Ион Агырбичану - «Архангелы» Страница 89

Оба директора ежедневно получали сведения о состоянии дел «Архангелов» и даже послали на прииск доверенного человека, который лично осмотрел штольни. Директора опасались поступить опрометчиво: если дела на прииске и впрямь пойдут на лад, резкие меры могут причинить их интересам большой урон. Однако каждодневные сведения от доверенных лиц убеждали их, что ничего хорошего ждать не приходится. Об этом твердили им и бывший компаньон Родяна Георге Прункул, и письмоводитель Попеску. Эта парочка частенько появлялась в городе и никогда не упускала случая поговорить с директорами банков.

Настал день выплаты процентов, и состояние дел Иосифа Родяна стало ясно обоим директорам. Вскоре после этого Прункул сообщил, что Родяну нечем заплатить даже рабочим.

Дурные вести посыпались одна за другой: большинство рудокопов ушло от «Архангелов», примарь вышел из акционерного общества, на знаменитом некогда прииске остался один сторож, «Архангелы» превратились в заброшенный прииск.

В тот день, когда до города дошло это последнее известие, оба директора срочно созвали специальное заседание административного совета и после краткого обсуждения приняли — при одном голосе против — решение наложить арест на имущество Иосифа Родяна.

Адвокат Албеску, зять управляющего «Архангелов», проходил мимо банка, как раз когда из ворот высыпали на улицу члены административного совета. Один из них обратился к адвокату.

— Ты знаешь, все-таки большую глупость совершили эти господа!

Адвокат недоуменно пожал плечами.

— Все-таки решили наложить арест на имущество твоего тестя! Единственный человек, который голосовал против, был винодел Паску.

Албеску остановился, удивленно посмотрел на Паску и двинулся дальше.

— Я сказал им, что это свинство! Что нашему банку нечего бояться. Гарантия у нас полная.

Албеску побледнел, остановился и переспросил:

— О чем ты говоришь?

— О задолженности управляющего «Архангелов».

— Тесть задолжал вашему банку? — бледнея еще больше, спросил адвокат.

— А ты что, не знал? — удивился винодел Паску.

— Долги? У тестя? — У Албеску потемнело в глазах.

— Ну, ладно, пошутили и будет. — Паску переменил тон. — Имей в виду, на твой дом наш банк наложил арест. Но в этом нет ничего страшного, уверяю тебя. Господа поторопились и сделали глупость.

— На мой дом? — Глаза у адвоката округлились.

Винодел Паску, увидев ужас, изобразившийся на лице Албеску, понял, что тот и впрямь ничего не знал.

— Скажи, братец, ты и вправду не знаешь о долгах? — спросил Паску.

— Не знаю! Ничего не знаю! — забормотал адвокат.

— Удивительно! — хмыкнул Паску и, подхватив Албеску под руку, потащил его за собой. — Если не знаешь, то на мою долю выпала пренеприятная миссия. Должен тебе сказать, что долг довольно велик и арест наложен на дом Тырнэвяна тоже.

— Что ты такое говоришь? Да этого быть не может! — почти закричал Албеску; вырвав руку, он чуть ли не бегом бросился по улице направо к площади.

До зятей Иосифа Родяна, разумеется, доходили слухи о долгах тестя, однако они им не верили, верили они в несметное богатство тестя и до закрытия «Архангелов» и не думали требовать от него приданого деньгами. Поселив их в новые дома, Иосиф Родян сказал:

— Здесь вы будете жить, а об остальном позаботимся.

Зятья вполне удовлетворились этим заверением. Они знали, что приданое дочерей-для тестя вопрос самолюбия.

Кроме того, Иосиф Родян делал свои заемы в глубокой тайне. Оба директора и все члены административных советов были связаны обещанием держать его дела в секрете. Управляющий «Архангелов» заявил, что стоит ему услышать болтовню на его счет, он мигом переведет свои вклады в другие банки. Поэтому говорили о нем в городе шепотом.

И только когда главная штольня «Архангелов» уперлась в старинную выработку, слухи о долгах Иосифа Родяна стали определеннее. Но и тогда оба зятя ничего не желали слышать. Закрытие прииска было для них жестоким ударом. Однако надежду в них поддерживали дома, каждый из которых стоил не один десяток тысяч. И все же с этого самого дня в них зародилось недовольство. Дома, конечно, были достойным приданым, но как примириться с мыслью, что наличных денег им уже никогда не получить?

