Пыльная зима (сборник) - Слаповский Алексей Иванович Страница 9

– Верю.

– А я доказать не могу. Я на самом деле подполковник Куролапов, подполковник МВД, ты понял? У меня универсальные права: от мотоцикла до вертолета могу управлять всеми видами транспорта. И пистолет именной. Показать?

– Покажи.

– Ничего подобного! Обязан хранить в полном секрете. С какой целью засланы в город? Кто с тобой работает? Кто с тобой работает? Признавайся, кто с тобой работает?!

– Опять орешь, Куролапов? – раздалось снизу. – Милицию вызвать?

Куролапов угомонился, отвалился от Неделина, которого уже вознамерился душить слабыми пьяными руками, – Неделин, смеясь, отпихивал, – и упал на подушки, захрапел. А Неделин долго еще лежал, попивая вино, глядя на темнеющее небо и проявляющиеся звезды, и мечтал о завтрашнем свидании с валютной проституткой.

Проснувшись, он нашел Куролапова бодрствующим, веселым: вино со вчерашнего осталось. Неделин напомнил Куролапову о двоюродной сестре.

– А что? – удивился Куролапов.

– Ты же обещал меня с ней познакомить.

– А-а-а… Обещал так обещал. Если Куролапов обещал, это железно. Тебя когда познакомить? Прямо сейчас?

– Вечером.

– Тогда в семь часов вечера здесь же. Подкинь деньжат, чтоб я не скучал!

Неделин оставил денег столько, чтобы можно было на них выпить, но не напиться, а сам отправился в гостиницу, где принял ванну, побрился, поспал – и оказался в полной боевой готовности.

Ему всегда было неловко проходить через вестибюль и видеть администратора. Хотелось еще раз извиниться перед ним, сказать что-то. Но когда он набирался решимости сделать это, администратора не оказывалось на месте или была не его смена, а когда администратор появлялся – исчезала решимость. На этот раз Неделин сумел, подошел, сказал просто и задушевно:

– Парень, ты все-таки на меня сердишься, да? Извини дурака.

– Да бросьте вы! – улыбнулся администратор. – С кем не бывает. У всех нервы! – И вздохнул, сожалея о всеобщей нервности, сожалея как патриот, как человек.

ГЛАВА 12

Неделин помнил, что дверь в квартиру Куролапова, если это обиталище уместно назвать квартирой не запиралась, поэтому не стал звонить или стучать, а пошел прямо на балкон.

Куролапов возлежал на подушках в окружении трех красавиц. Подобным народ дал прозвище «синюхи» или «синеглазки». Первое прозвище оправдано синевой их подбитых своенравными кавалерами скул, синевой также, но уже с багровым оттенком, их алкогольных носов и щек, синевой дешевых косметических теней, которыми они густо намазывают веки, а второе – тем, что они в действительности в большинстве своем почему-то синеглазы. Красавицам было: младшей – около тридцати, старшей – не менее сорока. Средняя выглядела одновременно и на тридцать, и на сорок, и дело тут не во внешности, а в том, что глаза ее смотрели тускло, вне момента, как бы из всей прожитой жизни разом. Устало.

– Альберт пришел! – закричал Куролапов. (Какой еще Альберт ему приснился?) – Сейчас выпьем! Альбертик, дай денежку. Сейчас, девчонки! – и вытеснил собой Неделина в комнату, закрыв двери на балкон.

– Ты кого привел? – спросил Неделин.

– Я не понял! – возмутился Куролапов. – Ты просил бабу, а я тебе сразу трех! В чем претензии?

– Мы говорили о двоюродной сестре. Которая это самое. Проститутка.

– Все правильно! Любка и Сонька, сестры мои двоюродные, они проститутки, как заказано. А Нинка, иха подруга, она не проститутка, но выпить любит, а если захочешь, то пожалуйста. Все со справками, никогда не болели. Отличные женщины, я тебе говорю!

– Валютная проститутка, – напомнил Неделин, уже понимая, что Куролапов наврал.

