Олег Лукошин - Капитализм (сборник) Страница 9

Принятые на работу продавцы светились от гордости. Это ж вот мы где, словно говорили их глаза и блуждающие на лицах улыбки, это ж вот мы какие! Вот как мы всех сделали! Вот мы какие счастливчики!

– Ну что, ребята! – вышел к ним просто ослепляющий лучезарным светом успеха и довольства директор. – Поработаем чуток?

– Поработаем!!! – громогласно выдали продавцы.

– До открытия магазина две недели. С сегодняшнего дня начнут приходить фуры с товаром. Надо его разгрузить, на склад определить, на витрины выставить. Работа творческая, приятная. Я думаю, такие целеустремленные люди, как вы, с ней живо справятся.

– Конечно!!! – гаркнули продавцы.

– Ну что же, ни пуха ни пера. И самое главное: поздравляю вас с приходом в нашу торговую компанию. Вы даже не представляете, как вам повезло.

– Спасибо!!!

– А будет ли оплачиваться работа по разгрузке товара? – сквозь гам и всеобщее воодушевление задал вопрос Максим.

Директор вопросу искренне удивился.

– Ну ребята, – недоуменно развел руками, – ну что за странный вопрос? Вас приняли в одну из лучших компаний нашей страны, вам честь невиданную оказали, а вы тут же какие-то нехорошие сомнения высказываете. Уверяю вас, что вашей зарплате все ваши друзья и родственники завидовать будут. А сейчас у нас одна задача – открыть магазин в срок.

И скрылся тут же. Осталось неясным – будут ли платить за разгрузку. Максим понял это для себя однозначно: не будут.

«Ну ладно, – сам себя утешил, – высокая зарплата окупит все усилия. Мир не идеален, надо привыкать к издержкам».

Пришла фура. Четырнадцать метров в длину. В фуре – телевизоры.

– Давай, братва! – закричали веселые продавцы. – В цепочку, в цепочку выстраиваемся! Прямо на склад их передавать будем.

Первый час задорно работали. С желанием, в охотку.

На второй как-то уже не так весело.

На третий – серьезность в глазах обозначилась.

На четвертый – и вовсе грусть стала проглядывать.

Через пять часов наконец-то разгрузили фуру.

– Ну что, – у администратора, шепелявой девушки в брючном костюме, спрашивают, – по домам, что ли?

– Да вы фто, по каким домам? – изумилась та. – Фейчас еще одна фура будет.

Упало настроение у продавцов.

Посидели с полчасика – новая фура едет. Такая же. С холодильниками.

Разгружают ее, разгружают. Смех затих, улыбок не видно. Пот течет по лицам и спинам.

Вот уже и вечер наступил, люди с работы домой возвращаются. А продавцы разгружают.

К десяти вечера разгрузили наконец!

– Уф, – вытирают обильный пот бледные продавцы, – сейчас уж точно по домам.

– Да с фего вы взяли это? – выскакивает из кабинета администратор. – Кто вообще выдумал про этот дом? Фегодня еще две фуры придут.

Продавцы в осадок выпали. Один на пол повалился, ногами стал дрыгать, пена изо рта пошла. Пока «скорая» приехала – скончался. Сердечный приступ.

Остальные, скрипя зубами, разгружают.

А все ли продавцы на месте? Ба, исчезла треть! Им такую престижную работу предоставили, а они сбежали! Вот ведь несознательные.

– Нифего не поделаешь, – сказала администратор. – Придется офтавшимся разгружать.

Всю ночь пахали. С каждым часом народа все меньше. Вроде только что был рядом человек, глядь, а уже нет его. Так один за одним и убегали. До утра четверо осталось. Из двадцати.

Изможденные, стояли качаясь.

– Ага, вот они, самые крепкие! – заявился на работу директор. – Ну, молодцы, парни, молодцы! Объявляю вам благодарность. А о тех, что сбежали, не беспокойтесь – мы новых наберем. После открытия вам и вовсе облегчение будет: двух грузчиков на работу примем!

Парни, кроме Максима, похоже, и не воспринимают директорские слова. А Максим – ничего, бодрячком выглядит. Все-таки опыт есть.

– Ну что, час вам даю, – продолжает директор, – выспаться, помыться, поесть. И обратно на работу! Сегодня еще шесть фур приедут.

Торговые будни

До открытия магазина продавцов набирали еще семь раз. Единственным, кто дожил до праздничного дня с разрезанием ленточки, оказался Максим. Его за это сразу же старшим продавцом отдела аудиовидеотехники сделали.

– Хорошо начинаешь, – пожал ему руку директор. – Всего две недели работаешь, а уже старший продавец. Головокружительная карьера.

