Сергей Морозов - Великий полдень Страница 95

Первое, что я сделал, когда вошел в главный зал, заставленный банкетными столами, и оказался среди знакомых физиономий, взял с подноса бокал розоватого шампанского. Помимо главного зала, в огромном здании Шатрового Дворца было множество других помещений: холлов, аудиторий, гостиных, коридоров, зимних садов и т. д. Все эти помещения, превращенные в бары, бальные залы, курильни, диванные и игорные комнаты, составляли единое многоуровневое и сложное пространство, по которому распространялась, разливалась и перетекала непредсказуемая праздничная кутерьма. Но основная программа, как я уже сказал, разворачивалась в главном зале. Проворные служители разводили гостей по их местам. Несмотря на изысканность избранной публики и ее относительную немногочисленность, все же была предусмотрена и соблюдалась определенная иерархия. В частности, особые места в зале были отведены лидерам России. Индивидуальные ложи заняли банкиры, высокопоставленные военные и уездные князья. Я не сразу поверил своим глазам, когда разглядел, что за одним из столов расположилась вся наша местная мафия и, как ни в чем не бывало, громилы братья Парфен с ужасным Еремой. Впрочем, вид у обоих был такой благопристойный и чинный, словно они представляли здесь пацифистское общество филателистов любителей.

Только что были включены все мониторы. На них засветились карты различных избирательных округов. На пестром фоне мелькали цифры статистических данных. Судя по первым подсчетам, активность избирателей, как и ожидалось, была необычайно высокой. Хотя до конца отведенного для голосования времени оставалось еще пару часов, информация из центральной избирательной комиссии свидетельствовала о том, что уже две трети населения проголосовало. С подавляющим отрывом лидировал, естественно, наш Федя Голенищев. (Центральная избирательная комиссия, кстати, размещалась в Городе — в одном из зданий комплекса государственных учреждений на Старой площади). Публика разом поднялась со своих мест и зааплодировала. Сам партийный лидер в Шатровый Дворец еще не прибыл. Экраны мониторов переключились на прямую телевизионную трансляцию с Треугольной площади у центрального пропускного терминала, где проходила неофициальная встреча Феди Голенищева с горожанами. Импровизированная встреча нисколько не противоречила закону о выборах, поскольку не имела ничего общего с предвыборной агитацией или митингом. Люди, заполнявшие Треугольную площадь, расселись прямо на мостовой, тротуарах и газонах, культурно подложив под седалища газетки, а Федя Голенищев, умостившись на крыле своего бронированного автомобиля, по свойски, как только он один умел, беседовал с народом о том, о сем. Народ одобрительно посвистывал, посмеивался, прихлопывал. Народ преклонялся перед личной отвагой нашего партийного лидера, который, в отличии от предшественников, не боялся таких открытых встреч, несмотря на угрозы террористов и недавние покушения. Конечно, работа служб, возглавляемых Толей Головиным, была организована с фантастической изощренностью и надежностью, и даже импровизированное выступление на столичной площади в смысле безопасности мало чем отличалось от выступления, скажем, в каком-нибудь бетонном бункере. Впрочем, безопасность безопасностью, а Федя Голенищев по натуре действительно был убежденным фаталистом и даже относился к службе Толи Головина с обидной для последнего иронией. «Мне охрана ни к чему, — говаривал он, появляясь в гуще народной. — Если я вышел к людям, значит, я пришел к друзьям. А если я встречу врага, я должен сделать из него друга. Вот и все!» Толя Головин и даже сам Папа часто пеняли ему на подобную небрежность и беспечность, однако Федя только добродушно морщился.

Вот и теперь с минимумом внешней охраны он объяснял народу свои воззрения на характер государственной власти, которые прямо вытекали из идеологии России:

— Нет, не я, Федор Голенищев, собираюсь управлять вами. Неблагодарная это работа. Я даже пошлю вас, милые мои, куда подальше, если даже вы сами станете умолять меня об этом одолжении. Покорно благодарю! У меня своих проблем хватает. Увольте и попробуйте сами. Каждый из вас на моем месте прекрасно с этим справится. Вот, к примеру, вы, уважаемый!.. — Федя поманил к себе какого то небритого мужичонку из ближних рядов. — Ну да, вы, вы!.. — Мужичонка, не выпуская из рук полиэтиленовый мешок с какой то дрянью, довольно развязно приблизился и довольно нагло осклабился. — Давайте, уважаемый, — продолжал Федя Голенищев, — добро пожаловать на мое место. Вы согласны? С юридической точки зрения, это совершенно законная замена!..

