Орхан Памук - Мои странные мысли Страница 98

– Мевлют, нам уже сорок, мы во всем должны разобраться, – сказал Сулейман. – Здесь нет никакой политики. Мы просто собираемся организовывать некоторые мероприятия; так, уже проводим пикники и прогулки. Теперь будет еще и клубный дом. Ты просто должен весь день делать чай и разговаривать с людьми с родины. Мы собрали кое-какие деньги, чтобы снять помещение в Меджидиекёе. Твоей обязанностью будет открывать его утром и закрывать вечером. Ты будешь получать по меньшей мере в три раза больше, чем может заработать какой-то бедный уличный торговец. Коркут гарантирует это. Ты можешь уходить в шесть и еще иметь время продавать свою бузу по ночам. Видишь, мы и об этом подумали.

– Дай мне пару дней обдумать это.

– Нет, тебе надо решить прямо сейчас, – сказал Сулейман, но смягчился, увидев, как опечалился Мевлют.

Мевлют предпочел бы работу поближе к улицам, толпам и Бейоглу. Перешучиваться с покупателями, звонить в двери, ходить туда и сюда по бесконечным улочкам: это было то, что он знал и любил. Но он мучительно осознавал, насколько сильно зависит от поддержки Сулеймана и Коркута. К этому времени он потратил все деньги, что заработал инспектором. Его деятельность в электрической компании также стоила ему нескольких постоянных покупателей бузы. Иногда ночью ему казалось, что ни одна штора не отдернется, ни один покупатель не пригласит его подняться наверх. По ночам он чувствовал тяжесть и мрачную темноту города вокруг. Собаки больше не угрожали. Те металлические контейнеры на колесах, что теперь были расставлены по всему центру города, во всех местах, которые Мевлют любил, – Бейоглу, Шишли, Джихангир, – привели к появлению новой категории нищих, которые кормились с них. Эти улицы стали частью души Мевлюта, ведь он провел двадцать девять лет, бродя по ним, но теперь они менялись очень быстро. Теперь вокруг было слишком много людей, слишком много шума. Мевлют чувствовал нараставший интерес к прошлому, но он не ожидал, что это поможет спросу на бузу. А еще появился новый класс более грубых, более злых разносчиков. Они всегда пытались обмануть покупателей, всегда кричали и постоянно подрезали один другого… Эти новички были неуклюжими и жадными. Время поглотило старое поколение уличных торговцев…

Мевлюта привлекла идея общения с людьми из его родных мест, и он решил согласиться на эту работу. Ведь у него останется возможность продавать бузу по ночам. Маленькое помещение клубного дома располагалось на первом этаже. Прямо у входа стоял продавец жареных каштанов. В первые месяцы новой работы Мевлют следил за ним из окна и изучил все хитрости этой торговли, а также углядел то, что человек делал неправильно. Иногда Мевлют находил предлог выйти наружу и поговорить с торговцем. Иногда он позволял человеку завозить тележку к себе и они вместе ходили в мечеть на пятничную молитву.

11. Воля сердца и воля слова

Фатьма еще учится

Мевлют быстро привык к клубному дому. Он часто уходил еще до шести, оставляя «клуб» на того, кто проводил мероприятие вечером. Ключи от здания имелись у нескольких человек. Иногда помещение бронировали на весь вечер для тех, кто приехал из деревень вроде Гёджюка или Нохута, и Мевлют спешил домой. Рано поужинав с дочерьми и проверив, что Фатьма, которая училась уже в десятом классе, трудится достаточно усердно, чтобы поступить в университет, он в счастливом настроении уходил продавать бузу.

В течение всей осени 1998 года Мевлют часто посещал Святого Наставника. Новая толпа из нетерпеливых и напористых слушателей начала собираться в доме старца. Мевлюту подобные ученики не очень нравились, и он понимал, что это чувство взаимно и что они находят его присутствие неуместным. Бородатые боголюбцы, уличная деревенщина, никогда не знавшая галстука, фанатики и прислужники всех сортов набивались к Святому Наставнику во все возрастающем количестве, так что у Мевлюта с трудом находилась возможность поговорить с ним. Мучившийся от многих болезней, которые наградили его хроническим истощением, Святой Наставник больше не вел уроков каллиграфии, болтливые студенты перестали появляться; по крайней мере, они вносили какую-то жизнь и здоровое веселье. В последнее время Святой Наставник сидел в своем кресле у окна в окружении унылых людей, ожидавших своей очереди. Теперь, когда бы Мевлют ни вошел в прибежище Святого Наставника, он тоже принимал такой же печальный вид и начинал говорить шепотом. Его первый визит в это место был совсем иным. «Посмотрите, кто здесь! Пришел наш торговец бузой с лицом ангела!» – говорили тогда его ученики; «Это директор Мевлют!» – шутили они над ним. Сегодня люди просто пили бузу, которую он раздавал им бесплатно.

