Софья Ролдугина - Кофе с привкусом вишни Страница 9

Да, да, всё как тогда — и в художественной галерее, где я впервые увидела эту работу Нингена, и потом, во сне… Вот только змея у Сэрана под ногой была варварски замазана чем-то чёрным, кажется, углём, и чёрными стали лепестки одной из роз.

Я успела заметить краем глаза, как хмурится леди Клэймор, вглядываясь в изображение сквозь лорнет. А потом шею у меня обожгло чужим дыханием, эфемерным и солоновато-морским, и послышался тишайший шёпот:

— Теперь ты видишь, Виржиния.

О, да, я видела — и осознавала, что даже у Сэрана, рождённого из грёз умирающего художника, есть уязвимое место.

— Святые Небеса, какой кошмар! — выдохнула Глэдис хрипло. Придушенные интонации в её голосе выдавали нарождающуюся истерику.

Леди Абигейл резко расправила веер и принялась энергично обмахиваться; щёки наливались нездоровым румянцем.

— Неужели так плохо, дорогая? — воскликнула она, от расстройства допуская фамильярность, которую считала дозволительной лишь наедине или в узком кругу. — Я подозревала, что ни один ценитель не расстанется добровольно с хорошей картиной!

Глэдис сдвинула брови. Прозрачно-светлые глаза неуловимо потемнели, черты лица стали казаться строже и старше одновременно. Она сделала резкий жест лорнетом в сторону музыкантов, приказывая им замолчать, и ответила, явно стараясь смягчить жёсткую, сердитую манеру:

— Нет, что вы. "Человек судьбы" — удивительная картина, один из недооценённых шедевров Нингена. До меня доходили слухи, что граф де Ларнак оказался в затруднительном положении и продал несколько полотен из своей коллекции, и то, что "Человек судьбы" попал к вам — воистину подарок Небес. Но, во имя святого Игнатия, который покровительствует не только Бромли, но и искусствам, скажите: кто сотворил с этой картиной такое… такое… кощунство? — спросила Глэдис, стиснув злополучный лорнет столь сильно, что он едва не погнулся.

— Кощунство? — растерянным эхом откликнулась Абигейл. — Но я не понимаю…

— Так вот же! — не выдержала я, слишком торопливо для леди подбежала к картине и указала веером на замазанную чёрным змею. — И вот! — Веер поднялся к розе. — Сначала мне показалось, что там уголь, но теперь я вижу — это вакса.

Глэдис легко проскользнула скользнула ко мне по начищенному паркету и склонилась к картине, глядя через лорнет.

— Скорее, ваксовая паста, если судить по запаху, — произнесла она с непередаваемо брезгливой интонацией. — Та самая ужасная смесь с уксусом и серной кислотой… Я настрого запретила служанке даже в дом вносить эту отвратительную субстанцию. Мы, слава Небесам, давно знаем о лаке Эммета — от него хотя бы не портятся модные ботинки.

— Серная кислота, — повторила я, ощущая странное покалывание у сердца. Нестерпимо хотелось прикоснуться к змее на картине, отследить извивы гибкого тела… будто бы это могло вернуть ей прежний вид! — Тогда, боюсь, картина непоправимо испорчена.

— Ещё посмотрим! — вскинулась Глэдис боевито, снова окинула "Человека судьбы" взглядом и обратилась ко мне: — Леди Виржиния, если не ошибаюсь, непревзойдённая мисс Дюмон теперь стала миссис Уэст?

Я вспомнила смелую рыжую женщину с чуткими руками, влюблённую в искусство, и несколько воспрянула духом:

— О, да. Полагаю, нужно послать за ней сегодня же. Она творит чудеса.

— Верно. И к "Человеку судьбы" у миссис Уэст особое отношение, вам ли не знать, — с энтузиазмом подхватила Глэдис и посмотрела на Абигейл немного виновато: — Право, неловко спрашивать, но есть ли у вас доверенный мальчик, который смог бы сегодня же… нет, сейчас же отнести письмо миссис Уэст? Она лучший реставратор Бромли, а то и всей Аксонии, я готова поручиться за неё!

— Да, дорогая, конечно, у меня есть посыльный! — прочувствованно ответила леди Абигейл и крепко стиснула розовый веер. Затем повернулась к экономке, почтительно застывшей у дверей: — Миссис Баттон, подготовьте письменные принадлежности, я сейчас лично напишу просьбу миссис Уэст. Право же, как неловко!

— Позвольте мне, — вмешалась я. — Уэсты часто бывают в "Старом гнезде". Можно даже сказать, что нас связывают дружеские отношения. И я помню адрес наизусть, — добавила я зачем-то, и прозвучало это хвастовством.

