Бен Хетч - Знаменитый газонокосильщик Страница 9

Сегодня начались авиаудары по Ираку. Лично я считаю, что это не перерастет в крупномасштабный конфликт, хотя Шон прав — было бы здорово поменять справочник по трудоустройству на противотанковое орудие. Тогда мне было бы о чем потом вспомнить.

Шон говорит, что, если его призовут, он пойдет в артиллерию. А если призовут меня, я пойду работать в Арабское бюро и буду работать за линией фронта, подрывая врага изнутри, как Лоренс Аравийский. Буду погонять палкой своего дромадера и разыскивать бедуинов.

«Скажите, вы хорошо знакомы с Т. Э. Лоренсом?»

«Нет, но мне доводилось пожимать ему руку в Дамаске».

«В летописи сказано, что ни один белый человек не войдет в Акабу».

«Мне наплевать на то, что говорят другие, я сам делаю историю» и т. д. и т. п.

Когда я прихожу на работу, на моем столе лежит записка: «Ты не в школе. Немедленно приведи свой стол в порядок». Я читаю ее под пристальным строгим взглядом Бриджит. Позднее она снова возвращается к этой теме и заявляет, что если на моем столе и дальше будет беспорядок, то я начну забывать существенные вещи и не стану обращать внимание на жизненно важные звонки. Я пытаюсь объяснить: беспорядок на столе свидетельствует о том, что человек занят делом, но она отвечает, что я ей надоел.

Кроме того, меня выводят из себя слепая покорность и заискивающая манера Линды. Если я не перезваниваю клиенту, ее это страшно раздражает. Сначала я думал, что речь идет исключительно о хороших манерах, тогда я еще мог бы это принять. Но сегодня я понял, что дело не в этом. Линду интересует лишь имидж компании. Она сама произнесла именно эти слова — «имидж компании»: «От этого пострадает имидж фирмы „Монтонс“, Джей». И откуда только берутся такие люди?

После работы — корпоративная вечеринка. Клэр похожа на шар и явно выбирала себе одежду с использованием числа «пи», Рейчел, видимо, считает, что самое интересное — это съедать середину из чужих пицц, а Саймон изображает из себя умудренного жизнью манкунианца. Он задает соответствующие вопросы, а потом отвечает с помощью стандартных фраз — «Да, побродил я по зарубежью» и «Помарал я бумагу в Беркли». Он двумя словами обозначает любой поступок и любое движение души. Полная задница.

Короче, вечер просто отвратительный, и мне не хватает Джеммы. Думаю, мне больше всего нравится в ней ее манера поведения. Пару дней назад я видел, как она делает лазанью. У нее какая-то особая манера обращения с окружающими предметами. Когда она их берет, большие пальцы у нее отгибаются назад, принимая на себя всю тяжесть, а костяшки белеют. Но стоит ей захватить предмет в руку — будь то макароны, шариковая ручка или косметичка, — как она с небрежным видом принимается им размахивать, словно показывая, насколько крепко его держит. Несмотря на свою красоту, Джемма довольно неуклюжа и не умеет держаться. Мне это очень в ней нравится.

Очень хочу дать ей прочитать «Над пропастью во ржи». Думаю, это произведет на нее сильное впечатление и она согласится сбежать из дома и поселиться со мной в глинобитной хижине в Африке. Это было бы здорово — мы бы сами пекли себе хлеб, завели бы кур, я бы сидел у костра и наблюдал за тем, как она собирает манго.

Вернувшись домой, я написал ей письмо, используя военные метафоры, учитывая войну в Заливе. Суть послания сводилась к тому, чтобы встретиться на нейтральной полосе и немного пообниматься. Я стараюсь использовать обтекаемые выражения, преследуя при этом две цели. Во-первых, быть достаточно остроумным, чтобы все это выглядело шуткой и Джемма не испугалась, а во-вторых, я действительно хочу понять, что она ко мне испытывает.

Если мы начнем встречаться с Джеммой, то я вряд ли захочу стоять у маховика противотанкового орудия. Думаю, тогда меня это не будет интересовать.

8 часов вечера.

Сара сообщает мне по телефону, что папа согласился отложить решение вопроса с интернатом до тех пор, пока Чарли не встретится с приятелем Роба — детским психотерапевтом доктором Робертсом. Похоже, нам предстоит потратить много сил, чтобы убедить папу, особенно после сегодняшнего вечера. Чарли придется научиться не размахивать руками, когда он возбуждается. А сегодня вечером он уже уронил одну тарелку с комода, когда играл в черепашек-ниндзя. Я спрятал осколки в мусорном бачке под картофельными очистками, но папа обнаружил их, когда выносил пустые бутылки из-под «Куантро». После чего Чарли еще больше осложнил ситуацию, так как, вместо того чтобы извиниться, начал кричать: «Да падет горе на голову Хумунгуса». Черепашьи высказывания и законы запрещены в нашем доме, и папа требует, чтобы я заплатил за разбитую тарелку. Все справедливо — это высказывание тянет на двадцать фунтов.

