Катарина Масетти - Парень с соседней могилы Страница 9

В четверг Лесовладелец не объявился. Я уронила каталожный ящик и нечаянно стерла важный компьютерный файл.

В пятницу его снова не было. В обеденный перерыв я сняла сережки с Микки Маусом. Лилиан, посмеявшись, заметила: она просит прощения, но они явно были не в моем стиле. Я тоже посмеялась и сказала, что мне их подарили дети на «Сказочном часе».

Это было недалеко от истины.

Около трех Улоф протянул мне телефонную трубку.

— Просят «фрекен Валлин», — сказат он. — Полагаю, имеют в виду тебя.

В животе у меня все свело, как будто начинался заворот кишок. Трубка чуть не выскользнула из пальцев.

— Алло, Дезире Валлин у телефона.

— Дезире?! — переспросил человек с заметным диалектальным выговором (мое имя звучало у него как «Дессирей»). Но я, несомненно, узнала голос: он принадлежал Лесовладелыду.

— А меня зовут Бенни, Бенни Сёдерстрём. Я подумал, вдруг ты тоже Валлин. Как на могиле.

— Верно.

— Можешь со мной завтра встретиться? У кладбищенских ворот, в час, хорошо?

— Да, — по-прежнему лаконично ответила я. Прямо болтушка из болтушек.

В трубке царила тишина.

— Я научилась играть «Жни да жни овес», — похвасталась я.

— Тогда прихвати гармошку и научи меня!

— А на кладбище разве можно играть?

— Вряд ли покойники станут жаловаться… Потом сходим куда-нибудь поесть. У меня уже два дня маковой росинки во рту не было.

— У меня тоже.

— Договорились!

И повесил трубку.

Улоф внимательно посмотрел на меня. Наверное, со стороны наш разговор звучал довольно странно. Улоф грустно улыбнулся и потрепал меня по щеке. Он не сегодня родился и знает, как выглядит смущенная девочка-подросток.

Тут я уронила коробку с дискетами, а когда наклонилась собрать их, сама плюхнулась сверху. И долго смеялась: никак не могла остановиться.

14

Мало того что я не нашел дома чистых носков — у меня еще забастовал насос, и я остался без горячей воды, так что, примчавшись к кладбищенским воротам с опозданием на десять минут, точно знал, что воняю коровником. Иногда заедешь в городской магазин, напрочь забыв, что на тебе рабочий комбинезон, и видишь, как от тебя шарахаются. Наверное, думают, пердунец напал, теперь ведь мало кому знаком обычный запах хлева.

Она надела лиловые колготки, которые резко выделялись на фоне ее пальто.

— От меня несет хлевом, потому что я фермер, — с ходу, прежде чем поздороваться, выпалил я. — Двадцать четыре дойных коровы плюс яловки.

В прошлый раз я не успел рассказать про себя.

— А еще у меня есть овцы, — покосившись на библиотекаршу, тупо прибавил я и встал с подветренной стороны от нее.

Она изумленно посмотрела на меня… и вдруг по ее лицу расплылась та самая каникулярная улыбка.

— Что такое «яловки»? — спросила она.

Мы решили, не мудрствуя лукаво, сходить в бассейн, а по дороге я разъяснил ей все о приплоде и еще не телившихся племенных телках. Придя в бассейн, я взял напрокат отвратные синие плавки, купил одноразовый пакетик шампуня и как следует отдраил себя под душем. Встретились мы у воды. Надо признаться, я с трудом узнал библиотекаршу: теперь ее прямые белесые волосы были завязаны в мокрый хвостик на затылке.

Купальник у нее, ясное дело, был бежевый, а фигуру я бы назвал почти что тощей. Если бы не крохотные, похожие на сливы, груди, библиотекаршу можно было бы принять за мальчика-подростка. Впрочем, худоба ее не казалась болезненной или связанной с недоеданием — скорее это была поджарость борзой: двигалась библиотекарша плавно и без усилий, и я завороженно следил за ее рукой, которой она рисовала в воздухе картинки для иллюстрации своих слов.

Я подумал о том, что сам всегда любил яркие цвета… и выпуклости на теле, чтоб было за что подержаться. Если меня когда-нибудь допустят до ее сливин, придется трогать их кончиками пальцев.

Однажды я пытался случить свою колли с кобелем той же породы, самых чистых кровей. Так она ни в какую не захотела иметь с ним дело, прямо на потолок лезла. А через несколько месяцев смотрю: стоит, как миленькая, и дает себя покрыть метису — помеси Лабрадора с борзой.

Ладно, о таком теперь лучше не думать.

Мы несколько раз проплыли по дорожкам бассейна, потом перешли в зал и устроили гонку на велотренажерах, потом спустились в кафе и взяли себе по крошащемуся пирожному с миндальным кремом. Все это время мы болтали, не закрывая рта, — в основном библиотекарша.

