Ярослав Ратушный - Юдифь и олигофрен Страница 9

— Я могу уйти, когда захочу, — сказал он, улыбаясь.

— Врешь, — не поверил я.

— Пойдем, покажу, — кивнул головой уголовник и, подойдя к двери, легко открыл ее металлической расческой.

— Спасибо, — сказал я, — пойду погуляю.

— Ты серьезно? — удивился он. — Если они тебя поймают, то будут до смерти колоть сульфой! Только не говори, что я открыл.

Я вернулся в административный корпус, где долгое время блуждал в поисках кабинета Марка. Устав от бесплодных скитаний, я прилег на стоящий в коридоре диванчик и уснул, несмотря на электрический свет. Мне приснился Кривой, чье лицо едва просматривалось под невероятно длинными, немытыми, покрытыми перхотью патлами и густой бородой, заканчивающейся чуть ли не под глазами.

Когда мы сидели и разговаривали о французских сюрреалистах, в камеру вошли два дюжих санитара. Один из них выбил ногой единственный стул, на котором я сидел. Другой схватил Кривого и привязал его зелеными ремнями к стулу. Они достали электрические машинки, издававшие громкое жужжание, и стали его стричь. Бедняга издавал громкие вопли, ибо палачи в белых халатах вырывали целые клоки волос, быстро и ловко делая свою работу. Когда стрижка закончилась, то оказалось, что под плотным волосяным покровом скрывался не Кривой, а мой близнец. Он встал и беспрепятственно вышел из камеры, а я остался, отчетливо осознавая, что на мне висит пожизненный срок за убийство. Меня разбудил Марк, вид у него был весьма недовольный.

— Куда ты ходил ночью? — строго спросил он.

— Гулять, — ответил я спросонок.

— А ключи зачем брал?

— Отвали! — разозлился я, почувствовав головную боль.

— Дай хоть в туалет сходить.

— Ладно, — неожиданно легко согласился он, — пошли завтракать.

— Почему Кривой сидит у тебя? — поинтересовался я, когда мы выпили кофе с коньяком, съели несколько галет и с удовольствием затянулись первой сигаретой.

— Он загрыз напарника по камере.

— Не понял?!

— Набросился на одного парня и загрыз насмерть.

— Разве это возможно? — потерянно спросил я.

— Сейчас все возможно, — усмехнулся Марк. — Пойдем, поговорим с твоим невинно осужденным.

Мы вышли во двор и пошли к стоящему особняком двухэтажному корпусу. Солнце еще не успело прогреть свежий утренний воздух, и он с шумом и присвистом врывался в прокуренные легкие, заставляя дышать глубоко и увлеченно. Птицы, освоившие местные деревья, переговаривались звонкими пронзительными голосами. Я почувствовал некоторый заряд бодрости, который вскоре улетучился, как только мы вошли в здание, где душная атмосфера сразу напомнила о похмелье.

Корпус, судя по внешнему виду, был новым, но внутри пахло затхлостью. На втором этаже находились лаборатории, процедурные комнаты и кабинеты врачей. На первом этаже — многочисленная охрана, а в подвале — особо опасные преступники, проходящие психиатрическую экспертизу.

— В хорошее место ты меня привел, — сказал я приятелю, услышав его объяснения.

— Ты же сам хотел поговорить с Кривым.

— Разве? — удивился я.

— Опять амнезия? — улыбнулся Марк. — Хочешь еще кофе?

— Давай, — согласился я, обдумывая события последних суток, пробегающих в памяти смутной вереницей образов.

— Здорово мы вчера погуляли?

— Нормально, — сказал он. — Сколько раз зарекался не пить в будние дни, не помогает.

— Ты что, спиваешься?

— Проблема не в этом, — заговорщицки тихо произнес Марк. — Я тебе расскажу одну вещь, только обещай, что это останется между нами. В этом городе происходят очень странные вещи. Вот ты, например, рассказываешь про блокауты, а помнишь, как Тимура хотел пристрелить? Ты же не настолько агрессивный, чтобы убить своего друга, да еще в присутствии охраны. Я с тобой не первый раз пью.

— Ты что телепат? — насторожился я. — Я не собирался в него стрелять.

— У тебя рука пошла назад.

— Откуда ты знаешь про пистолет?

— Подумаешь, тайна, — фыркнул Марк и достал из стола бутылку коньяка, — мне Тимур рассказал. Ты имеешь дело с профессионалом. Конечно, мне кажется, что тебя подослали ко мне, но я понимаю, что это не так.

— Послушай, — очень серьезно сказал я. — Во-первых, меня никто не подсылал. Во-вторых, я надеялся на твою помощь. Со мной происходит что-то странное в последнее время. Я думаю, мне подсыпают наркотики.

— С какой целью?