Первый месяц в магазине на товар большие скидки установили. Народу – пушкой не прошибешь. Рабочий день – двенадцать часов. Целых пятнадцать минут дают на обед. Правда, тут же поторапливают, но, как поговаривают, в других торговых компаниях и за пять минут люди обедают.

«Вот такой он, капитализм, – рассуждал Максим. – Только попытаешься его понять, впустить в тело, так он сразу становится еще более ужасным, чем раньше».

Двух принятых на работу грузчиков так никто и не видел. Где-то по подвалам прятались. Ну да ладно, фуры сейчас пореже стали приходить. Всего одна за два-три дня. Ерунда.

Каждое утро и каждый вечер – планерка.

– Радостное известие у меня для вас, ребятушки! – объявил директор. – С завтрашнего дня в связи с большим наплывом покупателей продляем рабочий день на два часа. И отменяем выходные. Это даст вам возможность заработать еще больше денег.

Понуро молчат работнички.

– Неужели вы не рады? – изумился он. – Неужели вы устроились сюда номер отбывать, а не деньги зарабатывать?

– Ура… – пронеслось робко по рядам.

– Вот так-то.

Вскоре продавцы стали от покупателей прятаться. Один в холодильник залезет, другой – в стиральную машину, третий рубашку снимет и полы ей натирает – вроде как уборщик.

– Где продавцы! – носилась по магазину озверевшая толпа покупателей. – Вы продавец? – спрашивали друг у друга.

– Нет, нет, что вы! – испуганно отвечали заподозренные в причастности к торговле граждане.

Один замешкался ответить, за продавца его приняли.

– Выписывай стиральную машину! – за грудки взяли.

– Какой музыкальный центр больше басов качает? – за штанины хватают.

– Мы у вас вчера телевизор взяли, а как его обменять можно? – канючат.

– Да не продавец я, не продавец! – кричал истошно парень.

– Не ври, сволочь! Попался, не сбежишь теперь.

А Максиму совесть не позволяла прятаться. Он и так уже зол на себя до чертиков был из-за этой совести. Понимал всем нутром, что используют его капиталистические силы зла, безбожно используют, выжимая все жизненные соки, а совесть все равно не позволяла от людей скрываться.

– Я продавец! – говорил он, выходя к людям.

Те замирали, словно не веря в храбрость человека, который сам, добровольно выступил вперед и назвался продавцом.

А потом – потом неслись на него, раскинув руки и вопя о своих желаниях и проблемах.

И пахал он, пахал, пахал…

Совесть – она такая. Именно на совестливых капиталисты и выезжают.

По ночам удавалось почитать.

«Тяжелый труд малолетних, ночной труд, вредные для здоровья производства, ужасные условия жизни, низкая оплата труда – вот лицо современной мануфактуры», – писал Маркс.

Сердце отзывалось болезненным сжатием, означавшим понимание и согласие.

За свободу!

За первый месяц продавцы зарплату не получили. Даже остались должны. Потому что из магазина загадочным образом пропала стиральная машина, холодильник, три телевизора, четыре музыкальных центра, семь видеомагнитофонов и три видеокамеры.

Сами виноваты – недосмотрели. Законы капитализма – придется расплачиваться рублем.

На второй месяц – такая же история.

И на третий.

Долг каждого из продавцов уже за сто тысяч рублей перевалил. Как расплачиваться – никто не знает. Директор ввел концлагерный режим: никого из сотрудников за территорию магазина не выпускать. Даже на ночь. Все здесь и днюют, и ночуют. По пирожку в день выдает. В долг записывает.

У магазина оцепление выставил с дубинками. Стоит кому наружу выбежать, его догоняют, дубинками мочат и обратно в магазин закидывают.

– Я не продавец! – кричит несчастный. – Я покупатель! Просто у меня такая же белая рубашка, как у продавцов.

– Не ври нам! – дубасят его церберы.

– Да правду я говорю, правду! – рыдает человек.

И действительно – увеличилось количество продавцов. Ну а что поделаешь – приходилось и новеньким, случайным людям, охранниками пойманным, в работу впрягаться.

Идут месяцы, ничего не приносят карательные меры, все равно товар бесследно исчезает. Долг продавцов уже к тремстам тысячам на брата приближается. Стали люди понимать, что в вечную кабалу попали.

– Друзья! – вскочив на стиральную машину, закричал на весь магазин Максим. – Товарищи!

Обессилевшие продавцы остановились и подняли на него усталые глаза.

– Больше так продолжаться не может! – махал он руками и, сверкая глазами, вглядывался в понурые лица. – В двадцать первом веке мы попали в настоящее рабство. В угоду капиталистической жажде обогащения нас превратили в безмолвный скот. Нами понукают, над нами издеваются, на наших телах уже давно выжжено невидимое клеймо, свидетельствующее о нашем закабалении.