Чарли привлекает идея посещения психолога, и мы, перед тем как погасить свет, играем у него на кровати в доктора-пациента.

— Ну что ж, Чарли, расскажи мне о своем детстве.

— Я люблю футбол, Джей, черепашек, истории про пиратов и еще рисовать.

Сегодня наш временный сотрудник Мартин обратил внимание на тот энтузиазм, с которым я отвечаю по телефону, и начал пародировать мое восторженное «Здравствуйте, фирма „Монтонс“ слушает». Я объяснил ему, что это входит в мои служебные обязанности. Каждый раз надо отвечать по-разному, во-первых, для того, чтобы тебе не наскучил звук собственного голоса, а во-вторых, чтобы в ответе звучала хоть какая-то заинтересованность. Иногда я говорю «Здравствуй-тефир-маМонтонс», иногда «Здррррасьте фирма Монтонс», а иногда все в одно слово. Мартина это очень развеселило, и мы поэкспериментировали с новыми способами ответа, включая механический «Здрав-ствуй-те фир-ма Мон-тонс слу-ша-ет», чем заслужили негодующий взгляд Линды, Надо постараться поближе сойтись с Мартином. Он собирается основать со своими друзьями юмористический журнал, и ему могут потребоваться авторы, что будет неплохим началом моей литературной карьеры.

После работы пошел в кафе Дебби. Хочется думать, что его посетители считают меня таинственной фигурой и я вызываю у них интерес. Мое внезапное появление, исписанные страницы, приверженность к чизбургерам и пинте кока-колы, в которую я требую положить три винных кубика, наверняка должны вызвать любопытство у обслуживающего персонала.

Сначала я просто делал заказ, но теперь начал позволять себе некоторые изыски. Например, сегодня я попросил, чтобы Дебби добавила к моему чизбургеру семь кружочков огурца и приглушила свет над моим столиком.

Официантки беспрекословно выполняют мои просьбы, что убеждает меня в том, что за стойкой они ведут примерно следующие беседы: «Ты представляешь? Этот парень за четвертым столиком — теперь он хочет, чтобы ему приглушили свет. Может, он писатель? Или актер? Или миллионер?» В следующий раз непременно укажу, какой толщины должны быть колечки огурца.

Я мало что написал, зато меня посетили совершенно потрясающие фантазии. Когда мой роман будет признан («Потрясающе», «Непревзойденно», «Голден — истинный гений»), я дам интервью Линн Барбер. Одно-единственное интервью в ресторане «Квалиньо», поедая кальмара в карамельном соусе, после чего кану в небытие и стану отшельником, как Сэлинджер, предоставив всем гадать, в чем заключается истинный смысл моего произведения. Меня будет осаждать вся мировая литературная общественность, но я останусь недостижимым. Я буду скрываться от их любопытных взглядов за высокими воротами с дистанционным управлением, меня будут охранять огромные псы и симпатизирующее мне местное население, которое, несмотря на свою необразованность, сумеет отличить истинного гения, когда он будет проноситься по проселочной дороге на своем «феррари».

Когда я прославлюсь, то буду разговаривать только с Чарли, Шоном, Джеммой, Сарой, мистером Гатли и папой, если тот пообещает повесить в бильярдной нашу с ним фотографию, где он обнимает меня за плечи.

11 часов вечера.

Мне наплевать на то, что написано другими, я скажу свое собственное слово в литературе! Думаю, мы все-таки начнем встречаться с Джеммой. Я провел у нее сегодня весь вечер, и мы очень сблизились после того, как я сказал, что отправил ей письмо. Мы сидели на полу в гостиной и задавали друг другу вопросы из настольной игры «Терапия». Это специальная игра, предназначенная для того, чтобы собеседникам не нужно было самим выдумывать темы для разговора — за них все это уже сделано. «Оцени по десятибалльной шкале, насколько ты считаешь себя красивым»… «Оцени по десятибалльной шкале, насколько страстным ты себя считаешь».

Карточки служат хорошим оправданием для того, чтобы задавать скользкие вопросы. Однако через некоторое время они начинают казаться мне недостаточно откровенными, и я принимаюсь сочинять свои собственные. «Оцени по десятибалльной шкале, насколько тебе нравится человек, задающий этот вопрос», — спросил я.