Мария Метлицкая - И шарик вернется… Страница 9

Гостиница была новая, в двенадцать этажей. Номер уютный — две кровати, телевизор, душ, туалет. Большой балкон с видом на море. Переоделись и пошли на пляж. На пляже тоже сплошь культура — шезлонги, яркие зонтики от солнца, будочки с напитками, пивом и мороженым. Море теплое, песок чистый. Везде слышится иностранная речь — немецкая, польская. Приехали погреться — своих теплых морей у них нет.

Светик огляделась — молодежи полно. Играют в волейбол, бадминтон. Русские дуются в карты, попивают пивко. Светик улыбнулась — классная жизнь! Маман загорала. Светик встала у волейбольной сетки. Мяч ей пассанул высокий и жилистый парень, яркий блондин с цепочкой на шее и в малиновых плавках. Он улыбнулся Светику, и она почему-то смутилась.

Уходить с пляжа не хотелось — белобрысый поляк по имени Янек расположился недалеко от Светика прямо на песке и бросал на нее недвусмысленные взгляды. Но наступило время обеда. Светик неохотно поднялась, накинула сарафан, и они с маман двинулись. Светик обернулась — Янек помахал ей. Маман с тревогой посмотрела на дочь. После обеда пошли в номер — на пляже оставаться было опасно, слишком жарко. Светик лежала на кровати и думала про Янека. Маман похрапывала. Вечером были танцы, здесь это называлось «дискотэка». Светик надела джинсы и шелковую желтую блузку, распустила волосы и подкрасила ресницы — чуть-чуть, подслеповатая маман этого не заметила. Она с тревогой смотрела на дочь и пыталась за ней увязаться. Наткнулась, естественно, на скандал. Расплакалась и осталась в номере.

– Смотри телевизор, — строго велела ей Светик.

Мать покорно кивнула. На танцах уже вовсю разгоралось веселье. Ансамбль играл битлов — «Желтую субмарину» и нежную «Мишель». Светик оглянулась и увидела Янека. Он обрадованно бросился к ней. Протанцевали шесть танцев подряд, потом Янек предложил ей прогуляться. Он прекрасно говорил по-русски, в Польше его учили в школе как обязательный язык. Они прошлись по берегу моря и сели в шезлонг. Янек обнял Светика и поцеловал, она закрыла глаза. Янек расстегнул пуговицы на желтой блузке и дотронулся до Светиковой груди. Она чувствовала, как кожа покрылась пупырышками. Он осторожно спустил рукава блузки, и Светик предстала перед ним во всей красе. Ну, почти во всей. Он нежно целовал ее маленькую грудь и гладил острые и темные соски. Светик опрокинулась на шезлонг и не открывала глаз. Но, когда Янек попытался расстегнуть пуговицы на джинсах, она пришла в себя — словно очнулась, скинула его руку и принялась торопливо застегивать блузку. Руки тряслись. Она вскочила с шезлонга и возмущенно бросила ему:

– Ну, знаешь. Меру надо знать! — И, набирая в босоножки песок, быстро пошла с пляжа.

Он нагнал ее и, улыбаясь, встал перед ней на колени. Она обошла его и пошла к корпусу. Янек за ней не бросился.

Светик зашла в номер и разревелась. Мать испуганно вскочила с кровати.

– Что, что случилось? — заверещала она.

– Отстань! — грубо бросила Светик и пошла в душ. Нарыдавшись там по полной, она юркнула под одеяло. Мать подошла, присела на край кровати — Светик резко отвернулась к стене. Мать попыталась погладить ее по голове — Светик резко сбросила ее руку.

Переживала Светик совершенно напрасно. Назавтра на пляже было все как всегда. Янек подошел к ней и пригласил играть в волейбол, потом купил ей сладкую вату и фанту, поинтересовался, пойдет ли она вечером на «дискотэку». Маман смотрела на нее взглядом, полным тихого ужаса, а Светик была счастлива. В общем, то, что не случилось вечером на пляже, произошло там же ровно через три дня. Светику это мероприятие не то чтобы понравилось, но она почувствовала себя взрослой женщиной — таинственной и прекрасной. Она подолгу рассматривала себя в зеркало и находила вдруг внезапно появившуюся загадочность во взгляде. Ей казалось, что и без того сочные и яркие губы стали еще ярче и сочнее, волосы — более блестящими и послушными, кожа — гладкой, движения — плавными. Теперь она носила в себе никому не ведомую тайну. Словом, не Светик, а одна сплошная загадка.

Маман почти смирилась, что у дочери роман. Главное — чтобы отец об этом не узнал. Она просила Светика быть осторожней, а та вскидывала брови и говорила матери, что не понимает ее намеков. Мать вздыхала и шла на набережную — гулять. Ведь, право слово, неразумно — впервые оказаться за границей и все время страдать. Она немного успокоилась и решила получать удовольствие от жизни — никаких кастрюль, пылесосов и магазинов: море, пляж, запах роз на набережной и вкуснейший кофе в маленькой кафешке. Очень хотелось пирожное, но она себя останавливала — экономила, ведь придется еще отчитываться перед мужем.