К счастью, никто не обратил на мою бестактность внимания — все были поглощены картиной. Леди Эрлтон и леди Стормхорн вспомнили давний случай, который произошёл ещё до моего рождения, когда ревнивая служанка, влюблённая в некоего графа Т., прожгла красивое платье его сестры, удостоенное неосторожного комплимента за обедом. Я же, пользуясь небольшой паузой, жестом отозвала в сторону Даниэля и тихо спросила его, как давно появилось пятно на картине.

— Накануне ничего не было, — задумчиво покачал головой Даниэль. — Но лучше уточнить у Кристиана. Вчера он осматривал гостиную и решал, где поставить музыкантов. Сегодня же тут постоянно был либо я, либо Кристиан… Или Уотс, это наш дворецкий. Это помимо прислуги. Никто не оставался наедине с картиной, а значит, не мог испортить.

— Может, ночью? — предположила я. — Ночью ведь картину никто не сторожил.

— Дверь на ключ запирается, — вздохнул он и тут же оживился: — Правда, его не так уж сложно украсть. Винс, кстати, мог бы, но он далеко… О, ещё кое-что вспомнил. Винс говорил, что если происходит что-то абсурдное, необъяснимое, то виновата наверняка женщина.

Право, не знай я хорошо близнецов — оскорбилась бы. А так формальное выражение неудовольствия прозвучало даже кокетливо:

— Неужели?

— Святая истина, — по-взрослому усмехнулся Даниэль. — Винса это суждение никогда не подводило. Но, судя по тому, как оно гладко звучит, Винс его где-то вычитал.

Тут разговор пришлось закончить — вернулась миссис Баттон и сообщила, что письменный прибор готов. Стайка леди перепорхнула прямо в кабинет герцогини Дагвортской, шелестя подолами. Послание для Джулии Уэст мы составляли все вместе; точнее, в итоге я написала по-своему, но сперва испортила несколько листов, внося исправления по указанию Абигейл и Глэдис. Затем экономка забрала письмо, чтобы отдать его Дику — посыльному, но скорее юноше, чем мальчику. Отойдя к окну, я проследила за тем, как он выбежал за угол.

Затем мы вернулись к чаепитию.

Однако меня не оставляла мысль: поможет ли картине реставрация? Ведь змея превратилась в чёрную и наяву, точнее, во сне… или всё же наяву? Одним словом, взаправду, когда Сэран почтил вниманием "Старое гнездо". Так станет ли она белой снова — или удастся исправить лишь материальное воплощение, а суть останется непоправимо повреждённой?

Вопросы без ответов…

Кристиан не смог никак дополнить рассказ брата, разве что подтвердил, что накануне никаких пятен на картине не было.

— И я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в сортах ваксы, — добавил он осторожно, — однако так мои ботинки никогда не пахли. Не то чтобы я их нюхал…

Эта деталь отчего-то показалась мне очень важной.

Через некоторое время Кристиан и Даниэль под безупречно благовидным предлогом покинули общество леди, что немало опечалило Абигейл. Как она выразилась, "из развлечений нам остались только скучные музыканты". Что верно, то верно — пара скрипачей и флейтист никак не могли заменить остроумных и чарующе дерзких близнецов. Я же погрузилась в размышления о том, что ещё сделать для Сэрана. Оградить от посягательств, пока Джулия Дюмон не заберёт картину в мастерскую? Хорошо бы, но тут всё целиком зависит от Абигейл и от того, насколько надёжны её слуги. Отыскать вредителя? О, было бы прекрасно, вот только руки связаны обещанием дяде Рэйвену — о каждом шаге приходится докладывать, любой выезд согласовывать.

Остаётся, конечно, излюбленный женский способ — переложить трудности на мужские плечи. Если маркиз мешает мне самой разбираться с делами, то пусть сам ими и занимается. Готова спорить, что одного взгляда какого-нибудь скучного неджентльмена из Особой службы хватит, чтобы вредитель сознался в содеянном и принёс извинения не только Абигейл, но и картине, и даже святому Игнатию. Заманчиво… Но это будет означать, что я сдалась, подчинилась оскорбительному повелению.

Что же делать…

— Вы нынче грустны, леди Виржиния, — трескуче произнесла леди Эрлтон и в шутку стукнула меня по запястью сложенным кружевным веером. — Неужели из-за картины? Похвальный интерес к живописи, да. Раньше вы прискорбно мало внимания уделяли искусствам.

Я была так погружена в свои мысли, что не сразу сообразила, что ответить. Но Глэдис прекрасно справилась:

— О, у леди Виржинии особое отношение к Нингену. Помните ту историю с подделкой? С якобы утраченной "Островитянкой"?

Леди Эрлтон медленно и тяжело кивнула; больше всего это было похоже на то, как если бы голова сама склонилась вниз под грузом седых волос, убранных в "анцианскую раковину" на затылке, и золотых шпилек.