— Может быть, они хотят, чтобы я что-то забыл или, наоборот, вспомнил.

— Типичный параноик, — сказал Марк, — но я в этом не виноват. Ты ничего не понимаешь, когда поймешь, будет поздно. Смотри, я тебя предупредил, хотя это бесполезно.

— Я тебя тоже предупреждал не приближаться к мечети, — неожиданно брякнул я.

— У тебя очень хорошая память, — задумчиво произнес Марк. — Что ты знаешь о мечети?

— Я просто почувствовал, что там опасно и попробовал тебя остановить.

— Что мне там угрожало?

— Это было всего лишь ощущение. Кроме того, я видел девушку с окровавленными руками.

— Не знаю, на кого ты работаешь, — сказал Марк, — но мне кажется, что тебе вскоре придется раскаиваться.

— Ты сам собираешься сегодня работать? — спросил я, заметив, что он вновь намеривается выпить.

— Да-да, — спохватился Марк, — пойдем, покажу тебе Кривого. Только не подходи близко к решетке, а то он и тебя загрызет. Кстати, ты обращал внимание, какие глаза у тигров в зоопарке.

— Иногда мне хочется выпустить их на волю, — сказал я.

Ангел смерти

Я вышел на балкон и огляделся. Все же наша земля чертовски красива. Если смотреть с моря, то видишь подпирающие небо горы, нависшие над городом черной изрезанной зубцами стеной. А если смотреть со стороны гор, то видишь бесконечное синие море, которое загадочно сливается с горизонтом. Издалека все кажется привлекательным, особенно панорама бухты и старого города. Однако вблизи картина меняется. С таким же успехом можно рассматривать в лупу лицо «мисс вселенной» и видеть лунообразную, покрытую оспинами поверхность. Впрочем, девушки у нас действительно красивы. Большее количество сногсшибательных красоток на одной улице можно увидеть только на Приморском бульваре в Одессе.

Бешеное солнце и морская вода оказывают влияние даже на импотентов, замечающих приятное шевеление в штанах. В их глазах появлялся давно утраченный блеск при виде толпы снующих по городу свободных женщин, чьи лица отмечены печатью обреченной измены. Даже плешивые и пузатые главы семейств, а также почтенные матери, иногда даже бабушки, испуганные приближением климакса, превращаются в похотливых павианов.

Когда начинает темнеть и благословенная прохлада опускается на город, люди чуют приятную тяжесть в низу живота, заставляющую женщин вилять бедрами, а мужчин непристойно раскачивать зад. Конечно, можно говорить о магии местности и о колдовской силе природы. В диком лесу дышится вольнее, чем в парке, а купаться в открытом море намного приятней, чем в ванной. Разве можно сравнить привычный секс в супружеской кровати, с любовью на природе или, скажем прямо, на земле, которая не только дает дополнительную силу своим детям, но и расцвечивает ощущения сотней различных нюансов.

В нашем дворе жил Кривой, прозванный так, поскольку его ноги были разной длины, и он ходил странной порхающей походкой. Родители мальчика также отличались от прочего населения. Мать — броской, несколько вульгарной красотой, а также дерзостью, с которой она крутила роман с путейским обходчиком Васей. Отец — необыкновенными голубыми глазами, излучавшими доброту и всепрощение. Кривой был изгоем, но ему завидовали, ибо в его квартире на стене, покрытой зеленым ковром с оленями, висело большое двуствольное ружье.

Вася был крупным самцом, который сочился мужской силой еще не ослабленной от постоянного пьянства. Он любил ходить по двору голым по пояс, чтобы все видели на его мускулистой груди татуированный женский профиль, а на левом предплечье — меч, обвитый змеей. Вася гордился романтической памятью о зоне, где он отсидел два года за поножовщину. Нравы были легкими, но следовало соблюдать условности. Открытая связь вызвала резкое осуждение соседей.

Естественно, к нам доходили отрывочные сведения. Говорили, что отец Кривого импотент, отсюда его вселенская доброта и отчаянное распутство жены. Когда она забеременела и ходила, поглядывая на всех гордым и счастливым взглядом, общественное мнение было на редкость единым: ублюдок от Васи. Боюсь, что я приложил руку к смерти обходчика. Мы во всем подражали взрослым, поэтому я решил обсудить с приятелями щекотливую тему.

— Видели, какой у матери Кривого живот вырос? — спросил я, и все захихикали, показывая руками явно преувеличенную величину.

Я оглянулся и заметил, что бедняга стоит в окне и видит, как мы смеемся над его матерью. Вскоре мне стало скучно, и я пошел домой читать увлекательные греческие мифы. Меня поразило, что боги похожи на наших соседей, такие же мелкие, похотливые, вечно пьяные, мстительные, завидующие не только друг другу, но и людям.