Отдых неумолимо приближался к концу. Светик побоялась дать возлюбленному домашний адрес — понимала, что отец этому рад не будет. Договорились, что писать он ей будет «до востребования», а она ему — пожалуйста, ради бога. В последний вечер перед ее отъездом не могли расстаться. Гуляли до рассвета. Светик заявилась в отель под утро. Мать посмотрела на нее с тревогой, боясь задать вопрос. Светик широко зевнула, отвернулась к стенке и моментально уснула. Маман начала собирать чемодан. Тихо-тихо, чтобы не разбудить дочь. В двенадцать дня за ними должен был приехать автобус и отвезти в аэропорт.

Зоя

Через три недели Зоя, к своему великому стыду, почти возненавидела всю эту «богадельню». Смыться от бабули и ее подружек было почти невозможно. Бабушка очень гордилась своей компаньонкой — все старики сами по себе, а она под ручку с внучкой. Внучка терпелива, послушна и прекрасно воспитана: водит бабулю на все процедуры, терпеливо ждет у кабинетов, перед сном прогуливается с ней по сосновой аллее, читает ей вслух свежие газеты. В общем, бабуля была довольна, а это главное. Зоя стискивала зубы и мило улыбалась бабулиным подружкам: бабуля и здесь оставалась лидером и непререкаемым авторитетом, ее благоговейно слушали, поддакивая. Когда бабуля отдыхала днем, у Зои наконец появлялась возможность сбегать на речку искупаться. Там она часто встречала массажиста из санатория — тридцатилетнего, высокого и красивого, с фигурой пловца, мужчину. Зоя смотрела на него с замиранием сердца. Таких чувств она не испытывала даже к школьному физруку. «Странно, — думала Зоя. — Оказывается, мужчины мне нравятся совсем не за интеллект». Ее это заключение очень удивило и расстроило. Однажды массажист обратился к ней с каким-то пустяковым вопросом. Они познакомились. Он сказал, что у нее сколиоз — искривление позвоночника, — и предложил делать массаж. Зоя растерялась, поблагодарила и обещала подумать.

Бабушке она поведала, что у нее здорово болит спина. Та слегка оторвалась от своих проблем и пошла с внучкой к врачу, который подтвердил диагноз и назначил курс массажа и занятия лечебной физкультурой. Зоя разволновалась — она вспомнила, какое у нее нижнее белье: сатиновый серый лифчик и простые трикотажные трико. Почти старушечьи. Неловко раздеться. Но выхода не было. Назавтра она отправилась на процедуры. Сидела перед кабинетом красавца массажиста и дрожала как осиновый лист. Наконец зашла в кабинет, разделась за ширмой, легла на стол.

– Расстегните бюстгальтер, — строго сказал он.

Зоя лежала на животе и думала: как хорошо, что он не видит ее горящего от стыда и смущения лица. Он начал делать массаж — плавно не резко. Зоя застонала.

– Больно? — испугался он.

– Чуть-чуть, — тихо пролепетала Зоя.

– Ну, я же говорил — сколиоз, — удовлетворенно отметил массажист.

Ночью Зое снился странный сон — массажист, учитель физкультуры Геннадий Романович и сосед по подъезду Мишка, грузчик из соседнего магазина, громко спорили, кто будет первым делать Зое массаж. Кинули монетку. Выиграл Мишка. Зоя расстроилась и заплакала. Бабушка включила свет и тревожно позвала:

– Зоя, что с тобой?

Зоя открыла глаза и сказала, что ей приснился кошмар.

– Очень плотно ужинаешь, — строго заключила бабуля, — с завтрашнего дня на ночь никакого мяса, никаких котлет. Только винегрет, тертая морковь и творог. — Она выключила свет и через минуту захрапела.

Зоя долго лежала с открытыми глазами и смотрела на темный потолок. На улице горел фонарь, и на потолке, словно водоросли, плавно качались тени деревьев. Ей было страшно и почему-то очень стыдно. В эти минуты она презирала и ненавидела себя. На массаж она решила больше не ходить.

И вообще — скорее бы закончилось это дурацкое лето!

Шура

Шура тоже мечтала, чтобы лето закончилось. Скорее в школу! Еще, правда, была мысль съездить в деревню к тетке Рае, хотя бы на неделю, прийти в себя от всего этого ужаса. Тетка была двоюродной сестрой матери. В деревне у нее был крепкий дом и большое хозяйство. Надо только забрать у матери алименты: тетка Рая любила подарки. А с матерью ничего не будет — как пила, так и будет пить. Все одно. Отцу Шура больше решила не звонить. Алименты — восемнадцать рублей — он высылал по почте. Мать эти деньги пропивала за несколько дней. Однажды мать уличила подружку и собутыльницу Тоню в краже. Та, уверенная, что хозяйка спит, шуровала по шкафам. На полу стояла большая дерматиновая сумка. Протрезвевшая мать вытряхнула содержимое сумки на пол: норковую шапку, песцовый воротник, шелковую скатерть и набор мельхиоровых ложек. Мать вцепилась Тоньке в волосы. Здоровая деревенская баба толкнула мать, и та упала на пол, ударившись головой об угол стола. Тонька деловито уложила выкинутое на пол обратно в сумку и, плюнув в сторону матери, гордо удалилась, сильно хлопнув входной дверью. С потолка посыпалась штукатурка, и в коридоре упала вешалка.