Майкл Муркок - Лондон, любовь моя Страница 9

— Что ж, надо бы и мне почитать. Возьму в библиотеке.

— Попробуйте. — Мэри глубоко вздохнула. — С библиотек авторам сейчас тоже что-то капает.

Поднявшись, доктор Бриджет скосила глаза, словно пытаясь обнаружить еще один выбившийся локон.

— И чтоб никаких больше кошмаров, хорошо?

Уже подойдя к двери, Мэри Газали вдруг ощутила беспокойство. Одернув юбку, она взялась за дверную ручку и тут краем глаза увидела язычок пламени. Не веря в его реальность, она все же боялась, что однажды подпадет под его власть. Ее бабушка твердо верила в самовозгорание и знала по крайней мере пять таких случаев. Ее собственный дядя напился и, заснув в каюте на своей лодке, внезапно вскипел, пуская пузыри и желтые клубы дыма до тех пор, пока не превратился в месиво из серы и пепла, оставив черную зловонную дыру в ковре. Целый год они не могли избавиться от этого запаха. Мэри иногда приходило в голову, что это она сама, а не немецкий ас, убила Пата. Врачи хором объясняли ей, что обычно те, кто выжил, испытывают вину перед теми, кто погиб, но Мэри не убеждали их аргументы. Резкое неприятие, которое вызывала в ней доктор Бриджет, раздражало ее. Она торопилась уйти, пока не пришлось одним движением пальца заставить ее вспыхнуть как щепка.

— Хорошо, доктор.

Мэри выскользнула из двери и плотно закрыла ее за спиной. Медсестра в приемной встретила пациентку бессмысленной улыбкой. Прической и нарядом Диана напоминала тропический красно-желтый цветок. Миссис Газали нравилось, когда люди одеваются ярко.

— Все в порядке, миссис Г. ? — Улыбка Дианы потеплела.

— Лучше не бывает, Ди.

Моя жизнь, моя настоящая жизнь, началась в огне. Мэри Газали прошла мимо старого сельскохозяйственного рынка, куда ходила когда-то поглазеть на попугайчиков и белых мышей. У нового безвкусного фасада театра Би-би-си она перешла улицу и пошла по влажной дорожке сквера. Со всех сторон мощным потоком шел транспорт, вызывая у нее ощущение безопасности, как будто она оказалась в центре подвижного, отгородившего ее от мира круга. Над головой она увидела пустельгу, одну из тех двух, что устроили гнездо на крыше старого танцзала. Паря в воздухе, птица, казалось, готовилась камнем упасть на двух оборванных пьянчужек с багровыми, словно измазанными кетчупом, лицами, которые со своей скамейки промычали вслед Мэри что-то нечленораздельное. У одного из них на голове была подсохшая кровь. Теперь, благодаря свежему увечью, он мог просить милостыню, не вставая. Как обычно, Мэри замедлила шаг и дала нищим по пятипенсовой монетке. Точно так же всякий раз, выходя из церкви, она оставляла свои пожертвования в кружке. Зная, что попрошайки могут быть очень агрессивными, она быстро пересекла сквер и вышла на улицу, ведущую к Хаммерсмиту и садам Королевского клуба, где у нее была маленькая квартирка в цокольном этаже. Мэри все еще арендовала здесь жилье, несмотря на то что плата с каждым годом значительно повышалась. Хелен уговаривала мать купить с ее помощью собственную квартиру: «Ведь недвижимость можно записать или на твое имя, или на нас обеих». Но с тех пор, как Мэри Газали переехала из «Феникс-Лодж», а до того из Бейзуотер, она всегда арендовала жилье, и ей казалось, что она никогда не сможет считать квартиру своей, если она будет куплена на деньги Хелен.

в Холборн к Семи Сестрам унд дайн дес меншен антлиц дайн дес меншен глидер унд зайн атем айнциэнд дурх ди пфорте дер гебурт

К тому времени, как она добралась до «Олимпии», опять показалось солнце, принеся неожиданное тепло застывшим ветвям редких деревьев, растущих у края железной дороги, и, переходя Хаммерсмит-роуд в направлении Норт-Энд-роуд, Мэри вдохнула полный глоток зимнего воздуха.

Постепенно маленькие магазинчики, обслуживающие более состоятельных жителей Западного Кенсингтона, уступили место овощным лавкам, уличным лоткам и киоскам, торгующим дешевыми электротоварами или скобяными изделиями, хозяевами которых были недавние иммигранты. Наконец она повернула туда, где витрины нескольких магазинов взывали к молодящимся представителям среднего класса, и медленно прошлась мимо прилавков с бижутерией и безделушками, расположенных вокруг Стар-роуд, где почти сто лет царила такая нищета, какой не мог предвидеть никто из строителей этого квартала. Только теперь эти кирпичные виллы начали приобретать внешнюю респектабельность.

