Спустя девяносто лет - Милован Глишич Страница 15

Сказал он это, а Страхиня вытащил оба ружья и – раз! два! Только что-то пискнуло и вроде как вскрикнуло. Дым рассеялся. Нигде ни следа его!..

Страхиня потихоньку спустился, потушил огонь, посмотрел на дверь, а она настежь открыта. Он взял головню в одну руку, нож в другую и вышел наружу; осмотрел всё вокруг – ничего! Снова зашёл в дом, закрыл дверь, ссыпал муку в мешок и засыпал ещё зерна. Зарядил ружья и закурил трубку – до рассвета будет сторожить. Хоть он и был храбрец, а всё-таки, ей-ей, знатно напугался!

Тут в деревне запели петухи. Страхиня успокоился. Теперь уж ему бояться нечего!

* * *

Вот так Страхиня досидел до рассвета живой и здоровый.

Только он собрался уйти с мельницы и подняться в деревню, а тут и зарожане – те самые, что были на собрании, – а с ними староста.

За всю жизнь они так не удивлялись, как сейчас, когда нашли Страхиню живым.

– Ого, Страхиня, да ты, ей-богу, живой? – удивлённо воскликнули все в один голос.

– Живой, живой, – ответил Страхиня небрежно.

– А что было-то, братец?.. Расскажи, расскажи!.. – Все набросились на него, задыхаясь от желания услышать, каким чудом он остался жив.

Только Страхиня начал рассказывать всё по порядку, а тут уже вся деревня к ним спустилась, и женщины, и старые бабки. Все столпились вокруг него, мельница полна людей, да ещё за дверью стоят.

Он им рассказывает, а они дивятся, головами качают и только восклицают:

– Во дела!

– Каких чудес не бывает!

– Ох, господи спаси!

Но когда он рассказал им, что именно воскликнул вампир, – все призадумались. Долго молчали. Тут никто не мог ничего умного сказать.

– Ей-богу, так и есть, – начал дядя Мирко. – Сколько себя помню, ни один мельник не мог тут продержаться, да и вообще в деревне много людей помирало.

– А знает ли кто, что за Савва Саванович? – спросил Пурко.

– Нет! Какое там… Никто не знает!.. – закричали люди в один голос.

Зарожане снова задумались.

Тут вперёд протиснулась какая-то бабка, беззубая и седая, как овца, и проскрипела старческим голосом:

– А знаете, детки, кто бы мог это знать?

– Кто, кто?.. – возбуждённо закричали все.

– Не кто иной, как бабушка Мирьяна!

– Какая Мирьяна? – спросил Пурко.

– Ну та, из Овчины, – сказала бабка и повернулась к Страхине. – Она тебе, сынок, вроде как родственница.

– Да, – небрежно ответил Страхиня и добавил: – Может, она и знает…

– Я ещё ходить не умела, – продолжала бабка, – когда Мирьяна вышла замуж в Овчину. Если она не знает, то никто не знает.

– Ну, давайте Мирьяну спросим, – сказал Пурко. – Пусть сходит кто-нибудь за ней в Овчину.

– Но она же слепая уже, – сказал Страхиня.

– И оглохла! – добавил Чебо.

– И на ногах не стоит! – сказал дядя Мирко.

– Ну сходим тогда мы к ней! – сказал староста.

– Пойдём сходим к Мирьяне! – закричали все.

– К обеду будем в Овчине! – кричат Чебо и Срджан.

– До темноты вернёмся! – кричит Джилас.

– А я говорю, давайте завтра пойдём, – говорит дядя Мирко.

– Нет!.. Лучше сегодня!.. Сейчас!.. Прямо сейчас!.. – ревёт толпа.

– Стойте, люди! – кричит староста. – Я тоже думаю лучше сегодня!.. Но давайте поднимемся в деревню, зайдём ко мне, выпьем… Человек устал… (Тут староста указал на Страхиню.) А он нам хорошую службу сослужил!..

И вот все видные зарожане отправились в деревню к дому старосты. Остальные разошлись кто куда по своим делам, дивясь смелости Страхини.

Староста со Страхиней немного поотстали и завели разговор.

– Страхиня, поклянись мне верой, что честно расскажешь, о чём я тебя спрошу!

– Хорошо, Пурко, расскажу, если смогу.

– Скажи мне честно, что заставило тебя уйти из дома?.. Мы, слава богу, уже давно знакомы и хорошие друзья. Я люблю тебя как сына… Все мы здесь в деревне тебя любим. Если с тобой стряслась какая-нибудь беда, ты лучше расскажи.

Страхиня немного помолчал и говорит:

– Хорошо, Пурко, я расскажу; но вряд ли ты мне чем поможешь… Могу только для того рассказать, чтобы мне полегче стало. Ты, должно быть, знаешь нашего старосту?

– Живана Душмана?.. Знаю, а то как же… Мы и кумовья с ним… В прошлом году вы его старостой поставили.

– А знаешь его Радойку?

– Знаю… Хорошая девушка, только отец у неё малость дурной.

– Видишь ли, Пурко… – продолжал Страхиня, глядя перед собой, – я давно уже влюбился в эту девушку…

– И об этом я слышал… Уже и тут разговоры пошли… Но Живан, боюсь, не даёт её?

– Нет… Накануне Иванова дня я попросил дядю Средое сходить к Живану и поговорить с ним.

– И что было, добрый человек?

– Ничего!.. Живан вышел из себя, чуть не подрался со Средое, такой уж у него нрав.

– Ох, вот же негодяй! Вот пойду я туда, так ему задам, только глазами будет хлопать!.. – сердито сказал Пурко, потом спросил: – А ты?

– Когда мне дядя Средое рассказал, у меня прямо в глазах потемнело. Всю ночь глаз не сомкнул. Всё обдумывал и так и эдак. В конце концов решил уехать, пойти по свету…

– Боже, Страхиня, с ума сошёл!.. Зачем тебе по свету! Подумаешь, не отдаёт он её за тебя! У нас тут, слава богу, тоже хороших девушек много…

– Ох, Пурко!.. – отрезал Страхиня. – С Иванова дня опротивела мне и моя деревня, и люди, и дом мой, и всё… Прямо и жить не хочется.

Видит Пурко, что Страхиня ушёл из Овчины от большого горя; и нарочно так настаивал, что постережёт для зарожан мельницу, чтобы там погибнуть, и что он действительно пойдёт по свету, может, ещё пропадёт где-нибудь… Стал его ругать и отговаривать.

Еле уговорил остаться хотя бы несколько дней в Зарожье, пока они не найдут Савву Савановича, а потом уж постараются сосватать для него Радойку, раз он её так любит, хоть бы пришлось её похитить у Живана.

Так за разговором они подошли к дому старосты.

Все видные зарожане, только что ушедшие с мельницы, уже собрались. Пурко тут же вынес ракии, и все выпили глоток-другой. Потом порешили, что староста Пурко, дядя Мирко и Рашко Чебо сходят в Овчину и узнают у бабы Мирьяны, жил ли когда в Зарожье такой Савва Саванович.

* * *

Было далеко за полдень. Перед домом Мирьяничей в Овчине сидит в теньке на покрывале старая-престарая бабка. Подбородок на коленях, сама как привидение. У неё давно уж и третьи зубы выросли.

Это баба Мирьяна. Некоторые в деревне называют её «баба Мирьяна», а некоторые «тётка Мирьяна». По ней этот дом