Макс Нарышкин - Синдром Клинтона. Моральный ущерб Страница 9

Казалось, что умышленным слабоумием страдают все, от охраны до президента. Они были поражены каким-то особенным стремлением соблюдать правила внутреннего распорядка, причем наиболее ревностно соблюдались самые невероятные из них: они добровольно заключали половину своей жизни в мир умственного недомогания и следовали традициям этого мира, как если бы от этого зависело будущее их детей. Пока директорат на шестом этаже компании всерьез размышлял над тем, что выбрать для стаффа в качестве корпоративного подарка на День независимости России — еженедельник или ручку, стафф на первом этаже всерьез искал способ отхватить и то и другое.

Для адаптации к новым требованиям жизни Тихону оказалось достаточно нескольких дней. Когда все ему стало понятно, когда он до самого дна отсканировал глубину отношений, взятых в «Регионе» за эталон, он почувствовал небольшое облегчение. О полном и безоговорочном облегчении не могло идти и речи, однако что ни говори, а ситуация стала ясна. Вспоминая свои переживания — примут или нет в «Регион», Куртеев понял, что в жизни менеджера, как и юриста, как и конфликтолога, как и бухгалтера, как и любого другого, решившего бросить себя в пучину корпоративных отношений, есть только две трагедии. Одна — быть не принятым в эту компанию, вторая — быть в нее принятым. И если уж трагедии не избежать при всем старании и в любом случае, следует присовокупить к писанным советом директоров правилам одно неписаное, свое: не наблюдай за тем, что творится перед тобой, отвечай за свой фронт работ, и боже тебя упаси оставить спину без присмотра. На нее тотчас накинут седло, выпорют или воткнут нож. И чем дольше Тихон наблюдал за происходящим в компании, в которую так стремился, тем прочнее убеждался во мнении, что все перечисленное будет происходить в том порядке, который указан выше. Тем и закончится.

Будет еще немало потрясений, приятных сюрпризов и отвратительных событий, думал Тихон и смирялся с мыслью, что так везде и не нужно искать от дерьма дерьма. В конце концов, три тысячи практически ни за что ежемесячно платят не везде, и вокруг не чувствуется неприятный запах. Дальше будет видно.

И вдруг исчезла Вика.

И вдруг исчезла Вика.

И вдруг исчезла Вика.

Это было так невероятно, что Куртееву, прежде чем понять это и начать что-то делать, пришлось вбить это в голову трижды.

Глава 5

Прибыв по адресу, Тихон некоторое время стоял и курил на крыльце подъезда. «Правильно ли делаю? Сейчас высмеет и пошлет куда подальше… С другой стороны, порядочный человек, кажется… — Затянувшись в последний раз и бросив окурок в урну, он решился. — В конце концов, не ударит. И потом, это очень символично, что он терпеть меня не мог, а я сам пришел за помощью».

Договорившись таким образом с самим собой, Тихон вошел в подъезд, полюбовался цветами на площадке и двинулся к лифту. Цветы он, как и всякий мужчина, не любил. Точнее сказать, был к ним холоден, поскольку не понимал их значения в жизни человека. Но Берга он считал мужчиной, и если тот терпел в своем подъезде горшки с цветами, «значит, в цветах все-таки есть какой-то смысл», — подумал он — и полюбовался. Хотя и без эмоций. Следуя к человеку с просьбой, нужно как следует почитать устав, которому он следует.

Профессор открыл дверь, и Куртеева изумило, что на лице его не отразилось никаких чувств. Берг просто открыл дверь и отошел в сторону, пропуская в квартиру недавнего студента. В квартире было тихо, и от этой тишины у Куртеева поползли по спине мурашки.

— Профессор, я зашел на минуту. Прошу прощения… кажется, вы работаете?

— Я не работаю. Что будете пить, Куртеев?

— Я, собственно… не жарко… да и вообще… — Поняв, что слишком долго отвечает на простой вопрос, Тихон развел руки в стороны и сказал: — В общем, что нальете, профессор, то я и выпью.

— А если я вам бензину налью?

Профессор стучал чашками на кухне, поэтому мог только слышать то, что ему отвечают.

— А если вы (беззвучное ругательство) нальете мне бензину, и оттого, что я его выпью, вам (беззвучное ругательство) станет приятно, то я его, пожалуй, выпью, поскольку человек, когда ему приятно, более расположен к просьбам гостя.

— А вы пришли с п-просьбой?

— Профессор, вы можете себе (беззвучное ругательство) представить, что меня могло привести к вам что-то иное?

Профессор не ответил, вместо этого он появился в комнате с подносом в руках. На подносе дымились две чашки. Кофе Куртеев терпеть не мог, как и людей, его употребляющих, но сделал вид, что обрадовался.

