Владимир Смирнов - /Soft/Total/ Антиутопия великого западного пути Страница 8

А ведь этого вполне хватит, — подумал ПалСаныч. — Надо только сделать все четко. Можно снять деньги у ближайшего кафе, там сейчас безлюдно, и там три банкомата. Итак! — пальцы легли на клавиатуру. Проверим наличие денег в банкоматах. Должно хватить. Меняем статус кредитки, поднимаем лимит одноразовой обналички до четырех тысяч. И наконец перевод на карточку, двенадцать тысяч, больше ни к чему. А теперь бегом! Он сорвался было с места, но тут же понял, что в руках эту кучу денег ему просто не унести. ПалСаныч огляделся — офис был пуст, сотрудники снова чаевничали. Он схватил самую большую сумку, вытряхнул ее содержимое прямо на пол и рванулся к дверям.

Все прошло на удивление гладко; через несколько минут сумка была полна. ПалСаныч поспешно покинул площадь, удивляясь, какими тяжелыми могут быть самые обычные деньги. Он практически никогда не пользовался наличными, карточка была удобнее во всех отношениях. Изредка попадавшие ему в руки купюры он воспринимал как некий нематериальный обменный эквивалент. А это оказывается обыкновенная бумага; и если ее много, то она довольно тяжелая.

ПалСаныч быстрым шагом дошел до переговорного; дыхание сбилось, мокрая рубашка прилипла к спине. Админ как всегда сидел в своем кабинете, просматривая ролики с какого-то сайта о крыльях.

— Андрюша, выручай, нужен канал! До среды ждать не могу, дело архисрочное.

— ПалСаныч, поймите, не могу, не имею права. Меня же выгонят на раз. А мне работа нужна.

— Да, помню — пятьдесят шесть недельных зарплат?

— Ну где-то так, — обиженно буркнул Андрей.

ПалСаныч молча поставил перед ним розовую женскую сумку и рванул молнию. Сумка раскрылась как книга, несколько купюр упали на стол. Андрей оторопел.

— Ворованные? — задал он довольно глупый вопрос.

— Разумеется. Разве это похоже на мою зарплату?

— Но ведь ворованными деньгами нельзя воспользоваться…

— Мне нельзя. А тебе можно. Бери деньги и иди. Пока их отследят, успеешь налетаться.

— А потом?

— Потом на проблемно-моральную… А тебя интересует «потом»? Мне казалось, для тебя главное — полет.

— Полет, конечно… Но я здесь заработаю, накоплю, и тогда полечу. ПалСаныч, я же не могу вот так все бросить, как Вы не понимаете!

— Понимаю, Андрюша, все понимаю.

Ну вот и все, — подумал ПалСаныч. — А взял ли Андрей деньги, отказался ли — в конце концов, не суть важно. Для преступления нужен мотив — так вот он, этот мотив. Все должно выглядеть убедительно.

20

Маша Эпштейн «Общество без насилия: проблемы и перспективы»

…Во все времена от власти в первую очередь требовалось выполнение двух основных функций — защищать и карать. С защитой в большей или меньшей степени справлялась любая власть; карать же со временем становилось все проблематичнее. Потому что каждый гражданин тем или иным образом был сделан преступником. Но наказывать всех не имело смысла, ведь суть наказания именно в его избирательности. Общество без насилия решило эту проблему, максимально широко применив принцип гарантированной отсроченности наказания. Несомненность личной вины каждого сделало кару излишней. Таким образом, впервые в истории было построено общество с гуманной, не карающей властью.

Разумеется, ничто не дается даром и за любое благо приходится платить. Подобная мягкость власти возможна лишь при условии тотального контроля над всей личной и социальной жизнью граждан; это две стороны одной медали, два полюса магнита. Одно невозможно без другого. Но, как было сказано выше, в начале двадцать первого века люди устали от насилия и готовы были платить за безопасность любую цену. И они с радостью приняли мягкий тоталитаризм, делегировав государству все полномочия по контролю над их жизнью.

К сожалению, не все оказались готовы к столь радикальным переменам. Непредсказуемо резко возросло число неврозов, что отразилось и на экономике, и на общем эмоциональном настрое масс. Но пока не превышен критический уровень, мы готовы мириться с невротическими эпидемиями. Как с вынужденной платой за ненасильственность общества, идеального во всех остальных отношениях…

21

В этот раз на разбор прислали сразу нескольких комитетчиков. Выбритые и подтянутые, в темных пиджаках со значками «Администрация», они расселись по всему офису, надиктовывая свои отчеты. Скорее всего, ни один из них на практике не сталкивался с экономическими правонарушениями; несмотря на прозрачность ситуации, никто не хотел спешить с выводами и рекомендациями. С одной стороны, деньгами так никто и не воспользовался — и это еще раз подтверждало невозможность экономического преступления. Можно было рекомендовать оставить все как есть. Но с другой, несмотря на эту невозможность, правонарушение все же было совершено. А значит, оно могло быть повторено снова. При таких условиях любое решение будет в чем-то ущербно.