Что ни день они посылали за сведениями в Вэлень, но отвечала им только Эленуца. И с каждой новой нерадостной вестью ухудшались отношения молодых супругов. Оба адвоката все собирались к тестю, чтобы решительно с ним поговорить, но откладывали со дня на день поездку, опасаясь гнева управляющего, если счастье вновь вернется к «Архангелам».

С каждым днем зятья Родяна становились все нервознее, и нервозность их сказывалась уже на делах: они проигрывали процесс за процессом. И домашняя их жизнь превратилась в ад.

Иосиф Родян стал для них заклятым врагом. «Если он знал, что случится, — говорили они между собой, — то должен был дать приданое в день свадьбы!» Им казалось, что управляющий давным-давно знал о катастрофе.

Но Иосиф Родян был далеко, они его еще побаивались и изливали поэтому всю кипевшую в них злобу на молодых жен, которые отнюдь не оставались в долгу.

И Эуджения, и Октавия после свадьбы свысока поглядывали на своих мужей, а переселившись в новые дома, и вовсе повели себя как самодержавные царицы. Любому человеку, переступившему их порог, они взглядом, жестом, словом давали понять, что здесь властвуют только они, что богатство принадлежит им, а мужья всего лишь седьмая спица в колеснице. Лучше всех это усвоили служанки, быстренько разобравшись, что приказания хозяев ничего не стоят и на их недовольство можно просто чихать, но вот хозяек нельзя раздражать ни в коем случае.

Роскошь, которую позволяли себе сестры, будучи девицами, не шла ни в какое сравнение с той, какой окружили они себя, став замужними дамами. Каждым своим шагом они старались удивить весь город, каждым нарядом вызвать жгучую зависть.

Эуджения и Октавия походили друг на друга не только характером, но и внешностью. Обе были чуть выше среднего роста, не блондинки и не брюнетки, с бесцветными невыразительными лицами — носы у них были крупные, глаза тусклые, скулы торчали. Тощие, сухопарые, будто снедаемые тайным огнем, который мешал им пополнеть, несмотря на их беспечальное житье. Огонь этот то и дело вспыхивал ледяным презрением к окружающим — так смотрит на мир выросшая в роскоши юность, которая потакала всем своим прихотям и не слышала ни одного слова поперек.

Их домам, туалетам, парадным обедам завидовал весь город, но сами они не вызывали симпатии даже у собственных мужей.

Мужья молча терпели их и, кажется, были даже довольны тем безразличием, с каким относились к ним молодые жены. Адвокаты считали себя прежде всего деловыми людьми. В браке главным для них было богатство: в виде домов, во-первых, и денег, во-вторых. Деньги же для своей роскошной жизни молодые жены потихоньку тянули из отцовского дома. Но после рокового дня 27 ноября пришлось мужьям взять своих милых жен на полное содержание, что и послужило причиной первых размолвок между молодоженами.

Адвокаты быстро смекнули, что жены их за неделю способны спустить столько, сколько им не заработать и за месяц. И дали понять, что Иосиф Родян, очевидно, не в состоянии дать за ними порядочного приданого, а потому деньги нужно беречь, на дороге они не валяются.

Молодые жены в ответ обозвали мужей «нищебродами» и перестали с ними разговаривать, что не мешало им, однако, брать в магазинах в долг все, что им хотелось. Самые красивые дома в городе оказались самыми несчастливыми, в них только и делали, что ссорились, бранились, скандалили. Молодые супруги вдруг выяснили, что они друг другу чужие, что их никогда ничего не связывало, и принялись враждовать. Ссоры доставляли им неизъяснимое наслаждение, и тем большее, чем больнее они друг друга ранили. Когда до молодоженов докатилась весть, что с прииска ушли два последних рудокопа, отношения были настолько испорчены, что жены грозили мужьям возвращением в Вэлень и бракоразводным процессом. Мужьям же хотелось глотнуть свежего воздуха, иначе они чувствовали, что задохнутся.

И в таком вот душевном состоянии адвокат Албеску повстречал винодела Паску!

Албеску, как сомнамбула, миновал узкую улочку и очутился на площади. Контора Тырнэвяна была заперта, хотя и было-то всего пять часов пополудни.

Албеску отправился в казино, Тырнэвян сидел там в одиночестве за столиком и даже не заметил приятеля. Только когда Албеску заговорил, Тырнэвян вздрогнул и поднял на него глаза. В растерянных взглядах обоих читался один и тот же вопрос.

— Слыхал? — спросил Албеску, оглядываясь вокруг.

— Слыхал! — подтвердил Тырнэвян.

Албеску, разом обессилев, плюхнулся на стул. Потянулось молчание, изредка прерываемое тяжкими вздохами.