Наталья Нестерова - «Конкурс комплиментов» и другие рассказы от первого лица (сборник) Страница 9

– Пойдемте! Скорее! – призывала двух мастеров в пыльных комбинезонах. – К вам должен был прийти инженер по окнам. Так вот! Он застрял в лифте. Я с ним тоже, но он меня вытолкнул. Пожалуйста, пойдемте!

Строители смотрели на меня, взлохмаченную, перепачканную, с удивлением, кажется, ничего не поняли из моей сумбурной речи, но все-таки послушно отправились оказывать помощь.

И они вытащили Виктора не на раз-два-три, а с трудом! Каждый держал двумя руками кисть Виктора, тянули, чуть суставы ему не выдернули. Виктор ногами перебирал по сетке, помогал.

«Какое вранье!» – подумала я, вспоминая сцены из фильмов, где герои, вывалившись из небоскреба, держатся одной рукой за карниз, а потом, легко запрокинув ногу, перекидываются внутрь здания. Или висят над пропастью, пальчиком ухватившись за выступ, подбегает субтильная девушка и с картинным смазливым напряжением, одной рукой (!) спасает героя. В подобные сказки никогда более не поверю. Кино!

– Спасибо, мужики! – поблагодарил Виктор строителей. – Сейчас я к вам приду. Дело одно есть. В какой квартире эта шпана живет? – спросил он меня.

– Зачем вам?

– Вы говорили, на четвертом этаже? Пошли!

И стал подниматься по ступенькам. Я потрусила следом, продолжая спрашивать, что Виктору нужно от мальчика.

На площадке четвертого этажа Виктор двумя большими пальцами резко показал на квартирные двери справа и слева.

– Которая?

– Эта, – кивнула на правую. – И все-таки, Виктор, не понимаю, что вы задумали. Боюсь, вы можете…

– Не бойся! – перебил Виктор. – Сейчас мы справедливость будем восстанавливать.

На двери сбоку был прикреплен листочек с фамилиями в столбик:

Глазовы – 1 зв.

Воробьяненко – 2 зв.

Панкина – 3 зв.

Лазарь – 4 зв.

Виктор, не обращая внимания на инструкцию, давил на кнопку, не убирая пальца. Был слышен пронзительный, как у старых трамваев, звонок за дверью. Открыла мать Панкина.

– Здравствуйте, Елизавета Григорьевна! Мне нужно с вами поговорить, а это… это… – не знала, как представить Виктора.

– Педагог Макаренковской школы, – ухмыльнулся он и, оттеснив Елизавету Петровну, шагнул в квартиру.

Можно было не спрашивать, какая дверь из шести по сторонам коридора вела в комнату Панкиных. Та, что открыта. К ней Виктор и направился. Остановился в проеме, мы с Елизаветой Григорьевной маячили у него за спиной.

В конце длинной, гробообразной комнаты, напротив двери располагалось окно. Возле него стоял стол, накрытый старенькой скатертью. За столом сидел Гриша и ел из глубокой тарелки кашу.

– Ну, здравствуй, голубь! – почти весело произнес Виктор.

– Чё? Чё надо? Вы кто?

– Твоя утерянная совесть. Давно ты ее потерял, щенок? Да вот нашлась! Сейчас будет тебя уму-разуму учить. Снимай штаны, Гриша!

Мальчик испуганно вскочил:

– Вы чего? Вы чего?

Виктор сделал несколько шагов вперед. С ужасом я увидела, поняла по движению локтей, что он расстегивает ремень, вынимает его из брюк. Гриша тоже, как завороженный, наблюдал за действиями Виктора.

В тесной узкой комнате мебель располагалась по стенкам, и передвигаться можно было только по тропинке в середине. Поэтому мы выстроились в затылок: Виктор, я, Елизавета Григорьевна.

– Снять штаны! – гаркнул Виктор.

Очевидно, его лицо было не менее грозным, чем тон. Потому что Гриша стал спускать джинсы, пролепетал:

– И трусы?

– Трусы можешь оставить, – позволил педагог Макаренковской школы.

– Да что же это такое! – возмутилась я. – Немедленно прекратите! Не позволю!

Хотела броситься вперед, но мешала Елизавета Григорьевна. Она повела себя более чем странно. Не дала мне протиснуться, вдруг схватила меня за талию, удержала:

– Пусть, не мешайте!

Родная мать приветствует экзекуцию над собственным ребенком! Где это видано?

– Да вы! Вы! – задохнулась я от негодования и неожиданно бросила в лицо Панкиной то, чего ни при каких обстоятельствах нельзя было говорить. Даже после длительного заточения в лифте: – Вобла замороженная! Спирохета, а не мать!.. Извините, пожалуйста!

Похоже, Елизавета Григорьевна оскорблений не услышала, она напряженно смотрела через мое плечо и крепко держала меня за пояс.

– Отпустите, в конце концов! Что вы себе позволяете!

Нет, клещами уцепилась.

