Эрнесто Сабато - Аваддон-Губитель Страница 82

Канал ТВ».

«Буэнос-Айрес. — Вчера на рассвете Даниель Фуэнтес, 20 лет, записал на магнитофоне мотивы своего решения. Затем привязал магнитофон к туловищу, пошел в патио за домом, прикрепил один конец толстой проволоки к балке в беседке, а другой намотал себе на шею. Затем взобрался на крышу и выстрелил себе в правый висок, „на случай, если один из способов подведет“, объяснял он в записи на пленке. Падая, он повис на проволоке. В таком состоянии его нашел отец, прибежавший на звук выстрела. Когда девушка, упоминавшаяся в записи, узнала о случившемся, она сказала: „Черт возьми, ну и псих!“»

«Буэнос-Айрес. — Сеньор Алван Э. Уильямс, улыбаясь, выходит из самолета. Он намерен осуществить широкомасштабный проект распространения своих знаменитых сухих дезодорантов. Будущее, — заявляет он с уверенностью, — принадлежит сухим дезодорантам, и я не вижу причин, по которым здешний привлекательный рынок мог бы воспринять это иначе. Убежден, что наши хлопоты очень скоро принесут самые отрадные плоды».

«Специалистами проектируется производство духов и парфюмов, вызывающих воспоминания о милых сердцу или достопамятных сценах: запах соснового бора, где вы в первый раз побывали со своей нынешней супругой; запах поля после дождя или зала, где вы произнесли речь на инаугурации предприятия или в годовщину своего клуба, и т. д. Есть замысел изготовлять имитации запахов трав, свежих листьев, древесной коры, арбузной корки, огурцов и грибов, мха, дыма, свиной кожи, конского пота, табака и морской воды. Некоторые запахи — например, горящего угля — предназначены для бифштексов, изготовленных в электродуховках, и великолепно воссоздают характерный вкус мяса, жареного на вольном воздухе.

Американский парфюмер»

«Лэнсинг, штат Техас. — Дадли Морган, негр, обвиненный в нападении на сеньору Мак-Кэй, подвергся нападению разъяренных и вооруженных белых людей; поймав, его привязали к чугунному столбу и приготовили кучу дров и горючих материалов. В момент разжигания костра собралась толпа около 5000 человек. Когда в костре появились разгоревшиеся докрасна головешки, их остриями выжгли негру глаза. Затем обожгли глотку и грудь, а Морган тем временем кричал, умоляя его пристрелить. Толпа требовала продлить пытку, чтобы смерть наступила не так быстро, и часть горючего материала оттащили в сторону. Меж тем негр все сильнее кричал от боли. Запах горелого мяса становился нестерпимым, негр корчился и выл, испытывая страшные мучения. Но несмотря на это толпа теснилась к костру, чтобы не упустить подробности Сеньора Мак-Кэй, приехавшая в машине с подругами, не смогла, однако, приблизиться к костру из-за давки. Перед смертью негр еще успел прошептать: «Передайте жене мое „прости“, — после чего голова его поникла, он был мертв. Когда огонь, выполнив свое назначение, погас, многие поспешили к костру взять что-нибудь на память: кусок черепа или костей. Людей, поймавших негра, подняли на носилках и сфотографировали при всеобщем ликовании».

«Лондон. ЮП. — Туристам, приехавшим летом на Фризские острова, пришлось на пляже прокапывать себе тропу, чтобы добраться до воды, так как песок был залит нефтью. Написанный лордом Байроном гимн чистоте и синеве Северного моря относится к пейзажу, который больше не существует. За последние сто лет промышленные отходы, что выливаются в море из голландских каналов, это, по заявлению инженера Лака, „дань, которую мы платим прогрессу“. Сэр Гилмор Дженкинс утверждает, что поверхность моря покрыта полумиллионом тонн нефти. Кислоты, аммиак, инсектициды, детергенты, цианиды, фенолы, сточные воды и углеродосодержащие материалы постоянно попадают в море, равно как титан и ртутные отходы. Как следствие этого, только на Британских островах погибают в год 250 тысяч морских птиц. В недалеком будущем всякая жизнь на морских просторах будет уничтожена или выродится под воздействием промышленности».

