Млечный путь - Меретуков Вионор Страница 89

— Да, не заслужил. Но вот что странно. Понять, чем руководствовался Господь, когда одаривал меня незаслуженным счастьем, невозможно. Было бы закономерным и понятным, если бы специально для меня устроили персональный ад на земле. А Бог вместо этого подарил мне сына, с которым я счастлив и буду счастлив, если ты меня не убьешь, до самой смерти. Бог должен был меня наказать, а наказывает не меня, а других. Тебя, например. Ты, юная и прекрасная, созданная для любви и счастья, годами жила серенькой мыслью о мщении, о возмездии. Мы, люди, ищем в деяниях Господа логики, простого смысла, то есть всего того, что нам понятно и что мы можем, объяснив себе, вложить в свою узенькую мозговую извилину. А у Господа свои резоны, которые недоступны нашему пониманию.

— Не заговаривай мне зубы.

Проснулся в слезах. Решил тут же позвонить Ане. Она долго не брала трубку. Потом я услышал:

— Кардинал Ришелье слушает. Аня купается. Спешу успокоить тебя: она купается не в ванной. В море.

Мне послышалась: «в морге».

— Где-где?

— В море! Сапега, знал бы ты, как я тебя заждался!

Третий день мы с Илюшей гостим у Фокиных. Лева женился на Авдеевой. У них белокаменный особняк, похожий на громадный саркофаг. Архитектура похоронного типа. Такие я видел на кладбище Реколета в Буэнос-Айресе. Только этот побольше. Так и тянет в нем помереть. Метрах в ста от особняка, ближе к морю, стоит многоэтажный отель. За ним — несколько дорогих вилл с бассейнами и теннисными кортами. А еще дальше — целая вереница огромных отелей, они стоят в несколько рядов, упираясь в подножие лесистой горы. Все это находится на берегу Тирренского моря, синего-пресинего моря, которое, по словам Левы, иногда набухает от переизбытка воды. И когда морю становится совсем невтерпеж, оно, дабы не выйти из берегов, частично переливается в какой-то океан.

— Знаю только, что не в Ледовитый. У меня всегда было плохо с географией, — извиняется он. Лева сбрил усы и кардинальскую бородку. Как ни странно, это прибавило ему лет. На безымянном пальце правой руки Левы красуется перстень с крупным аквамарином.

— Помнишь, я говорил тебе, что хочу проникнуть наверх? Чтобы там все взбаламутить, а потом навести порядок? — спрашивает он, с удовольствием рассматривая перстень.

— Ну и?..

— Глупости все это. Ничего там не изменишь. Это все равно что теленку бодаться с дубом. Телята один за другим падают как подкошенные, а дуб стоит, только крепче становится. Так было раньше, так будет всегда! Кстати, — он оживился, — я могу предсказывать, кто и когда отбросит копыта. Играл я тут в карты с одним приятным господином. Крупно у него выиграл. Он очень расстроился. Чтобы как-то его утешить, я предсказал, что в ближайшее время у него помрет кто-то из близких. Он недоверчиво хмыкнул. И что ты думаешь? Через неделю у него утонула жена, оставив ему в наследство небоскреб в Чикаго.

Лева ходит за мной по пятам: видно, соскучился.

— Могу, — говорит, — и твой конец предсказать.

— Можешь не трудиться: я и сам могу.

Авдеева раскрыла мне свои необъятные объятья. Специально для меня она нацепила на голову шляпу-корзинку с плюшевым индюком. Она опять набрала вес.

— Меня ненадолго хватило, — сказала она мне, имея в виду диету, одиночество и свои дачные увлечения вишневым садом и наливками. — Я жить хочу! Как я выгляжу? — Она покрутила головой с индюком и засмеялась.

— Ты неотразима.

Кажется, они счастливы. Однажды я застал их за занятием юных молодоженов: они стояли на веранде и, обнявшись, любовались заходом солнца. Я подошел к ним.

— Это наш Авалон, — смущенно сказал Лева, указывая на свою виллу-саркофаг. — Временный Авалон, — уточнил он, — страна-остров блаженства. Здесь мы отсиживаемся, пережидаем бурю. Через пару лет все уляжется, и мы сможем вернуться к нормальной жизни.

Лева считает, что, разбогатев, он мог привлечь внимание определенных госструктур, выискивающих коррупционеров и взяточников в органах правопорядка.

