Анна Мосьпанов - Круглые кубики Страница 9

Взрослые уперлись глазами в пол. Бедная Майя вообще спряталась за широкую спину одного из вожатых и боялась нос высунуть. Начальник орал на своих подчиненных, правда, выбирая выражения. Брат, понятия не имевший о моей выходке, только хлопал сонными глазами. А я… я была настолько перепугана, что даже не могла внятно рассказать, зачем мне были деньги. В конце концов, когда меня в сотый раз мягко, но настойчиво попросили объяснить, я прошептала: «На бусики…» Хохот сотряс комнату… У меня полились слезы.

С тех пор выражение «на бусики» стало в нашей семье крылатым. И теперь, когда я спускаю крупную сумму черт-те на что, муж, знакомый с происхождением легенды, обреченно вопрошает: «На бусики? Телеграмму уже отбила?»

Порасспросив как-то маму с папой, я выяснила, что первое проявление божественной тяги к каменьям и бусинкам было зафиксировано задолго до истории с телеграммой.

Было мне лет пять или шесть.

Так получилось, что целый год я прожила у бабушки с дедушкой. Посему возил меня в садик дедушкин личный водитель. Забирал он же. Воспитатели и заведующая во мне души не чаяли. Это сейчас я понимаю, что такое трепетное отношение было обусловлено никак не моими личными заслугами. А тогда просто таяла от всех этих: «Мика, какие у тебя сегодня бантики!», «Деточка, ты стишок прочитала лучше всех!» Очень приятно было, не скрою.

Уже много позже, когда мы в голодные 90-е торговали на рынке, помню, подошла ко мне, закутанной с ног до головы в какие-то тряпки и платки, пожилая женщина. Долго рассматривала сапоги, выставленные на прилавке, что-то мерила, просила один размер, другой. Я открывала ей деревянными руками какие-то коробки, параллельно дописывая в лежащем тут же блокноте карандашом (ручка на морозе отказалась писать) срочный репортаж, который утром нужно было сдать в редакцию…

Она очень сердилась, что я не уделяю ей должного внимания, почему-то пристально всматривалась в меня и вдруг спросила:

– Простите, вы – Мика? Вы не внучка К.?

– Да, внучка, и что?! – аж дернулась я, страшно боявшаяся, что меня узнает кто-то из знакомых. Здесь, в этих тряпках, на рынке, торгующую сапогами… Но эту женщину я не помнила.

– Я воспитательница. Из детского садика. Вы не помните меня, наверное? Боже, куда катится мир! ВЫ – и здесь! Вы так на дедушку похожи…

Мне было ужасно неловко. Она что-то начала вспоминать, рассказывать, а я быстро подобрала ей сапоги, сделала большую скидку, чтобы она только поскорее ушла… Наверное, она думала про личного водителя и про «у тебя самые красивые бантики!»… Разумеется, мне было неловко стоять на рынке. Мы в ту пору работали как волы. И я буквально кожей почувствовала вот это: «Допрыгались, буржуи.»

Но это я отвлеклась немного. В садике детки очень любили меняться. Знаете же игру в «секретики»? Все, кто родился раньше 1980 года, должны помнить. Это когда в земле выкапывается ямка, и туда укладываются всякие милые детскому сердечку сокровища – бусинки, сорванные цветочки, листики, крохотные игрушечки, кусочки фольги от конфет. Потом все это накрывается цветным стеклышком – лучше всего, конечно, редкого цвета, синего, например, или зеленого, но можно и белого, – и закапывается. Получается персональный сейф с сокровищами – «секретик».

Ну вот. Все дети делали эти «секретики». И я тоже. И все менялись своими сокровищами. Кто засушенную бабочку выменяет на пластмассовую крышечку, кто – бусинку на стеклышко. Мы с одним мальчиком решили тоже совершить обмен. У него было много пластмассовых бусинок – с кукольного платья сестренки. Мне они очень нравились. Я попросила. Мальчик сказал, что согласен отдать эти бусинки за другие. Но бусинки! Не стеклышки, не фантики, а бусы.

Меня привезли домой. Я начала искать бусы. Хоть какие-то. Здесь надо уточнить, что у нас дома от детей никогда ничего не скрывали. Все драгоценности лежали на виду. Как-то не принято было прятать. Я знала, где стоит бабушкина шкатулка, любила перебирать всякие побрякушки. А у бабушки в то время только-только появились фантастической красоты агатовые бусы. Ювелир специально на заказ делал. Она их всего-то пару раз надела. И порвала. Сложила камни в шкатулку и собиралась отнести мастеру, чтобы он снова собрал украшение. Понимаете, да?

Вот эти-то камешки я и взяла. Много. Пять или шесть. И отнесла мальчику. Отдала в обмен на пластмассовые бусинки, которые тут же зарыла в «секретик» и была совершенно счастлива. Что сделал мальчик со своим приобретением, я тогда не знала.

