Майк Мак-Кай - Хьюстон, 2030: Нулевой Год Страница 9

— Н-ничего такого, сэр. Я живу на севере трущоб. Короткая дорога, сэр. Те, другие джентльмены. Они набросились на меня. Я – ничего такого не делал, сэр, — молодой человек изъяснялся с сильным индийским акцентом.

— Разве депьюти не зачитал Вам Ваши права, мистер Шарма? — спросил Алекс с тупым выражением лица. Мужчина кивнул. — Значит, Вы должны знать, у Вас есть право хранить молчание, правильно? — Шарма снова кивнул. — Но… там же вроде ничего не было про право врать ФБР?

Голос сержанта звучал, как у государственного обвинителя на суде – из какого-нибудь детективного фильма. — Нет, мистер Шарма, про право на враньё нет ни словечка! Вы что, думаете: ФБР просто от нечего делать сюда прикатило? Нет, сэр. Бесперебойное поступление продовольствия является вопросом национальной безопасности! Вот так, дорогой мистер Шарма… А теперь расскажите присяжным, как всё было – на самом деле…

Молодой человек испугался ещё сильнее.

— Как я говорил, сэр. Хожу там каждый день, короткая дорога, сэр. Ну, выдернул пару морковок из грядки. Всего две, сэр. Я их съел по пути на работу… Ну, потом стал каждое утро выдёргивать себе одну-две. Я думал: у этих людей морковок очень много, нет проблем, если я съем чуть-чуть. Сегодня утром, сэр, я выдернул морковку, а люди – прыг на меня!

— Люди. Вы имеете в виду хозяев огорода, правильно?

— Верно, сэр.

— Вы сопротивлялись аресту, мистер Шарма?

— Что Вы, сэр. Полисмены приехали, и вот джентльмен отвёл меня в Околоток.

— Вызывается свидетель Ким! Оказывал или не оказывал подсудимый… Я имею в виду: подозреваемый, – сопротивление при аресте?[19]

— Нет, сэр! То есть: да, сэр! Опа, и так, и так – получается неправильно… Я подтверждаю, Ваша Честь: подозреваемый сопротивления при аресте не оказывал.

— Итак, господа присяжные, у нас имеет место совершенно очевидный случай кражи. С незаконным проникновением на частную собственность! Я думаю, потянет на два года каторжных работ. С другой стороны, мистер Шарма не сопротивлялся полиции и дал чистосердечные показания, поэтому судья может сократить срок до десяти месяцев, — заключил Алекс, как бы спрашивая мнение Марка, — Начнём оформлять документы к Окружному Прокурору, господин старший следователь?

Марк покачал головой. Он едва сдерживался, чтобы не покатиться с хохоту.

Алекс повернулся к молодому человеку снова и спросил вкрадчиво, почти шёпотом, будто исполняя роль адвоката защиты, — Но… Скажите мне правду, мистер Шарма… Мне нужно знать правду, чтобы защитить Вас… Вы брали только две морковки, или, скажем, два фунта [прибл. 900 грамм] моркови в день?

— Нет, сэр, я клянусь. Одну или две морковочки, сэр. У нас есть нечего, понимаете?

— Я верю Вам, — великодушно заключил сержант. — На этот раз, мы Вас отпускаем. Но если мы узнаем, Вы снова собираете морковь на чужих огородах, – прямиком к Окружному Прокурору, Вы понимаете меня?

Когда за потрясённым мистером Шармой захлопнулась дверь, все вдоволь посмеялись. Разделавшись таким образом с утренней дракой, депьюти Ким повесил на дверь картонку: «На патрулировании. Ждите здесь или звоните 911, если срочно». Не спеша, двинулись на велосипедах по шоссе Гаррет. Вскорости, Алекс махнул Марку и Киму рукой и свернул на боковую тропинку, в америкитайские кварталы, чтобы осуществить запланированное рандеву с депьюти Танем.

Трущобы шоссе Гаррет, или ТШГ, как называли для краткости, образовались уже после Обвала. В отличие от трущоб, которые получились из ранее застроенных районов, вместо улиц здесь петляли грунтовые тропинки. Крошечные лачуги слеплены из чего угодно: от старых шин до пластиковой плёнки и картонных коробок. Между строениями раскинулись бесконечные огороды. Марк и Ким догнали несколько амер-азиаток, босых и в конических соломенных шляпах, тащивших вёдра с водой на бамбуковых шестах через плечо. Тропинка стала слишком узкой для безопасной езды, поэтому пришлось спешиться.

Сцена выглядела очень похоже на фотографии времён войны во Вьетнаме. Тесть Марка хранил несколько старых альбомов – «Хим-фото», как теперь называют. Снимки в основном были черно-белыми, и лишь немногие – цветными, с неестественно яркими оттенками. Память неожиданно подсказала: «Кодахром-X», кажется так тесть называл цветную плёнку. Дэйвид рассказывал, снимки не высвечивались мгновенно на экранчике камеры, а «проявлялись» и «печатались» в специальной химической лаборатории. А экранчиков у камер – вообще не было! Никто не знал, получилось или нет, пока лаборатория не выдавала отпечатки. Удивительно, как много упорства требовалось, чтобы быть фотолюбителем в те далёкие времена.

