!

— Ну! А еще четыре предложения по райдерству. Нордфейс, Мармот, еще кто-то.

— М-да... не слабо... хотя это как раз не удивительно после Золотого Ледоруба. Но всё равно... Бывают же такие люди!

— А то ж! Даже бардак нынешний не мешает!

— Скорее помогает, кто бы ему дал защитить докторскую в неполный тридцатник.

— И шататься по Гималаям, как по собственному участку.

— Палыч небось счастлив...

— Не то слово! Прямо светится! Пошел понаблюдать с ледника. Не хочет расставаться ни на минуту.

— Куда пошли-то?

— На Чайку. По четверке. Вчера утром на вершину вышли.

— Значит, к вечеру вернутся. Связи нет, конечно?

— Откуда. Не берет. С вершины пробились и всё.

— И то хлеб. Ладно, пойду пожру. Заодно скажу Акраму, пусть баньку протопит. И для меня, и для Андрюхи с Палычем.

Иду к выходу, но у двери оборачиваюсь.

— Соловей! А наверху еще есть кто?

— Нет. Только Андрюха.

— Добре.

Конец ноября время тихое. В лагере никого, только персонал и мы, Служба. Даже на Горе никого. Наплыв пойдет к Новому Году. А пока все копят деньги и отгулы к праздникам, мы можем немного побалдеть. Сходить на какую вершинку для души. Смотаться в Город по бабам и друзьям. Просто, наконец, отоспаться да подлатать снарягу. ЧП в это время — большая редкость, а с текучкой и дежурная смена справится.

Соловей сегодня — дежурная смена. А я сменился с базы и имею право на заслуженный отдых. Поесть, попариться и потрендеть с мужиками о бабах и политике. Поскольку Андрюха приехал с невестой, значит, только о политике.

До столовой не дохожу.

— Серега! На выход!

Нищему собраться — только подпоясаться. Ботинки я снять не успел. Дежурные рюкзаки всегда у нас у двери стоят. Рассказывает Соловей уже на бегу:

— Палыч на связь вышел. Слышно хреново, сплошные помехи. Помощь просит. Что-то серьезное случилось.

Вот чёрт! Что могло случиться? На спуске! Ну, чайники, бывает, расслабляются. Но не Андрюха же! На леднике? Уже втроем, какие проблемы. Лавина? Чтобы Палыч лавину не почуял... не верю... Что же... что же...

Палыч. Тащит волокушу. Лицо страшное. Черное. Всегда думал, что когда говорят «почернел лицом» — это просто оборот речи. Нет. Не оборот. Сейчас вижу. Совсем не оборот. Черное лицо и слезы в глазах.

— Ребята... Андрюша... Не уберег...

______________________

— Одна веревка оставалась... даже полверевки... чемодан пошел... Андрюша ее оттолкнул... Самострах отстегнул и оттолкнул... А сам не успел... Оба упали... Андрюша еще живой был... сказал «прости, папа» ... и всё... нет сына... не уберег...

Палыч повторяет это уже в сотый раз. Или в двухсотый. Мы сидим часов пять, не меньше. Глушим спиртягу. Невесту давно отправили вниз. Жить будет. Пара ребер. Рука. Не перелом, вывих и растяжение. Синяки... Ничего смертельного... Док перед отъездом вколол Палычу что-то успокоительное. Хотел еще снотворное, но побоялся. На фоне шока и усталости... Сутки тащить, в одиночку... мать моя, женщина... Палыч должен был отрубиться сразу, как остановился. Не отрубился, И успокоительное не помогло. Сидит, пьет, практически не закусывает. Плачет. Снова пьет. Снова плачет.

— Не уберег... Похоронить надо... Рядом с матерью... Чтобы вместе...

Наконец, засыпает. Прямо за столом.

_______________________

Утром валит снег. Ветер такой, что в сортир ходим в полной экипировке. Естественно, никуда не идем. За живым бы пошли и в такую погоду. Но за мертвым... Эх, Андрюха, Андрюха...

Палыч просыпается к обеду. Выйдя на улицу, мрачнеет еще больше, хотя казалось, что больше некуда. Остаток дня бесцельно мотается по лагерю. Мы с Соловьем постоянно крутимся рядом, но он не обращает на нас внимания. Только чуть слышно что-то бормочет себе под нос. Скорее по движению губ, чем на слух разбираю: «лишь бы вешки не замело, лишь бы вешки...».

К вечеру приезжает Муса и два хмыря, из городской прокуратуры и из МЧС. Мы теперь к ним относимся. Там у них такие «профессионалы» рулят... Если так дальше пойдет, скоро будем подчиняться пожарникам*...

К Палычу мы их не пускаем. Муса понимающе кивает, а хмыри начанают качать права, требуют немедленно доложить, предоставить протокол осмотра места происшествия, отвезти труп в Город... Соловей вручает им лыжи и предлагает сходить на место происшествия. Заодно и тело вниз доставить. Я даже вызываюсь их проводить. Интересно на это глянуть. Но они как-то вдруг резко начинают нервничать, не завалит ли дорогу назад, и уматывают. Скатертью дорога!

Следующим утром не лучше... И следующим...

_________________________

— В общем, так, Палыч. На то место сошла лавинка. Небольшая, но быстрая. Плюс всё завалило снегом. Мы пробили пару шурфов. Тело не нашли. Нашли одну палку. С утра наберем жратвы и пойдем назад. Надо рыть всерьез.

Палыч горбится за столом. Голос звучит глухо, но жестко.

— Не пойдем! Лавина могла его не просто засыпать, а отнести в сторону. Или, вообще, отбросить куда угодно. Будем перерывать весь ледник? Снега нападало с метр. Температура там сейчас за двадцать. Плюс лавинная опасность. Просто не имеем права искать... Да и не найдем втроем... А если привлечь общественников, — переморозятся. Может, летом...

Палыч прав. Прав на все сто. Нельзя рисковать живыми ради мертвых. И найти будет трудно... очень трудно... А летом... уже было... Олег, Боря, Наташа... Но здесь не Полярный, засосет в лед. И летом не найдем... Не имеем права. Факт. Только... «Не уберег... Похоронить надо... Рядом с матерью...»... Смотрю на Соловья. Он кивает. Как работники не имеем.

— Палыч, у нас, вроде, отпуск не отгулян.

_________________________________

Похороны были скромными. Человек десять. Ни особых речей, ни большого пафоса. Когда всё закончилось, у могилы остался сгорбленный седой человек. Он сидел на скамеечке у свежей могилы и, глядя на небольшую фотографию в изголовье, тихонько шептал:

— Вот так, Андрюша... Вот ты и с мамой... Вы подождите меня там... Я скоро...

Мы стояли чуть в стороне, метрах в пятидесяти, сжимая кулаки и скрежеща зубами от осознания своего полного бессилия.