Макар Троичанин - Вот мы и встретились Страница 90

К вечеру снег усилился и, значит, скоро кончится. Надо шевелиться, спасаясь от холода. Ещё сходил за сухостоём и сухолёжем, натаскал к палатке, принялся ломать для костра, занося мелочь в палатку. Уложил траву на нары, умял, сложил тент вдвое и накинул на спальный мешок – так-то теплее будет. Как это мерзоплюи не утащили его? И всё, больше и делать нечего. Да, надо опробовать обогреватель. Разжёг в нём бересту, накидал веточек, горят хорошо, искрами не плюются, но дым не спешит уходить в дыру на холод. Ничего, притерпимся. Хуже нет, когда нет дела и приходится чего-то ждать, особенно, когда ожидание двойное, и не знаешь, чего хочется больше. Лучше бы, конечно, и гадёныши пришли миром, и вертолёт прилетел. Начало темнеть, а снег сыплет и сыплет, и понятно, что сегодня уже ждать нечего. Остаётся думать. О чём? Подбросил в ведро побольше палочек, огонь вырвался, разбрасывая искры, но не страшно, мокрую крышу не воспламенит, разве только точечных дырок наделает. Зато, вроде бы, теплее стало, во всяком случае, уютнее. Улёгся на нары, где дыма поменьше, и, поглядывая на ненадёжный очаг, задумался. Когда на душе черти скребут, тело в невзгоде, а мозги метутся, хорошо подумать о чём-нибудь приятном, далёком, о том, что будет после минусовой впадины синусоиды. Отчёт по съёмке он, конечно, всучит Жоржу, пусть растёт и развивается парень, отчёт по Марьинскому, конечно, Рябцеву, а себе оставит общее руководство, надзор и проекты. Проектирование Ивану Всеволодовичу нравилось больше, чем отчётность. Что отчёт – это всего лишь внятное изложение всего, что найдено, передумано и осмыслено, и ничего нового, а вот проект – в нём можно заглянуть в будущее, пофантазировать на опыте предшественников и собственных познаний, убедить оппонентов в реальности фантазий и радоваться потом, когда фантазии станут явью. У него уже давно зрела мыслишка, кристаллизуясь в острое желание, заняться обобщением геологических съёмок последних лет с составлением сводной среднемасштабной карты региона, отняв тем самым жирный кусок у академиков, бессовестно использующих чужие наработки. А если к геологической карте ещё  приложить карту прогнозов и структурно-тектоническую схему, то… то будет настоящая научная работа, на которую не жалко потратить не одну зиму. А ещё Иван Всеволодович очень надеялся, что в недалёком будущем, а точнее – в эту зиму, ему удастся, заработав отгулы, отлучиться на недельку на охоту. Хотя бы с Марьинского. Надо же порадовать молодую жёнушку соболиным манто да барсучьей шапкой. Очень даже неплохо было бы. А пока… пока надо ждать и далёкого, и близкого хорошего, и терпеть, и думать о том, как жить дальше, чтобы не было стыдно за бездарно прожитые годы. Думать… тем более что сна ни в одном глазу. Печурка угомонилась, всю ночь беспрерывно подбрасывать палочки невозможно, да и закапало сверху, оттаяв от тёплого дыма. Встал, вышел из палатки – темным-темно… Ба! Вызвездило! Будет завтра погода, и кончится тягучее ожидание. По-настоящему заснул только под утро и чуть не проспал зари. Вышел, зябко поёживаясь, а кругом серебристо бело, и ожил ветер. Надо предполагать, что после такого снега к полудню разгуляется вовсю, и тогда вертушку не жди, а те придут, обязательно придут.

Опустившись на четвереньки, Иван Всеволодович потихоньку раздувал огонь в очаге под кастрюлей с водой, помогая разгореться костру, сложенному из подмокших сучьев, и вдруг увидел дырку в кастрюле и воду, плотной струйкой хлестнувшую на занявшееся было пламя, и почти сразу же прилетел звук выстрела. Не поднимаясь, на карачках, по-собачьи, опрометью метнулся в палатку, схватил бельгийку, задрал торцевую полу палатки, вылез наружу в снег и осторожно выглянул из-за угла. Пара продвигалась от леса у реки к палатке уверенно и спокойно, не опасаясь серьёзной угрозы. Впереди, старчески загребая снег кирзачами, шёл высокий сутулый парень в старой телогрейке, подпоясанной верёвкой, в цигейковой шапке с поднятыми вверх и не закреплёнными, оттопыренными, ушками. В правой опущенной руке он нёс одностволку, которая качалась горизонтально в такт шагам, словно паровозный поршень, вперёд-назад, а следом, чуть отставая, брёл шаг в шаг второй, среднего роста и более плотный, одетый так же, только за поясом у него торчал топор. Вооружены и опасны. До них было уже метров двадцать. «Ну, целкачи», - злорадно подумал Иван Всеволодович, - «сейчас вы у меня попляшете», - прицелился, поймав на мушку качающийся ствол ружья, и плавно нажал на спуск. Бельгийка и снайперский глаз не подвели: картечь ударила по стволу, высокий от неожиданности и силы удара выронил ружьё, тут же подобрал и остановился в недоумении. И тогда Иван Всеволодович жахнул вторым выстрелом под ноги, выбив фонтанчик снега. Усёкши, что с ними не шутят, пара упала в снег и начала разворачиваться, чуть приподнимая зады, по которым очень хотелось садануть дробью, но нельзя – потом не оправдаешься никакой самозащитой. А те, вскочив и низко пригибаясь, побежали зигзагами к лесу и, пока снайпер перезаряжал оба свои ствола, скрылись за деревьями. Он и там мог бы их достать пулями, но… сказано же, что нельзя!