И Федя, как бы освобождая место народного любимца, спрыгнул с крыла бронированного лимузина и подвел к нему неожиданного кандидата. Мужичонка с мешком, однако, ничуть не смутился и без долгих уговоров действительно взгромоздился на капот машины.

— Это я могу, — громко заверил наглый мужичонка. — Не хуже некоторых!

Хлопнув «преемника» по плечу, Федя отошел и скромно занял место среди публики. На площади установилась недоуменная тишина: все ждали, что выйдет из этого явного трюка, думали, что Федя продолжит разговор с наглым мужичонкой, гадали — кто кого оконфузит, но Федя молчал. Пока длилась пауза мужичонка, деловито похлопал жилистой рукой по сверкающей поверхности лимузина, словно осваиваясь с неожиданным назначением, после чего, не переставая нагло ухмыляться, оглядел площадь и прогнусавил:

— Стало быть, формальности можно считать законченными, уважаемые? Пора приступать к исполнению…

Он слез с капота, с достоинством подошел к задней дверце лимузина и кивнул одному из охранников: открывай, мол. Он, наверное, так бы чего доброго и уехал, если бы вдруг в толпе не выдержала какая то тетенька с авоськами. Она приподнялась из самой глубины народной, держа в каждой руке по грузу, охнула:

— Господи, он же щас же к бабам поедет и напьется!

— Глупая, — с обидой отозвался мужичонка, — у меня ж государственные дела особой важности!

— Нет, уважаемый, — также не выдержал какой то пенсионер, приподнимаясь и прищуриваясь на кандидата, — ты нам сначала свою программу изложи, а после отчаливай! Может, ты и не компетентен вовсе!

— Вот я тебе сейчас как дам мешком по голове, сразу увидишь, компетентен я или не компетентен! — неожиданно вспылил новоявленный управитель.

Эта горячность и обидчивость его и погубили.

— Все слышали? — завопил старик, хватаясь за сердце. — Это же настоящий фашист — террорист!

Народ вокруг тревожно загудел. Видимо, и в правду поверил в происходящее: что наглый мужичонка сейчас сядет в лимузин и будет таков, а там поди расхлебывай. Благодушие толпы мгновенно сменилось яростью. Раздались гневные выкрики.

— На старика мешок поднял!.. Террорист!.. Программу излагать не желает!.. Некомпетентен!

— Ну ну, полегче, уважаемые! — начал было мужичонка заносчиво — повелительным тоном. — Будет вам программа. Как же без программы…

Но было уже поздно. Несколько человек угрожающе придвинулись к лимузину.

— Не нужна нам твоя программа!.. В шею его!.. Террорист!.. Самозванец!.. Эй, охрана, что стоите! Посмотрите ка, что у него в мешке!..

Нервы сдали. Мужичонка не на шутку заволновался и, инстинктивно загораживаясь мешком, стал жаться ближе к рослым охранникам. Охранники откровенно потешались.

— Бери свой мешок и уматывай, — посоветовали ему.

Провожаемый свистом, тычками и пинками мимолетный самозванец был с позором изгнан с площади. Народ облегченно вздохнул. Лица снова осветились улыбками.

— Хотим нашего дорогого кандидата! — раздались крики из дальних рядов.

Федя Голенищев занял свое прежнее место.

— Тс с с! Тс с с! — приложил он палец к губам и заговорщически подмигнул народу. — Сегодня агитация и митинги запрещены. Как ни как выборы идут.

Народ тоже начал понимающе перемигиваться и угомонился.

— Ну вот, я же говорил, — многозначительно продолжал Федя Голенищев, — вы и сами прекрасно умеете собой управлять. Руководителей у нас всегда хватало. Не управление вам нужно, дорогие мои, не руководство, а совсем другое!.. Вам нужно, чтобы о вас заботились! Вам нужно, чтобы о вас заботились и помнили!

— Хотим нашего дорогого кандидата! — дружно откликнулась площадь. — Хотим Федю Голенищева!

Таким образом публика, собравшаяся в главном зале Шатрового Дворца позабавилась тем, как перед ней разыграли первый номер праздничной программы в духе эпических народных сцен. С самого начала был дан энергичнейший старт веселью. Признаюсь, даже я не смог до конца распознать, было ли все происшедшее на Треугольной площади подготовлено заранее или вышло экспромтом. Наш Федя Голенищев был неподражаемым мастером на такие штуки. Не даром в кулуарах любили повторять: «Наш Федя Голенищев — это Марк Аврелий и Цицерон сегодня!»