Пока я безуспешно пыталась вырваться, за моей спиной что-то происходило. Как Виктор захватил Гришу, я не видела. Бросив сражаться с чокнутой мамашей, вывернула голову. Гриша был зажат под мышкой Виктора, лицом к двери. Рука экзекутора взлетала вверх и опускалась, сложенный вдвое ремень хлестал мальчика ниже спины. Гриша тихо, по-девчачьи пищал. Виктор приговаривал с каждым ударом:

– Будь человеком! – (Хлесть удар.) – Будь человеком! – (Хлесть.) – Не будь гадом!..

Как ни была я шокирована происходящим, мой услужливый учительский ум вспомнил, что в Англии во многих школах разрешены физические наказания детей. И статья одного тамошнего педагога, воспевавшего кнут как действенное воспитательное средство, вспомнилась. Но в статье настойчиво, с апелляцией к детской психике подчеркивалось: хлестать розгами нужно конкретно, чтобы ребенок точно знал, за что страдает. Разбил стекло футбольным мячом – за стекло получи. Удрал с уроков – получи за самоволку. Не хочешь кашу есть – захочешь.

А Виктор порол Гришу неконкретно! В общем!

– Будь человеком! – (Хлесть.) – Ты не пуп земли! – (Хлесть.) – Уважай других!

Я поймала себя на абсурдном желании подсказать Виктору: «Это тебе, Гриша, за биологию! Это – за русский и литературу! Это – за математику!..» Но ничего подобного, естественно, не произнесла. Воскликнула гневно:

– Виктор! Прекратите немедленно!

Оживилась Гришина мама. На вид субтильная, Елизавета Григорьевна оказалась весьма крепкой физически. За пояс выволокла меня в коридор, там привалилась спиной к двери, не позволяя проникнуть в комнату. Спасти мальчика от избиения! Прекратить казнь!

– Вы в своем уме?

– Что вам нужно? – вопросом на вопрос ответила Елизавета Григорьевна. – Зачем пришли?

– Там, – показала я пальцем на дверь, – бьют вашего сына! Это – уголовное преступление! И мы с вами, как не оказывающие помощь страдающему ребенку, тоже несем ответственность!

– Что вам нужно? – повторила Елизавета Григорьевна.

Подобным тоном плохо воспитанные люди обращаются к непрошеным гостям. Значит, она видит во мне досадную помеху? Ну и пожалуйста! На меня навалилось усталое раздражение. Опустила глаза – запачканный костюм, такое впечатление, что меня на животе волокли по пыльному асфальту. Почти так, собственно, и было.

«Идите вы все к лешему! – подумала я устало. – Нравится тебе, что сына избивают? На здоровье! Семейка!»

Заговорила быстро, забарабанила, как Оля Сидорова из 5-го «А». Девочка обладала феноменальной способностью заучивать огромные куски текста из учебника, выстреливала их с пулеметной скоростью у доски. Но стоило задать ей отвлеченный вопрос, терялась, испуганно хлопала глазами.

– На вашего сына подготовлены бумаги для перевода в школу для детей с отклонениями психики. Настоятельно рекомендую не доводить до этого. Заберите документы в конце года и переведите его в другую школу. Таков мой совет.

– Все?

– Все.

– До свидания!

– До свидания!

Я ответила автоматически, не успела изобразить на лице, как отношусь к ее грубости, прямо сказать, хамству, как Елизавета Григорьевна скрылась за дверью комнаты. И тут я остолбенела от услышанного.

Экзекуция, очевидно, закончилась. И отчетливо прозвучало предложение Елизаветы Григорьевны:

– Не хотите чаю?

Конец света! Это она Виктору? Выставить учителя за дверь и привечать постороннего человека, который лупит ребенка!

Мое остолбенение длилось недолго, через минуту я вышла из квартиры.

На следующий день рассказала в учительской о происшедшем. Реакция коллег была точно такой, как и моя. Панкин заслуживает быть выдранным, но бить ребенка недопустимо! И никакого тут нет противоречия. Мало ли что тебе хочется! Ты – культурный, воспитанный человек, педагог и обязан держать свои эмоции в узде. У нас не Англия!

Самое поразительное – Панкин присмирел. Не превратился в идеального тихоню, но уже не срывал уроки. Напоминал обезвреженную бомбу, из которой вытащили взрыватель. На радостях учителя математики и английского поставили ему «четверки» в годовых контрольных. Мать Панкина документы забрала, их квартиру расселили, они переехали в другой район.

Позвони мне, позвони!

Говорят, незаменимых людей нет. Очень сомневаюсь! Кто мне мужа заменит? Уж не говоря о бесценности наших детей! И в производственной сфере встречаются работники, которые за пятерых трудятся. Например, Валя Кравцова – диспетчер нашего частного автопредприятия.

Вале двадцать два года – хорошенькая, стройненькая. Брючки в обтяжку, топик на бретельках, сзади – полоска голой спинки, впереди – пупочек обнаженный. Водители шалеют, глядя на Валю, и речь у них тянется, как в замедленном кино. Целую минуту «Это-о-о моя пу-утевка?» произносят. Но все знают, что Валя – девушка строгая, без глупостей. Работает реактивно: принимает заявки, выписывает путевки, шлет по долам и весям фуры с овощами и мороженым мясом, мазы-кразы со стройматериалами, перевозит на дачу и с дачи домашний скарб, формирует свадебные кортежи и даже подает к аэропорту бронированные «мерседесы» для VIP-персон с сомнительной биографией.