- Стой!!- закричал он что есть мочи. – Стой!! – но где там! – они даже не оглянулись, так им не хотелось возвращаться в посёлок. Но почему?

Иван Всеволодович побежал вдогонку, но, потеряв из виду, свернул к речке и выбежал на тропу. А вот и их следы. Не сбавляя хода, преследователь, надеясь, что ружьё их после травмы способно, если способно вообще, стрелять только по кривой, из-за угла, ринулся следом и готов был бежать до неизвестного зимовья, но вдруг выбежал на небольшую полянку на берегу и притормозил, увидев, как беглецы собираются перебраться на другой берег. Река здесь вбирала оба рукава в один и с шумом протекала между сближенными на десяток метров берегами, а с берега на берег было опрокинуто высоченное старое и облезлое дерево, образовав искусственную переправу, вот к ней-то и устремилась пара. Перейдут, засядут скрытно на том берегу, и не подступишься, не возьмёшь, и из повреждённого ружья достанут, жердями отобьются, голову снесут на переходе.

- Стой!! – опять закричал Иван Всеволодович. – Стоять!! – но только подстегнул беглецов, не желающих ни стоять, ни разговаривать, ни, тем более, сдаваться.

Первым легко перебежал, балансируя, коренастый и устойчивый низкий, а когда следом ступил высокий, то сразу стало заметно, что у него нелады с вестибулярным аппаратом, да и центр тяжести повыше – ружьецо пошатывало, и он продвигался медленно, приставными шагами. «Сейчас я тебе помогу!» - зло подумал Иван Всеволодович, вскинул бельгийку и саданул по бревну чуть впереди неуверенных длинных ног. Полетели щепки, и этого было достаточно, чтобы одна нога высокого со страху соскользнула с намерзшей поверхности дерева, замоталась-задёргалась в воздухе, ища равновесия телу, не нашла, и хозяин спрыгнул в реку по ту сторону переправы и стал не виден. «Прекрасно», - обрадовался стрелок, - «помокни, охладись, быстрее побежишь в берлогу и не станешь караулить меня». Но есть ещё второй, сухой, он-то, перехватив вымокшее ружьё, вполне в состоянии отправить преследователя, если тот сунется на переправу, тоже в воду, но уже с дыркой в теле. Что же делать? Рисковать не хочется. И что делать, если загнанная парочка раздумает сопротивляться и сдастся? Вести к себе в палатку и там ждать втроём вертолёта и удара исподтишка? Тоже не хочется. Иван Всеволодович ещё раз вгляделся в переправу, до которой было шагов с полсотни, но там никого не увидел. Хуже всего, что зверёнышы поняли по его пугающим выстрелам, что их не укокошат, и можно ещё спрятаться, лишь бы не вывезли в посёлок. Почему? «Нет», - решил в конце концов Иван Всеволодович, - «без подмоги не обойтись. Надо ждать вертолёта. Прилетит, пойдём по свежим следам с воздуха, тогда и приглашать по-хорошему или по-плохому». Повернулся и, часто оглядываясь, не крадётся ли следом низкий с ружьём, пошёл в полотняную крепость. На подходе завернул на вертолётную площадку, обошёл её по периметру, утаптывая границы, на всякий случай прострочил и по диагоналям. Начертил посадочные знаки и словно приманил: из-за высокой сопки, что на повороте верховьев реки, раздался мощный стрёкот, а следом появилась и железная птица, да не какая-нибудь, а внушительная «восьмёрка», к тому же с пугающими армейскими звёздами на фюзеляже. Для такой никакие ветры не препятствие. С оглушающим рёвом, пригнув кусты потоком воздуха до самой земли, МИ-8 плавно и без долгого прицеливания сел на площадку. Винты ещё не перестали, успокаиваясь, вращаться, а обрадованный Иван Всеволодович уже спешил к нему в надежде, что прилетели не одни лётчики, а и ещё кто-нибудь, с кем можно отловить негодяев. И не ошибся: из огромного чрева, не ожидая установки лесенки, выпрыгнули – бог ты мой! вот это помощь! – пятеро в камуфляже с автоматами на шее. Что это? Зачем? Вертолёт не за ним? У военных какие-то учения? Да нет, отлегло от сердца, вот и Жора. Когда большой винт окончательно успокоился, все прилетевшие кучно двинулись к аборигену. Первым подошёл свой.