– Можно и без баб обойтись, – сказал Куролапов. – Что нам, умным людям, поговорить не о чем?

– Беги за вином, – сказал Неделин.

Он улегся на балконе среди подушек, не стесняясь разглядывал красавиц, изумляясь их уродству, их нелепым потасканным нарядам, их жадности к вину, их мутному хмелю, их грязным загорелым рукам, их беззубым ртам, их попыткам говорить при постороннем культурно, но попытки эти не удавались, дамы срывались то и дело на привычный мат. Куролапов, мигом обернувшийся, блистал, рассказывая срамные анекдоты.

– Музыки нету, – пожалела Нина, старшая. – Зачем проигрыватель пропил, Куролапов?

– Я сам музыка! – сказал Куролапов и принес из комнаты гитару, на которой уцелело только три струны.

Женщины, однако, отнеслись к гитаре серьезно, сели поудобнее, но и строже: приготовились.

– На Муромской дороге! – сказал Куролапов и стал нащипывать струны, верно и чисто выводя мелодию песни. Начала тихим грудным голосом Нина, подхватила Соня, средняя, тоже тихо и глубоко, а на припеве высоко, но без баловства и лишнего ухарства, как это бывает в пьяном застолье, вступила младшая – Люба. Куролапов аккомпанировал, сам не пел, только изредка вплетал в песню низкую басистую ноту, он глядел на женщин внимательно, а они старательно, как школьницы, следовали указаниям его головы, он дирижировал ею, показывая и такты, и необходимую высоту звука.

Песня кончилась, и только тогда женщины дали себе волю – заплакали. Куролапов зарыдал. Неделин почувствовал, как щиплет в глазах.

– Вы, – сказал он Любе, взяв ее за руку и проникая в ее синие глаза, – кто по профессии?

– Минетчица! – ответила за нее Нина.

– У вас есть дети? – не обратил внимания Неделин.

– Детей топим в унитазе! – опять ответила за нее Нина.

Куролапов ударил ее гитарой по затылку (струны загудели):

– Не лезь, дай человеку пообщаться!

– А чего тут общаться? – сказала усталая Соня. – Шли бы в комнату. Любка, видишь, мужчина не терпит. Не динамь.

– А я что? – Любка шустро подхватилась, потащила за руку Неделина. – Пойдем, любимый! – кричала она. – Пойдем, золотой! Сю-сю-сю, холосенький маль-сик! Ся-ся-ся! Бу-бу-бу! Ня-ня-ня!

И потащила, повалила в комнате на какой-то топчан, заскрежетавший пружинами, стала грубо лапать и хотеть. Неделин отворачивался от ее мокрых губ.

– Бабы, он отлынивает! – хохоча, закричала Люба.

Хохоча, вбежали Соня и Нина, тоже стали хватать, тормошить, стаскивать штаны и прочее. Куролапов, стоя в балконной двери, громко одобрял.

– Не хочу я! – закричал Неделин.

– Он не хочет! – закричал Куролапов и закрыл дверь. – Бабы, он не хочет. Мы ему поможем! Ты не хочешь?

– Нет!

– Момент! Бабы, держи его!

И он возник перед Неделиным, которого бабы распяли на топчане, держа в руках ножницы.

– Ты… что? – выговорил Неделин.

– Ты же не хочешь? Мы тебе раз – и нету!

– Что за шутки! – заорал Неделин.

– Какие уж тут шутки! – заплакала, заголосила Нина, лаская и теребя. – Какие уж тут шутки!

Неделин рванулся, но женщины держали крепко, особенно Соня, лицо которой стало сосредоточенным и злым.

– Чик – и нету! Чик – и нету! – бодро кричал Куролапов и щелкал ножницами все ближе, ближе. Неделин вырвал одну руку и стал бить кулаком по синеглазым лицам, расшвырял, бросился на Куролапова, неистово ударил его несколько раз – и побежал из квартиры, на ходу натягивая штаны.