— Этилированный?

Лакированная профессорская голова, будто шаровая молния, прокатилась по комнате, опустилась и зависла над спинкой кресла. Тихон секунду выждал и, не дождавшись приглашения, уселся в кресло напротив.

— Начинайте просить.

У Тихона от неприязни зашевелились на голове волосы.

— Можно прежде один вопрос?

— Можно. — Кажется, Берг сегодня не был расположен к беседам.

— Почему вы (Тихон вспомнил и закончил фразу правильно) решили уйти в отставку?

— Не ваше дело.

— Может, мне зайти в другой раз? — подумав, спросил Куртеев.

— А в другой раз вы чего ожидаете? — Брови Берга поднялись над узкими очками.

— Человеческого отношения как минимум.

— А как максимум? П-поцелуй от профессора?

— Вы невыносимы, — вырвалось у Тихона. — Отчего вы меня не любите?

— А почему я вас должен любить, спрашивается? — Тон Берга казался возмущенным, но на лице, как обычно, ничего не отразилось. Он прикоснулся губами к чашке и поставил ее на столик. — Говорите, Куртеев, говорите, что там у вас стряслось. Но не просите меня любить вас. Это немыслимое дело.

— Хорошо… — «В конце концов, он прав насчет любви», — с досадой подумал Тихон. — В общем, так, профессор… Я знаю вас как…

— Давайте по существу.

— Хорошо… Словом, работаю я в одной крупной строительной фирме.

— По специальности, н-надо полагать? — равнодушно произнес Берг, но Куртеев почувствовал столько сарказма, что хватило бы на два оскорбления.

— Совершенно верно. По специальности. Я консультант по конфликтологии и корпоративным отношениям. И у меня возникла проблема…

— Неужели? Я вас чему-то недоучил?

Куртеев поставил чашку на стол, она звякнула, и кофе в ней колыхнулся от края к краю.

— Видимо, да, профессор, видимо, вы не смогли дать мне необходимых для работы знаний. Наверное, все дело в расхождении ваших взглядов с реальной действительностью! Я бы мог предположить, что сам что-то упустил, на семинарах к примеру, но стоит мне только вспомнить, что каждую сессию я учил все и что каждая ваша лекция у меня написана от начала до конца, так я сразу отмахиваюсь от подобного предположения! — Тихон мог бы сказать еще что-нибудь, но Берг, этот невыносимый Берг, вдруг вынул пачку сигарет и закурил. Он никогда не был замечен с сигаретой ранее, и пыл Тихона остыл.

— Сколько вы зарабатываете в компании, Куртеев?

Тихон смутился.

— Три тысячи…

— Долларов, конечно, — Берг пыхнул дымком и снова потянулся к чашке. — Рассчитываете на повышение зарплаты?

— Рассчитываю, но пока оно не предвидится. Я только что заключил контракт.

— На чем ездите?

— «Фольксваген Пассат». Год выпуска интересует?

— Обязательно, — подтвердил Берг, пропустив сарказм бывшего ученика мимо ушей.

— Год машине.

— И вы хотите, чтобы у вас не было п-проблем, в то время как зарплата ваша непременно бы росла?

— А в чем, собственно, дело?

— Мой юный друг, одеваться нужно соответственно вашей зарплате. Если вы одеваетесь лучше, чем получаете, то прибавку вам не дадут, поскольку у вас, вне всяких сомнений, есть другой источник дохода. Если вы одеваетесь хуже, то прибавка вам заказана, поскольку вы не умеете тратить деньги. А человек, который ездит на машине стоимостью в тридцать тысяч долларов при зарплате в три, вообще вызывает опаску, потому что непонятно, зачем он в костюме от Армани и на этой тачке устроился на работу с таким жалованьем. — Берг допил кофе и докурил сигарету. — Вас огорчило п-появление одной проблемы. Я же полагаю, что проблемы у вас только начинаются.

Интерьер квартиры соответствовал экстерьеру дома на Кутузовском. Двери в комнате, в которой они сидели, были прикрыты, но Куртеев живо представил себе еще три или четыре таких же, равных общей площади однокомнатной «хрущевки», комнаты. По периметру стояли чиппендейловские кресла, по углам — экзотические пальмы, на стене висел жидкокристаллический экран и страшные маски. Не хватало только шкуры зебры под ногами, но ее место занимала шкура гепарда. В общем, все было как надо. Тихон был брезглив ко всем животным и вот сейчас, чувствуя сквозь шелк носков жесткую кошачью шерсть, поджимал пальцы, как когти, и оттого выглядел в кресле словно сидящим на ослике.