Александр Покровский - Бортовой журнал 7 Страница 9

Удивительно, но все эти значения как нельзя лучше подходят нашему сооружению: оно возводится пришлыми, и именно с их точки зрения должно обозначать Красивый, Могучий.

А местные жители так не считают.

Точнее, так считают не все. Есть у нашей «елды» и яростные сторонники. Им очень хочется, чтоб «вознесся он» или, вернее, «она».

Петр Первый строил этот город на костях и в болоте. И тут без высших покровителей не обошлось. Иначе – разрушение, поглощение, затопление.

И покровители появились – над городом должен был постоянно реять ангел – ангел Петропавловской крепости, а выше – только Бог.

И как только установился именно такой порядок– город воздвигся.

Теперь хотят все поменять.

Вот такая елда, елдан ее побери!

Мысли о правительстве вызывают напряжение шерсти по всему тому пространству на котором на теле моем имеется шерсть. А еще у меня растут ногти. Только я подумаю о каком-либо страдальце из числа ведунов Отечества нашего любезного, как сейчас же и растут. Особенно на ногах – острые такие, загнутые на концах, протыкающие носки.

Так что не думаю я о правительстве.

Из гигиенических соображений.

Отклик на недавнее фотографирование заката с Троицкого моста в Петербурге спикером Совета Федерации господином Мироновым.

Знаете, все время хочется говорить о блуждающих огнях. Не о тех огнях, что блуждают наобум, а о тех, что несут в себе прекрасные порывы.

Пусть эти строчки будут эпиграфом к последующим.

Все, что я могу сказать о нем, так это то, что он человек безупречной нравственности и железной логики, вроде той, что у всех теперь на устах.

Ну захотелось ему. Ну ехал он по мосту а тут вдруг закат.

Представьте себе закат потрясающей красоты, немедленно все и вся вокруг очищающий. Один только вид его порождает в человеке желание остаться с ним навсегда.

Тот закат меняет все – отношение к месту и событиям.

Все становится вдруг незначительным и мелким рядом с этим закатом.

А люди – это ж такие невыразительные насекомые, неспособные понять высокие порывы, что и дало столько поводов для двусмысленных толкований, и тут надо полагаться только на чистоту воображения наших читателей, способных понять и оценить сам порыв. Каково! Закат, минуту превращающий в вечность!

Тут я вижу целых два смысла. Первый – дороги. У нас ужасные дороги, мешающие наблюдать закат. Хочется быть с ним, а дороги все никак не отремонтировать так, чтоб, значит, ездить по ним без сопровождения ГАИ, которое, в случае чего, и обеспечит тут минуту, в течение которой и можно будет безо всякой суеты наблюдать закат.

Второй смысл – это мусор. У нас столько мусора, столько, что невольно взор твой – едешь ты в машине с сопровождением или без сопровождения – все равно устремляется в небо.

Просится он туда, хочет, очень хочет, потому что мусор – он же оскорбляет. Он все сводит до себя. И вот уже ты и все сделанное тобой кажется этим самым мусором, потому он внутри, он в сознании, если там есть еще что-то внутри и не погасло сознание!

Ну сколько можно ездить по мусору! Сколько можно есть мусор, спать на мусоре, дышать мусором! Невольно напрягаешь выю так, чтоб, значит, плоскость подбородка, если у него осталась хоть какая-то плоскость, изменила свой угол, и ты уже смотришь вверх, только вверх, туда – а там закат.

Боже ж ты мой! Господи! Ты, Ты один все понимаешь!

В четверг на прошлой неделе малый противолодочный корабль (МПК-192) при попытке подстрелить воздушную цель в ходе учений подстрелил прибрежное садоводство «Зеленая роща», что в районе Выборга под Петербургом.

Примерно в десять часов утра. Дачники продумали, что салют, и бросились по подвалам. Перепуганное население тем не менее, не разучившись считать, насчитало целых два залпа – девятью снарядами и пятью. Крыши побило немного осколками да у автомобиля разбилось от переживаний, конечно, лобовое стекло. Незащищенного внука дед прикрыл собственным телом, так что никто не пострадал.

Военные, подумав, признались в содеянном только через сутки, и такую скорость мышления наших военных лично я почитаю за огромное достижение.

И сейчас же набежали комиссии и ну проверять.