Через пару дней бабушка хватилась. Камней нет. Спросила меня – не видела ли? Так просто, для проформы. Ну, я и созналась тут же. Испугалась ужасно. Поняла, что натворила. Бабушка схватилась за сердце, но вернувшемуся с работы деду ничего не сказала. Мы с ней договорились, что это наш секрет и мы утром пойдем вместе в детский сад, найдем мальчика и спросим… «Только дедушке не говори!» – все время причитала я. У деда был крутой нрав.

Но дедушке сказали и без нас. Утром следующего дня (с момента торжественного обмена прошло дня три) у него в приемной появилась скромная, просто одетая женщина, державшая в руке бумажный сверточек. На вопрос секретарши, записана ли она на прием и по какому вопросу, она робко пробормотала: «Я по личному», – и, игнорируя сидящую в коридоре толпу людей, прошла в кабинет.

Дед сидел за столом (помните советские кабинеты, где обязательно портрет Брежнева, стеклянные графины вдоль стола для совещаний, одинаковые стулья, селектор? Они все были одинаковые – эти начальственные кабинеты) и что-то писал. Это он потом уже сам рассказывал. Меня там не было.

– Вот! – с порога выпалила женщина, подошла поближе и аккуратно положила на стол бумажный пакетик. – Это вам! Возьмите, пожалуйста, и простите нас!

Дедушка, несмотря на должность и положение, сам принимал больных, мог ночью сорваться и с чемоданчиком поехать на другой конец города, чтобы лично посмотреть какую-нибудь старушку, и никогда никому не отказывал, поэтому благодарные больные постоянно приходили на прием, чтобы сказать спасибо. Он всегда очень этого стеснялся. Но больные все равно приходили. Приносили коньяк и вино. Дарили книги и сувениры. Кто-то притаскивал собственноручно приготовленную курочку. Один астраханец привез копченую рыбу… Какая-то бабушка принесла однажды пирог. Сама испекла. Обычные дары. Дед никогда не брал денег. Но подарки принимал охотно. Именно символические подарки. Пришедшую женщину дедушка не помнил.

– Что это? Мы с вами знакомы?

– Это камни! Я не понимаю в них. По-моему, гранаты. Или агаты. Не знаю. Мы люди простые… не разбираюсь я. С роду таких камней в руках не держала.

– Да вы что, с ума сошли! – Дед аж побагровел. – Заберите немедленно! Как вам не стыдно! Я даже смотреть не хочу, что там. Подскажите мне, где мы с вами виделись? Я лечил кого-то из ваших родственников? Рад, что все хорошо. Но это не повод еще… Заберите. И больше никогда так не делайте. Марья Михайловна! – В дверь просунула голову секретарша. – Пожалуйста, проводите даму и не пускайте ко мне без предварительной записи. Всего вам доброго! Не болейте!

– Подождите! – Женщина почти плакала. – Это не взятка! Это не благодарность! Это камни вашей внучки… Микочки… То есть ваши, наверное. – На глазах ошеломленной секретарши она высыпала на стол содержимое пакетика. Бабушкины камни. – Мой Леша… он их в землю закопал. «Секретики» делал.

Дедушка подскочил на стуле. Секретарша бесшумно закрыла дверь.

– Мика сама отдала. А он ей бусинки взамен… Мы и знать не знали. А потом Леша захотел одним камушком похвастаться. Вырыл и принес мне… Ну, я и… Вы простите нас. Мы с мужем все откопали, все перемыли, высушили. А Лешку… в общем, попало ему! Вы простите…

Дедушка рассказывал потом, что давно так не смеялся. Еле-еле успокоили перепуганную женщину, налили ей чаю… Она все норовила сбежать поскорей.

Вот так бабушкины драгоценности вернулись в семью, и я на всю жизнь запомнила, что нельзя трогать чужое. Никогда и ни под каким видом. И «секретики» с тех пор делала только из своих вещей.

Глава 7

Козинаки

Чужое брать нельзя. А я и не брала никогда. Как говорил папа, за мной закреплена «зона повышенной порядочности».

Нет, вру. Было, было, конечно же. Самый что ни на есть криминальный случай. Дело о краже козинаков.

Я стала воровкой. Первый и последний раз в жизни. Было мне, наверное, лет десять. В свое оправдание могу сказать только одно – не себе брала.

Мы в тот год отдыхали в городе Саки. Что само по себе было невероятно весело и похабно одновременно. Детское ухо, незнакомое с тонкостями непростой науки топонимики, воспринимало странное название по-солдатски прямолинейно.

Мы с братом и еще двумя мальчиками – сыновьями дедушкиного сослуживца – всю дорогу до этого самого города с идиотским названием Саки обсуждали, как именно называют себя жители и каково это, на вопрос: «Где ты живешь?» – честно глядя в глаза, ответить: «В Саках!»