В тот же день «Каналом ТВ» опубликовано письмо Моники Сесилии Ди Бенедетти, из Вилья-Линч.

«Я не понимаю, почему сеньор Мигре с таким упорством умножает беды Роксаны, девушки и без того столь несчастной. Нас тут много подруг, хотя подписалась я одна, и мы желаем, чтобы раз и навсегда отношения Роксаны с доктором Мендосой наладились, так как различие социального положения это не оправдание для того, чтобы причинять страдания столь хрупкому созданию, как Роксана. Поверьте мне, сеньор директор, что телезрители будут глубоко благодарны, если это письмо опубликуют и оно поможет тому, чтобы сеньор Мигре изменил свое поведение».

«Лишь прирожденный дипломат может так стойко справиться с ситуацией. 25 мая в Доме правительства на приеме по случаю приветствия президенту протокол предписывал явиться во фраке с черным жилетом, однако посол, о котором идет речь, еще не зная обычаев нашей страны, пришел в пиджаке. Войдя в зал и увидев своих коллег во фраках, он благодаря идеальному самообладанию не выказал ни малейшего смятения и встал на предназначенное ему место.

Воскресный выпуск „Ла Насьон“.

Буэнос-Айрес».

«Буэнос-Айрес. „Ла Расон“. — Мигель Кифер, румын, 59 лет, владелец фермы в Пампа-дель-Инфьерно, провинция Чако, трудился там со своей женой Маргаритой Шмидт, 46 лет, сыновьями Хуаном и Хорхе и женой последнего Теодорой Дьеболе, 21 года. Теодора забеременела, и, поскольку ребенок был бы помехой, свекровь решила, что невестке надо устроить выкидыш, для чего обращалась с нею крайне жестоко, а сын не смел вмешиваться. Убедившись, что ее приемы бесполезны, свекровь созвала семейный совет, и было решено погубить Теодору укусом змеи ярара, которую спрятали в корзине с бельем. Затем сеньора Кифер приказала невестке найти в корзине какую-то сорочку, и тут ее ужалила змея. Но яд, по-видимому, действовал медленно, и члены семьи, опасаясь, что смертельна исход не осуществится, уселись в повозку, а Теодору привязали сзади и велели бежать за повозкой. Обезумев от жажды и действия яда, — рассказывал потом на суде ее муж, — молодая женщина умоляла о пощаде. Но смертельный приговор был уже вынесен. Чтобы ускорить дело, свекровь задушила Теодору, обкрутив ей шею платком»

«Париж. АФП. — Тур Хейердал совершил в 1947 году путешествие на „Кон-Тики“, а в 1969 году — на „Ра“. Во второй экспедиции он, по его словам, заметил большое отличие от первой. „В 1947 году, пишет он, океан расстилался перед нами совершенно чистый, без малейшего следа деятельности человека, все 101 день нашего плавания на протяжении 4300 миль. Но в 1969 году не было ни одного дня, когда бы мы находились среди чистой воды, — постоянно вокруг нас плавали пластмассовые емкости, стеклянные бутылки, жестяные банки и нефтяные пятна. Все это не обычные отходы, которые в конце концов превращаются в другие вещества, полезные для органической жизни, а синтетические материалы, чуждые естественной эволюции природы. У нас нет ни малейшего представления о том, куда мы движемся, но мы продолжаем все это производить“, — мрачно заключает Тур Хейердал».