Перед тем как отправиться домой, Мэри по привычке зашла в церковь Святого Андрея, расположенную на том месте, где Стар-роуд переходит в Грейхаунд-роуд. Она полюбила эту церковь девятнадцатого века, потому что строители, сознательно пытаясь придать ей вид сельской церкви, воздвигли в результате что-то совершенно грандиозное. У церкви была чудесная резная паперть, красивый шпиль, и само здание было исполнено спокойного достоинства.

В полутьме, среди дубовых скамеек и витражей, Мэри преклонила колени в молитве. Господи, не дай мне согрешить. Не лишай меня своего дара, но и не порабощай меня той силой, которой Ты наделил меня по своему разумению. Когда придет срок, дай мне понять, чего Ты хочешь от меня. Господи, я молюсь за упокой души моего мужа Патрика Амброуза Газали и за упокой душ всех тех несчастных, кто погиб и продолжает гибнуть в этих ужасных войнах! И, пожалуйста, помоги Джозефу Киссу принять наконец решение, потому что я уверена, Ты согласишься, пора ему опять жениться. Он чувствует себя таким несчастным. Благодарю Тебя. Аминь. Она плохо знала формальную сторону церкви и в свои молитвы вплетала то, что придет в голову. Мысль о посещении службы ее ужасала, и викария она старалась обходить стороной.

Напевая под нос, Мэри Газали вышла из прохладной церковной тени, перешла через Грейхаунд-роуд и оказалась среди огромных красных многоквартирных домов, окружавших довольно запущенный теннисный корт, цветочные клумбы и лиственницы. Она направилась к потертой двери дома под названием «Палгрейв». В вестибюле было так же мрачновато, как в церкви, но не было того же ощущения надежды. Она поздоровалась с миссис Циммерман, которая вечно высовывалась поглазеть, кто идет мимо. Задержала дыхание, чтобы не чувствовать запах пережаренных овощей, спустилась на цокольный этаж и наконец оказалась около черной входной двери своей квартиры. Как обычно, из комнаты, освещенной предвечерним солнцем, тут же прибежали, издавая хорошо знакомые громкие жалобные вопли, оба ее шоколадных сиамских кота и начали, урча, тереться о ноги. Взяв обоих на руки, она принялась качать их, как младенцев, животиками кверху, и они жмурились навстречу ее радостному лицу.

— Здравствуйте, ребятки. Сердитесь на меня? Конечно. Откуда же вам знать, что сегодня четверг?

Качая на руках блаженствующих котов, она прошла в уютную кухню. Странно, но эта квартира не была перестроена в пятидесятых. Здесь все еще стояла изразцовая викторианская плита, на которой любили спать коты. Над плитой размещалась чугунная сушилка, где сейчас висело кое-что из нижнего белья, синий джемпер, пара юбок. Мэри постучала кочергой по задвижке, чтобы прочистить дымоход. Разожгла плиту и, открыв дверцу, увидела знакомую картину «адского пекла». Добавлять кокс было рано. Мэри привыкла к тому, что большая часть ее повседневных забот была связана с плитой. Ей не доводилось пользоваться газовыми горелками. Она сняла пальто и повесила его в высокий шкаф, а потом достала из маленького холодильника, за тщательно выскобленным сосновым кухонным столом в самом дальнем углу от плиты, банку кошачьих консервов. Сиамцы встали на задние лапы, вытянувшись во весь рост, касаясь лапами ее бедер. Весело напевая, Мэри положила корм в две одинаковые пластиковые миски с кошачьими именами. На одной было написано «Габи», в честь Росетти, на другой «Чарли», в честь Суинберна. Она тщательно размяла ложкой кошачью еду.

Открыв духовку, она проверила рукой температуру, вернулась к холодильнику и, достав пирог, который приготовила утром, поставила на верхнюю решетку. «Вот и мой ужин».

Наклонившись, она протянула миски котам. Пока они ели, размотала шарф и сняла кофту. Пристроила их вместе с перчатками и сумочкой на старую вешалку с зеркалом. Одежда почти полностью заслоняла собой зеркало. Взглянув на свое отражение, она в который раз удивилась тому, что ей уже за шестьдесят! А ведь никак не дашь больше сорока, словно все годы, проведенные в коме, не пошли в счет. Стареть она начала, только выйдя из больницы, а тогда казалась ровесницей Хелен. Так выглядят монахини, но они и живут по-монашески. Слегка озадаченная этим, она подумала: а что, если я заключила сделку неизвестно с кем? Что, если мне придется заплатить?

На какой-то миг рядом с ее собственным лицом в зеркале мелькнули нервные черты Дэвида Маммери. Она вспомнила его бледное, хрупкое тело, нежную кожу. В последнее время он, кажется, немного прибавил в весе, но вряд ли здоровье его улучшилось. Взгрустнув, она вновь подумала о себе. Теперь ничто не могло привести ее в уныние. Кабинет врача позади, а она опять дома, в полной безопасности. Глупо огорчаться по пустякам, когда так везет. Ты живешь своей спокойной жизнью, Мэри. Она отодвинула старый меховой жакет, чтобы лучше вглядеться в лицо. Подумай, что бы с тобой стало, продолжай ты, как прежде, с ненасытным мистером Киссом!