Антония Байетт - Обладать Страница 85

– Ла Мотт? Ах да, автор «Мелюзины». Осенью семьдесят девятого года у нас в университете состоялась конференция отпетых феминисток, они грозились, что не покинут здание, пока я не включу в мой курс поэзии девятнадцатого века вместо «Королевских идиллий» или «Рагнарёка» эту самую «Мелюзину». Университетское начальство раскисло и согласилось. К счастью, свои права на «Мелюзину» заявил факультет исследований женской культуры, – это нас освободило от всяких обязательств, и мы благополучно восстановили «Рагнарёк». Вот и вся связь. Больше ничего не припомню.

– А мне казалось, всплыли какие-то письма…

– Сомневаюсь. Первый раз слышу. Хотя я знаю о Кристабель Ла Мотт что-то ещё! Вертится в голове… Нет, не могу вспомнить.

– Роланд Митчелл сделал некую находку.

Собрайл остановился на тротуаре Грик-стрит так внезапно, что двое китайцев, шедшие следом, чуть не уткнулись ему в спину.

– Находку? Какую находку?

– Я сам точно не знаю. Пока не знаю. Но судя по поведению Роланда, это находка большой важности.

– Аспидс в курсе?

– Кажется, нет.

– Доктор Вулфф, вы меня заинтриговали.

– К этому я и стремился, уважаемый профессор.

– Позвольте пригласить вас на чашечку кофе, вон в то заведение.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Спят вместе перчатки

Перстами к перстам

Ладонью к ладони

Подобна холстам

Их белая лайка

Последним холстам

Но в них прокрадутся

Чрез множество лет

Вдруг белые руки

Исполнить обет

Проснуться и дружбы

Исполнить обет

Мод сидела в Информационном центре факультета исследований женской культуры на яблочно-зелёном стуле за апельсиново-оранжевым столом. Перед ней был архивный ящик – в его папках хранилось то немногое, чем располагали современные исследователи по вопросу самоубийства Бланш Перстчетт. Статья газетного репортёра, протоколы следствия, копия предсмертной записки, обнаруженной на столе дома «Вифания» по улице Горы Араратской (записка, отметил старинный следователь, была придавлена увесистым округлым гранитным камнем). Несколько писем к прежней воспитаннице, дочери члена парламента, – про него известно, что он как политик довольно сочувственно относился к борьбе женщин за свои права. Мод снова и снова перечитывала все эти скудные свидетельства, надеясь отыскать хоть какую-то подсказку к мучившей её загадке: где была и что делала Кристабель Ла Мотт во время между путешествием в Йоркшир и следствием по делу о смерти Бланш. Как жаль, что Бланш ничего не оставила, кроме вот этой записки…

Всем тем, кому о том ведать надлежит.

То, что я совершаю, я совершаю в здравом уме – как бы ни рассудилось потом людям, – и после долгих и тщательных раздумий. Причины просты и могут быть изложены с полною ясностью. Во-первых, бедность. У меня нет более денег на краски, и за последние месяцы я продала слишком мало работ. В гостиной я оставила в завёрнутом виде четыре наилучших натюрморта с цветами, в том роде, какой прежде нравился мистеру Кресси из Ричмонд-хилла – в надежде, что мистер Кресси предложит за них сумму, достаточную для моих похорон, если таковые окажутся возможными. Выражаю мою особую волю, чтобы эти похоронные расходы не были отнесены на счёт мисс Ла Мотт, – и уповаю лишь на то, что мистер Кресси сделает мне одолжение.

Вторая причина – и за неё я достойна худшего порицания – гордость. Я не могу вновь унизиться до того, чтобы войти в чей-то дом гувернанткой. Такая жизнь подобна аду на земле, даже если члены семьи относятся к тебе по-доброму, и я предпочитаю не жить вовсе, чем жить в рабстве. Точно так же я полагаю неприемлемым навязывать себя на благотворительное попечение мисс Ла Мотт, которая имеет свои собственные жизненные обязательства.

Третья причина – крушение идеалов. Я предприняла попытку, вначале совместно с мисс Ла Мотт, а затем и одна в этом укромном доме, жить с верою в то, что независимые, незамужние женщины могут существовать полезно и полноценно в обществе друг друга, не прибегая к помощи постороннего мира и помощи мужчин. Мы полагали – как оказалось, напрасно, – что при экономном ведении хозяйства, пребывая в гармонии друг с другом и Природой, можно осуществить идеал философский, христианский и художнический. Увы, то ли мир оказался слишком враждебен к нашему опыту (думаю, так оно и было), то ли мы сами имели недостаточно изобретательности или силы духа (скорее всего, нам не хватало и того и другого – от времени до времени мы это ощущали). Остаётся лишь надеяться, что первые дни нашей экономической независимости, столь опьянившие нас и принесшие плоды в виде нашего труда, могут вдохновить новые, более сильные души на решение этой задачи, и их опыт, в отличие от нашего, окажется удачным. Независимые женщины должны требовать от себя большего – и добиться успеха, вопреки злопыхательским ожиданиям мужчин и обычных, «одомашненных» женщин.