Однажды вечером он наконец сумел привлечь внимание Святого Наставника и был осчастливлен возможностью побеседовать с ним несколько минут. Но как только Мевлют вышел из обители, он понял, что разговор вышел не самый радостный. И все равно он так сильно ощущал зависть и негодование, которые испытывали все остальные, пока он разговаривал со стариком, что приободрился. Этот ночной разговор был и самым значительным из Мевлютовых «бесед» со Святым Наставником, и самым горьким.

Мевлют как раз собирался удалиться, когда Святой Наставник, тихо разговаривавший с окружающими, повернулся к толпе в просторной комнате и, как в школе, спросил у своих учеников: «Кто носит наручные часы с кожаным ремешком, а кто с пластиковым?» Святой Наставник любил испытывать своих учеников подобными вопросами, загадками и религиозными задачами. Как обычно, все повернулись, послушно стараясь ответить на его вопрос, и тогда он заметил Мевлюта.

– А, вот и наш продавец бузы с благословенным именем! – сказал он, похвалив Мевлюта и приглашая его к себе.

Когда Мевлют нагнулся, чтобы поцеловать ему руку – покрытую коричневыми пигментными пятнами, которые, похоже, росли в размере и количестве с каждым его визитом, – человек возле Святого Наставника встал, чтобы уступить свое место Мевлюту. Когда Мевлют сел, Святой Наставник посмотрел ему прямо в глаза и, нагнувшись намного ближе, чем Мевлют ожидал, спросил, как у него дела.

Мевлют сразу подумал о Самихе и проклял шайтана, который играет в шутки с его мыслями на виду у всех. Он давно думал, как объяснить Святому Наставнику про письма, которые он писал Райихе, на самом деле имея в виду Самиху.

Но их беседа пошла в совершенно другом направлении. Прежде чем Мевлют смог сказать что-нибудь, Святой Наставник спросил:

– Ты совершаешь ежедневные молитвы?

Это был вопрос, который он обычно приберегал для нескромных искателей внимания, людей, которые говорили слишком много, и для новичков. Он никогда не спрашивал об этом Мевлюта раньше. Может быть, потому, что он знал Мевлюта как нищего продавца бузы.

Мевлют уже знал, как надо отвечать: гость должен был дать искренний ответ о том, сколько раз он молился и дал милостыню за последние несколько дней, но при этом с раскаянием согласиться, что он все еще недостаточно делает для исполнения своего долга правоверного. Святой Наставник затем прощал все недостатки и говорил просителю: «Важно то, что твои намерения хороши». Но шайтан, должно быть, снова был тут, а может, Мевлют просто понял, что вся правда старику не понравится. Он дал краткий ответ. Он сказал, что в глазах Всевышнего значение имеет только воля сердца (те самые слова, что Мевлют часто слышал от самого Святого Наставника).

– Не важно, намерено ли твое сердце молиться; самое важное – это действительно молиться, – сказал Святой Наставник.

Его тон был мягким, но те, кто знал его, сразу заметили, что Святой Наставник сделал выговор.

Детское лицо Мевлюта сразу покраснело.

– Любое действие судится по тому намерению, что стоит за ним, – продолжал Святой Наставник. – В ДОГОВОРЕ ВАЖНА НЕ ФОРМА И СЛОВА, А ЦЕЛИ И СМЫСЛ.

Мевлют сидел недвижно, опустив глаза.

– ВАЖНА НЕ ВНЕШНОСТЬ, ВАЖНО СЕРДЦЕ, – произнес Святой Наставник. Может, он шутил, потому что раскрасневшееся лицо Мевлюта больше не походило на «ангельское».

Мевлют сказал, что совершал полуденные молитвы каждый день на этой неделе. Это было неправдой. Ему было ясно, что все это знают.

Возможно, вследствие явного смущения Мевлюта Святой Наставник теперь сменил тон беседы.

– Намерение, воля приходит в двух формах, – изрек он, – ВОЛЯ СЕРДЦА и ВОЛЯ СЛОВА.

Мевлют слышал это очень ясно и постарался запомнить. Важнее всего воля сердца. Святой Наставник всегда говорил, что это фундамент всего понимания ислама. (Если воля сердца – самое главное, значит ли это, что самое важное в письмах Мевлюта было то, что он писал их для Самихи?)

– Но наша вера учит, что намерения в наших словах тоже должны быть истинными, – продолжал Святой Наставник. – Наш Святой Пророк также выражал свою волю через слова. В ханафитской школе суннитского учения считается достаточным, чтобы чисты были намерения сердца, но, как объявил однажды святой Ибн Зерхани – (Мевлют не был уверен, что запомнил это имя правильно), – когда дело касается городской жизни, ВОЛЯ СЕРДЦА ПРИРАВНИВАЕТСЯ К ВОЛЕ СЛОВА.