— Я правильно сделал, что свалил за границу. Главное — вовремя унести ноги. Дотянуться до меня можно, но сколько для этого нужно затратить усилий… Всякие там визы, разрешения, кучи бумаг, запросы, и прочее, и прочее. Всегда легче сцапать того, кто под боком, чем того, за кем надо гоняться по чужедальним буеракам.

Из Австралии прибыл Филипп, внук Авдеевой, пятнадцатилетний мальчик с мускулатурой тяжелоатлета.

— Когда я увидел Фила, — рассказал мне Лева — то просто обомлел. Если у моей жены такой здоровенный внук, подумалось мне, не поторопился ли я с женитьбой? А потом успокоился, все не так уж и плохо, поскольку я бездетен, то избежал пеленок, подгузников, воплей по ночам и прочей мерзости. Сразу, минуя стадию отцовства, превратился в дедушку. Тем более что пацан никому не мешает: по целым дням валяется у себя в комнате, опоясав себя наушниками с ног до головы, и играет в какие-то виртуальные игры.

Через неделю Филипп отбыл в Австралию, не оставив после себя ничего: ни наушников, ни воспоминаний. Типичный представитель поколения, которое идет нам на смену. Наверно, именно из таких потом вырастают либо гении, либо злодеи.

Аня живет здесь уже месяц. Авдеева-Фокина относится к ней как к дочери. Как относится к ней Лева, я не знаю и знать не хочу. Но кое-что он о ней сказал:

— Обворожительная девушка, — он осторожно посмотрел на меня. — Есть в ней что-то роковое, притягательное и в то же время отталкивающее. Очаровательная и опасная, я ее немного побаиваюсь. Кстати, зазвать вас сюда — ее идея. Пусть приезжают, говорит, не будет так скучно. Когда-то моя жена говорила, что у Ани артистический талант. Сейчас об этом никто не вспоминает. Аня увлеклась хиромантией, столоверчением, астрологией и прочими интересными штучками. Я ее тут застукал: она ночью, не отрываясь, смотрела на звездное небо, что-то с ней происходит.

Илюша сразу прилип к Ане. Ей, похоже, это нравится. Они по целым дням вместе.

В один из нескончаемо долгих вечеров Лева предложил мне сыграть в шахматы. На «интерес». Я помнил, что он чуть ли не кандидат в мастера, и отказался. В ответ предложил сразиться в покер. Увлеклись. Мне везло. Фокин пыхтел от злости. Играли под честное слово. К полуночи я выигрывал у него две тысячи долларов. Разгорячившись, Фокин поставил на кон сначала перстень, сняв его с пальца, а затем и виллу. Проиграл и то и другое, таким образом, к утру и перстень с сияющим аквамарином, и дорогущий особняк перешли под мою юрисдикцию. Зная Леву, я потребовал немедленной финансовой сатисфакции.

— Нб, подавись, — он со злостью насадил мне перстень на палец.

— Настоящий? — спросил я, с подозрением рассматривая камень.

— Разумеется, настоящий. Я купил его на пляже неделю назад у пакистанца за пять евро. А вилла не моя, я ее арендую! — Лева расхохотался.

Таким образом, Авалон, остров блаженства, на поверку оказался, как ему и положено, блефом.

— Тогда отдай две тысячи.

— А разве мы играли не в кредит? — удивился он. — Ну, хорошо, я вознагражу тебя, куплю тебе бутылку виски.

— Только самую большую и самую пузатую.

— Будет тебе бутылка, самая большая и самая пузатая. Посмотри на меня, — вдруг сказал он, — говорил я тебе, что могу предсказывать смерть?

— Говорил. И не раз.

— Что-то ты мне сегодня не нравишься.

— Я давно никому не нравлюсь.

— У тебя глаза мертвеца. Смотри, как бы тебе не сыграть в ящик в самое ближайшее время. Что-то подсказывает мне, что тебе грозит опасность. Советую тебе быть настороже. Возможно, опасность исходит от тебя самого, — задумчиво сказал Лева и, забывшись, попытался подкрутить давно сбритый ус.

Удивительное дело! Если разобраться, Господь должен был бы меня казнить. И казнить самой страшной смертью. Я нарушил все земные и небесные законы: я убивал людей. А Господь вместо этого наградил меня пятилетним счастьем. Не понять, чем руководствовался Господь. «Умрешь и все узнаешь — или перестанешь спрашивать». Хорошо бы спросить у Льва Николаевича Толстого, как ему там, на том свете, много ли открылось?