«Нью-Йорк. АФП. — Солдат Арнольд У. Мак-Гилл, обвиненный в геноциде, заявляет, что не понимает, почему поднялось столько шума из-за вьетнамской деревни, когда такого обращения с ними придерживались регулярно, как о том прекрасно известно генералам, заправляющим в Пентагоне. „Я только исполнял приказы капитана Медины, — сказал он. И прибавил: — К тому же, речь идет о жителях деревни, которые нам пакостили как только могли“».

«Бромуич. ЮП. — Билл Корбет заявил судье, что уже 7 лет не разговаривает со своей женой, хотя живут под одним кровом. Сеньора Корбет в местном суде подтвердила этот факт: „Мы уже много лет не разговариваем. Когда один из нас входит в комнату, другой выходит. Но встречаемся мы очень редко — иногда на лестнице или у двери уборной“. Она прибавила, что какое-то время еще готовила мужу еду, оставляла ее на столе с запиской: суп, мол, посолен, жаркое разогрето. Вот в таком духе. Но в последнее время этот вид общения также прекратился».

«Токио. АФП. — Утром в день бомбардировки Хиросимы, — рассказывает господин Ясуо Ямамото, — я ехал на велосипеде, как вдруг услышал гул самолетов. Но я на это не обратил внимания, так как в те дни мы уже к нему привыкли. Минуты две спустя я увидел, что с земли поднимается гигантский огненный столб при ужасающем грохоте взрывов, как будто тысячи громов гремят враз. Мой велосипед подбросило в воздух, и я упал за какой-то стеной. Когда я сумел оттуда выбраться, то увидел ужасающее смятение, услышал безумные вопли детей и женщин, стоны тяжелораненых или умирающих. Я побежал к своему дому и на бегу увидел людей, зажимавших на себе огромные раны, другие были залиты кровью, большинство обожжены. У всех на лицах был ужас, какого я в жизни не видывал, и выражение страшнейших мучений. За вокзалом виднелось огненное море, сплошь разрушенные дома. Я со страхом думал о своем единственном сыне Масуми и о жене. Когда же я наконец среди развалин и огня добрался до того, что когда-то было моим домом, стен там уже не было, а пол накренился, как при землетрясении, и везде лежали кучи битого стекла, обломки дверей и потолков. Жена была ранена, она звала нашего сына, который вышел по какому-то мелкому поручению. Мы искали его в том направлении, куда он пошел, как вдруг услышали поблизости стоны какого-то голого существа, почти без кожи, лежавшего на земле, даже не имея сил пошевелиться. С ужасом спросили, кто он, и бедняжка пролепетал еле слышным, каким-то чужим голосом: „Масуми Ямамото“. Мы уложили его на доску, остаток двери. С безграничной осторожностью — он был сплошной открытой раной — понесли его, ища пункт медпомощи. Через несколько кварталов мы увидели длинную очередь раненых и обожженных, ждавших помощи врачей и медсестер, также раненых. Чувствуя, что наш сын долго не выдержит, мы попросили какого-то военного врача дать нам хоть что-нибудь для облегчения его страданий. Врач нам дал жидкое масло, чтобы полить на мальчика, что мы и сделали. Сын спросил нас, умрет ли он. Скрепя сердце, мы отвечали, что нет, что он скоро вылечится. Хотели отнести его обратно домой, но он попросил не трогать его с места. К вечеру он немного успокоился, но беспрестанно просил воды. И хоть мы опасались, что вода может повредить, мы давали ему пить. Временами он бредил, говорил что-то непонятное. Потом как будто пришел в себя и спросил, правда ли, что есть рай. Жена была потрясена и не нашлась, что ответить, но я сказал ему, что да, что рай есть и это очень красивое место, где никогда не бывает войны. Он внимательно выслушал мои слова и, видимо, успокоился. „Тогда лучше мне умереть“, — прошептал он. Сын уже с трудом дышал, грудь вздымалась и опускалась, как мехи, рядом тихо плакала жена, чтобы он не услышал. Потом наш сынок снова начал бредить и уже не просил воды. Через несколько минут он, к счастью, испустил дух».