А я считаю, что то, что могло порадовать нас пятью тысячами выстрелов в минуту, выпустило сущую ерунду, – о чем вообще речь-то идет?

Хотите, чтоб вас защищали, не мешайте тренироваться.

Кстати, всеми любимый Петр Великий, тренируясь, стрелял репками. И попадала такая репка иногда по головушке – вот где были настоящие потери. Зато Петербург отстроили, Орешек захватили – вон он до сих пор гниет. Так что сделано было немало.

А все почему? Потому что тренировались.

Так что во всем этом я вижу целых три повода для абсолютного счастья.

Первый – вышли в море. Вдумайтесь! Сами, не под руки, не на буксире, не абы как, а вышли и пошли, пошли, пошли себе, родимые.

Второй – сами выстрелили. Не просто так, с перепугу: «Опять у вас киргизы стреляют?!!» – а совершенно сознательно, потому что киргизы теперь живут в отдельном государстве.

И третий повод для счастья – никого не убили.

Я считаю, что это самый главный повод. Так что всех обстрелянных поздравляю с настоящим днем рождения.

Милостивое небо, избавь меня от всех этих несносных людей, которые совершенно не считаются со всеми моими импульсивными движениями и во всем у меня видят подвох, проказу, каверзу или же каверну.

Пусть, пусть, пусть никогда не доведется мне отдыхать под шатрами у людей неблагородных, порабощенных властью привычек, привитых воспитанием, или же предубеждений, унаследованных от предков.

Дай мне, Боже, расположиться у людей щедрых не только на посулы, но и на бойкое швыряние честно заработанных денег, которые они тратят на благие дела, из которых самым благим почитается мое содержание.

Мы совершенно оставили чиновников.

Мы забыли о них, рыщущих в поисках чужого. И я теряюсь в догадках, пытаясь определить, какое же их количество я тут имею в виду, потому как нельзя остановить вирус для счета его поголовья, потому что такая остановка будет сродни остановке самого времени.

Но как все продумано в природе! Как все в ней великолепно устроено! И сам вирус, проев все, позже проедает уже самого себя, умирая от этого в том самом теле, в котором по его милости угасла жизнь.

Верно ли то, что я думаю о нашем чиновничье как о паразите?

Совершенно неверно, потому что я все время думаю о балансе, о его сохранении, о распространении опыта по его сохранению на те места, где его отродясь не водилось. Эксцентричность моего ума и вся его сила в последнее время направлены только на этот баланс.

Для всего остального мой ум уже не пригоден.

Многое он всосал с молоком матери. Не будем уточнять какой.

А один московский начальник задекларировал только квартирку в Москве и несколько ульев. Бедняга. Вот так и живет – все для людей, все для людей. А люди-то какие неблагодарные – все найти хотят, что там и как. А я как-то встречал его в Испании, в Порто-Бонус, там он был без кепки, лысый и с супругой. Я его даже сначала не узнал. Вилла там у него.

Догмат о преимуществах государственной службы я начал писать совсем недавно.

Но вот что я немедленно обнаружил, приступив к этой работе: все, абсолютно все, о чем я писал ранее, тут подходит. И то подходит и это. Потому что ради чего же люди идут на эту нелегкую службу как не ради высокого чувства корысти.

Потому что за низкое чувство корысти и посадить могут, тогда как за высокое – никогда.

Тихонько-тихонько, осторожненько, мой дорогой читатель. Веди себя осторожно. Оглядывайся, озирайся, старайся ступать по земле неслышно, потому что это не твоя земля, и у нее может вдруг отыскаться хозяин.

«Как такое количество мерзавцев смогло занять весьма высокое положение в нашем королевстве? Это одна из величайших загадок нашей с вами гражданской жизни».

Не пугайтесь. Это надпись на могиле. Думаю, что она вполне подошла бы могиле любого из ныне здравствующих политиков.

Премьер на очередном заседании отведал российского молочка. Заседание было посвящено нашему сельскому хозяйству потому и молочко. Я же, видя все это по телевизору, ощутил себя на балу, где все-все одеты в костюмы одного покроя, все осторожно галсируют со стаканами молока, все в белых рубашках и галстуках.

Я хожу от одного гостя к другому, и они, выпивая молоко, зачитывают мне наизусть цитаты из «Большой советской энциклопедии», мол, сельское хозяйство – это такая часть экономики, которая и прочее.