Моё наследство очень мало, и вот как я желала бы им распорядиться. (Понимаю, что обстоятельства лишают мою записку юридической силы, но надеюсь, что прочетший или прочетшие её отнесутся к ней с уважением, как если бы она была завещанием законным.)

Мой гардероб я оставляю нашей служанке, Джейн Саммерс, пусть она возьмёт себе, что пожелает, и распорядится остальным, как сочтёт нужным. Хочу воспользоваться этой возможностью и попросить у Джейн прощения за небольшой обман. Несколько времени назад, дабы убедить её меня покинуть – а она отказывалась это сделать, невзирая на то, что я совершенно не способна ей платить жалованье, – я притворилась, будто недовольна её службою, тогда как на самом деле лучшую служанку трудно найти. Я уже тогда приняла то решение, которое мне вскоре надлежит исполнить, и не хотела, чтобы хоть какая-то тень ответственности за мой поступок легла на неё. Вот единственная причина, по которой я повела себя с нею таким образом. Я не владею искусством ловкого обмана.

Дом не является моей собственностью. Он принадлежит мисс Ла Мотт. Всё движимое имущество в доме и различные мелкие принадлежности, приобретённые нами совместно на наши сбережения, принадлежат ей в большей степени, чем мне, так как в совместном хозяйстве её доля была наибольшая; я завещаю ей мою долю и предлагаю распорядиться всем по её усмотрению.

Я желаю, чтобы мой Шекспир, а также «Собрание стихотворений Дж. Китса» и «Собрание стихов и поэм лорда Теннисона» были переданы мисс Элизе Донтон, если, конечно, она согласится принять столь потрёпанные книги. Мы часто читали их с нею вместе.

Мои украшения немногочисленны и не представляют ценности, за исключеньем нательного креста с мелким жемчугом, но его я беру с собою. Другие безделушки может взять Джейн, если захочет, кроме броши чёрного янтаря с изображением двух рук в дружеском пожатии и с надписью «Дружба навеки». Эту брошь подарила мне мисс Ла Мотт, и я желаю, чтоб подарок к ней вернулся.

Вот и всё, чем владею я в этом мире, не считая моих полотен, которые – я твёрдо в это верю – имеют ценность, пускай в настоящее время на них и нет спроса. Всего сейчас в доме двадцать семь полотен моей работы, не считая многих эскизов и рисунков. Из больших полотен два являются собственностью мисс Ла Мотт: «Кристабель перед сэром Леолайном» и «Мерлин с Вивиан». Я хочу, чтобы она сохранила две эти картины, и надеюсь, что она пожелает, по старому обыкновению, повесить их в кабинете, где работает, и они будут напоминать ей о прежних счастливых днях. Если эти воспоминания окажутся для неё слишком тягостны, я всё же возлагаю на неё обязательство – ни дарением и ни продажею не выпускать при жизни своей из владения этих двух картин, и в дальнейшем распорядиться ими так, как распорядилась бы я сама. Мисс Ла Мотт знает, что это лучшие мои работы. Конечно, земные вещи не вечны; но достойное искусство способно пережить своего создателя; и я всегда стремилась быть понятою теми, кто ещё не родился. Кто же лучшие судьи, как не люди будущего? Судьбу других моих произведений я также вручаю мисс Ла Мотт, которая сама обладает сознанием художника. Если это возможно, пускай мои работы хранятся вместе, пока у публики не возникнет к ним интереса и о них не станут судить в таком роде, что смогут оценить их по достоинству. Впрочем, я скоро, очень скоро утрачу право опекать мои произведения, и они должны будут сами двигаться своим молчаливым и ненадёжным путём.

Скоро, очень скоро я покину этот дом, где была так счастлива, и никогда уж в него не вернусь. Я намерена последовать по стопам автора «Защиты женских прав», но, наученная её опытом, я намерена зашить в карманы моей накидки те округлые вулканические каменья, которые мисс Ла Мотт столь красиво разложила на своём письменном столе, и таким образом рассчитываю, что всё свершится быстро и наверняка.