Посреди разговора я вдруг почувствовал у себя на икре ее ступню… тут я совсем отключился и перестал следить за болтовней. К доносившимся из бассейна детским крикам прибавилось буханье пульса у меня в ушах, а вскоре я вынужден был прикрыть бедра купальным полотенцем. Мы ласкали друг друга ногами, причем я старался не отрывать взгляда от библиотекаршиного лица. Я видел, как шевелятся ее губы, но что она там говорила, не знаю до сих пор.

Внезапно она взяла мою покалеченную руку и нежно прикусила пустые костяшки. Я остолбенел.

— А теперь пойдем ко мне, — сказала она.

Так мы очутились в ее бело-бежевой квартире.

Как это было, мне не забыть до гробовой доски.

Библиотекарша отперла дверь, швырнула сумку с купальными вещами в один угол, пальто — в другой, обернулась ко мне, сорвала с себя голубую майку и застыла, склонив голову набок.

Я стал выпутываться из джинсов, но все же успел зыркнуть глазами по сторонам… И обомлел: мы как будто раздевались в библиотеке.

— Слушай, твои книжные полки давят мне на психику! — вякнул я.

— Такого я еще не слышала! — засмеялась она и опять потянула в рот мои костяшки.

И мы с ней ринулись трахаться — раз… другой… третий… Вроде без затей, но остановиться было так же сложно, как задержать разогнавшийся до двухсот километров скоростной поезд.

В третий раз я шепнул ей на ухо:

— Мы теперь как две собаки, которые не могут оторваться друг от друга, пока их не окатят из ведра!

В таком сросшемся виде мы попробовали передвигаться по квартире. Библиотекарша поджарила яичницу с колбасой, а я стоял сзади и не отпускал ее. Она и передником обвязала нас обоих, прихватив свой живот и мой зад.

Потом мы залезли в ванную и приняли душ — в виде восьминогого доисторического чудовища.

Мы даже хотели обмотаться вместе простыней и сходить в киоск за вечерней газетой — пускай народ бросается врассыпную. Кое-как потренировавшись в иноходи, мы уже начали прилаживать простыню, но тут библиотекарша вдруг закатила глаза и повалилась на коврик в прихожей… И понесла какую-то хрень про красные пятна на груди. Я ничего не понял.

В кои-то веки мне не надо было смотреть на часы: я договорился с Бенгтом-Йораном, что вечером коров подоит он. Надо было, однако, подумать и про завтрашний день, а коль скоро о расставании не могло быть речи, я пригласил библиотекаршу к себе.

Когда мы слились в четвертый раз, я успел прочувствовать, как она сжимает мой банан внутри. У нее там были мышцы не хуже, чем в ладонях какой-нибудь девахи с летнего выпаса. Я ей это без обиняков и выложил.

Она потерлась носом об мой нос.

— Может, я тоже научусь доить? — пробормотала она.

15

Кто-то становится от любви голубкой

кто-то — газелью павлином кошкой

а кем стала я —

дрожащая мокрая прозрачная?

Твоей ушастой медузой?

Мы с Эрьяном читали вместе «Радости любви», умащивали друг друга маслами и пробовали самые разные позы, даже такую странную, как «крендель», тем не менее оргазм я много раз имитировала. Честно скажу, не для того, чтобы доставить удовольствие Эрьяну, — просто иногда я уже больше не могла, а он не хотел сдаваться, пока не достигнет желаемого результата. Он и в научном плане был такой: выдвинет гипотезу и не отступит, пока не докажет ее.

Кстати, он где-то вычитал, что после оргазма у женщин появляются на груди красные пятна, и, если со мной этого не происходило, в раздражении хмурил лоб и едва ли не готов был начать все сначала. Я пыталась вывернуться, указывая на недостаток у меня пигмента, но тогда он заводил целую лекцию об отличии пигментации от нервного возбуждения… и я в изнеможении засыпала.

Я считала, мне не хватает чувственности.

Оказывается, я была не права.

Выйдя из женской раздевалки и оглядев посетителей бассейна, я не сразу обнаружила своего Лесовладельца. Я ведь искала медвежью походку и неизменную кепку с наушниками… А он оказался совсем рядом — в прокатных плавках, узкий в бедрах и широкий в плечах, с мускулистыми руками и набухшими венами. Лицо и руки — коричневые от солнца и ветра, остальное тело — белоснежное. Мокрые пепельные волосы сменили цвет на золотистый и стали виться.

Когда я в кафе погладила его по икре, он со смущенной улыбкой прикрылся полотенцем. Это не ускользнуло от меня.

Мои яичники затрепыхались, я просто начала сходить с ума, так мне хотелось поскорей затащить его домой.