Дэйвид служил в ВВС, и был во Вьетнаме с семидесятого по семьдесят второй год. Служба оказалась не опасной: аэродромный механик – это не в джунглях. Увлекаясь с детства фотографией, он нащёлкал тысячи снимков. В основном, портреты друзей и сослуживцев: на аэродромах, с бензовозом, грузовым самолётом или вертолётом «Хью» на заднем плане. Ещё было много фото из повседневной жизни Сайгона: рыночные прилавки, гонки велорикш по улицам, студентки в традиционных белых платьях, мальчики-нищие, играющие в пыли перед дорогим кафе. Ну и в сельской местности: босые женщины в чёрных шёлковых пижамах и конических шляпах, на рисовых чеках. Здесь, в трущобах шоссе Гаррет, сходство особенно бросалось в глаза.

Значит, Америка жила сейчас как во Вьетнаме шестьдесят лет назад? Конечно, на американской земле не было войны. В альбомах Дэйвида Марк видел фотографии со следами страшной войны, которая тогда шла в Индо-Китае уже четверть века. Особенно запомнился обугленный остов подстреленного «Хью» в джунглях…

Как хорошо, Америке удалось избежать всего этого, не так ли? Повернули за угол, и реальность немедленно опровергла умозаключения Марка: посреди изумрудных рисовых чеков торчал частично разобранный остов армейского самолёта-транспортника «Геркулес». Когда-то Марк видел этот самолёт в новостях по телевизору. Несколькими годами ранее, «Геркулес» потерял управление после взлёта и рухнул здесь, утащив в могилу шесть военных на борту и тридцать обитателей трущоб. Теперь останки самолёта служили жилищем для нескольких семей. Навстречу по тропинке медленно двигался амер-азиат лет тридцати. Он ковылял, опираясь на костыль, и вёл за руку маленькую полуголую девочку, вероятно, дочь. Рубашка на калеке – гражданская, но брюки и солнцезащитные очки военного образца однозначно говорили: мужчина пострадал на войне… Война на американской земле пока не шла, но в трущобах – следы были в полном наличии. Как во Вьетнаме в семидесятые годы прошлого века!

Ким спросил человека с костылём, как найти жилище семьи Хобсонов. Калека принялся объяснять, рисуя пальцем на ладони другой руки воображаемую карту. Маленькая девочка с любопытством смотрела на них и сосала большой палец.

Ещё одно поразительное сходство с фотографиями вьетнамской войны, удивился Марк. Вьетнамский сержант с повязкой военной полиции «MP» на рукаве разговаривает с одноногим парнем в потрёпанной солдатской форме. На заднем плане двое полуголых ребятишек, точно как эта девочка, смотрели с любопытством на «MP», а один мальчик – засунул в рот большой палец. А тот инвалид на снимке точно так же опирался культёй на ручку костыля… Ким кивнул, и калека продолжил движение по тропинке. Проходя мимо Марка, пробормотал вежливо: «Как-ваши-дела-сэр?» Девочка махнула рукой и сказала: «Приветик!» Интересно, что одноногий вьетнамец и ребятишки на фото сказали тогда американскому военному с камерой?

— Направление выяснили, — подтвердил Ким. — По этой тропинке, второй поворот направо. Однако, мужик утверждает, нет там никого на протезе…

— Давай всё равно проверим, раз пришли, — сказал Марк. День обещал быть нелёгким. К сожалению, выпросить у Бена полицейскую машину для расследования нереально, да и бесполезен автомобиль в этих трущобах. Здесь и дорог-то почти нет.

Офицеры толкали велосипеды по тропинке минут пять, встретив ещё одну группу женщин с вёдрами на бамбуковых шестах. Лачуга семьи Хобсонов походила на кучу старой мебели и ДСП. Пожилая женщина сидела на крыльце и чистила овощи.

Марк вытащил бэдж. Старушка назвалась миссис Хобсон и пригласила полицейских в дом. Кусок исцарапанной пластиковой плёнки служил входной дверью. Внутри лачуги, бóльшую часть объёма занимали старый диван и трёх-ярусная кровать. Судя по всему, на сорока пяти квадратных футах [прибл. 4 кв. м] жило не меньше шести или семи человек. Как и предсказал Ким, первый адрес оказался пустышкой. Семья приехала не из Нью-Йорка, а из Сиэтла, в две тысячи двадцать восьмом. Внук старушки служил в миротворческом корпусе ООН, слава Богу, не на настоящей войне, а на границе между Канадой и Републик-Квебекуа[20]. И вправду довольно безопасное место службы: активные боевые действия между отколовшейся провинцией Квебек и остальной Канадой закончилась около четырёх лет назад. Обе стороны просто устали воевать. Да, подтвердила старушка, мы единственные Хобсоны в округе, и нет, ни один из родственников у нас не одноногий, опять-таки слава Богу…