ПалСаныч спокойно наблюдал за ними. Какая знакомая ситуация — никто не хочет рисковать, брать на себя ответственность. И какая типичная для общества, дающего молодежи высшую ставку и понижающую ее с каждой ошибкой. Интересно, как они выкрутятся? Не могут же они сидеть здесь до ночи.

Они выкрутились. Они вызвали БорисНаумыча — как куратора Кононова от Комитета. А тот быстро расставил все на свои места. ПалСанычу было объявлено, что проступок его аморален, а значит, аморален и он сам; сегодня же он будет перемещен на зону аморалов, в просторечии именуемую адом. Без права амнистии, поскольку аморальные проступки не имеют срока давности. Остальным же БорисНаумыч объяснил, что в данном преступнике имеет место уникальное сочетание аморальности и глупости, которое вряд ли может повториться в обозримом будущем. Заручившись мнением эксперта, молодые комитетчики тут же внесли рекомендации в свои отчеты и удалились, довольные.

БорисНаумыч вывел ПалСаныча на улицу, где стоял его автомобиль, и посадил рядом с шофером. Затем тяжело взгромоздился на заднее сиденье и коротко скомандовал: «В ад!» Машина тронулась, и вскоре они выехали из города. Поворот под кирпич, двадцать минут по бетонке — все оказалось совсем рядом. Рабочие зоны ада располагались под землей, но жилая зона имела вполне пристойный вид и чем-то даже напоминала базу отдыха. Опрятные одноэтажные бараки, невысокий забор, размеченная территория. Только ворота поражали своей явной несуразностью. Глубокая массивная арка — на ее фоне забор казался игрушечным. Впрочем, ворота были закрыты, персонал входил и выходил через обычные турникеты в дежурке. Туда же зашли и они, но только для того, чтобы оформить документы. На зону ПалСаныч вошел через врата, с пустыми руками — сумку пришлось сдать на входе. Секунд через тридцать багажный транспортер выплюнул его нехитрый скарб и за спиной неслышно сомкнулись створки ворот. Прежняя жизнь была отрезана.

Все это слегка озадачило ПалСаныча — здесь-то зачем столь примитивный символизм? На кого рассчитаны эти эффекты? Мало низвергнуть человека на дно социума — надо еще театрально обставить и сам момент перехода?

Смысл ритуала он понял позже, уже в бараке, когда включил наладонник и увидел сообщение о том, что загрузочная запись отсутствует. Все правильно — в гуманном обществе никого не оскорбили бы личным обыском. Но и не допустили бы контрабанды. А что можно было пронести в ад? — только информацию. Ее и стирали во вратах со всех перезаписываемых носителей. В результате коммуникатор превратился в бессмысленный кусок пластика. ПалСаныч тяжело вздохнул и бережно спрятал его в карман — как память о Маше.

В крайнем отсеке, куда его определили, стояли четыре койки, шкаф, стол и несколько стульев. Соседи еще не вернулись, они должны были появиться с минуты на минуту. В общем коридоре уже слышались чьи-то голоса и шарканье ног. Люди расходились по отсекам, двери хлопали, голоса ненадолго затихали, но тут же в бараке появлялась новая партия, и все повторялось — приглушенные голоса, шаги, глухой стук дверей. ПалСаныч ждал. Сплошной монотонный гул изменился, в нем стали различаться отдельные слова и обрывки фраз. Кажется, обсуждали какой-то генератор; но ПалСанычу на миг показалось, что это не профессиональный разговор, а обмен некими странными шифровками. Голоса приблизились, и он понял причину своего заблуждения. Не переставая говорить о токах, аморалы одновременно играли в шахматы. Вслепую. Мелькнула странная мысль, что для них это всего лишь новый уровень офисных пасьянсов; но додумать ее ПалСаныч не успел. Дверь отворилась.

22

Новые соседи оказались молодыми ребятами, чем-то неуловимо похожими. Первым вошел бритый наголо здоровяк, за ним протиснулся второй, с пышной рыжей шевелюрой. Последним появился тощий лохматый тип с каким-то прибором в руке. Все они были примерно одного возраста — где-то около тридцати. ПалСаныч не чувствовал неловкости в чужой компании — Кодекс общения расписывал алгоритм знакомства предельно четко. Младшие должны были первыми поздороваться и первыми представиться. Но представляться, похоже, никто не собирался. Вместо этого бритый мрачно посмотрел на него и спросил: