О'Генри - Две отставки Страница 2

- О, отец, отец, - кричит она этаким контральтовым голосом. - Неужели это правда? Неужели ты похитил чужие деньги? Говори, отец.

Вас бы тоже кинуло в дрожь, если бы вы услыхали ее музыкальное тремоло.

Старик вначале казался совершенным болваном. Но она шептала ему на ухо, хлопала по плечу; он успокоился, хоть и вспотел.

Она отвела его в сторону, они поговорили минуту, а потом он надевает золотые очки и отдает мне саквояж.

- Господин сыщик, - говорит он. - Я согласен вернуться с вами. Я теперь и сам кончаю видеть (говорил он по-нашему ломанно), что жизнь на этот гадкий и одинокий берег хуже, чем смерть. Я вернусь и отдам себя в руки общества "Республика". Может быть, оно меня простит. Вы привезти с собой грабль?

- Грабли? - говорю я. - А зачем мне...

- Корабль! - поправила барышня. - Не смейтесь. Отец по рождению немец и неправильно говорит по-английски. Как вы прибыли сюда?

Барышня была очень расстроена. Держит платочек у лица и каждую минуту всхлипывает: "Отец, отец!" Потом подходит ко мне и кладет свою лилейную ручку на мой костюм, который, по первому разу, показался ей таким неприятным. Я, конечно, начинаю пахнуть, как двести тысяч фиалок. Говорю вам: она была прелесть! Я сказал ей, что у меня частная яхта.

- Мистер О'Дэй, - говорит она, - увезите нас поскорее из этого ужасного края. Пожалуйста! Сию же минуту. Ну, скажите, что вы согласны.

- Попробую, - говорю я, скрывая от них, что я и сам тороплюсь поскорее спустить их на соленую воду, покуда они еще не передумали.

Они были согласны на все, но просили об одном: не вести их к лодке через весь город. Говорили, что они боятся огласки. Не хотели попасть в газеты. Отказались двинуться с места, покуда я не дал им честного слова, что доставлю их на яхту не говоря ни одному человеку из тамошних.

Матросы, которые привезли меня на берег, были в двух шагах, в кабачке: играли на бильярде. Я сказал, что прикажу им отъехать на полмили в сторону и ждать нас там. Но кто доставит им мое приказание? Не мог же я оставить саквояж с арестованным, а также не мог взять его с собою боялся, как бы меня не приметили эти мартышки.

~ Но барышня сказала, что черномазая старуха отнесет моим матросам записку. Я сел и написал эту записку, дал ее черномазой, объяснил, куда и как пойти, она трясет головой и улыбается, как павиан.

Тогда мистер Уорфилд заговорил с нею на каком-то заграничном жаргоне, она кивает головой и говорит "си, сеньор", может быть, тысячу раз и убегает с запиской.

- Старая Августа понимает только по-немецки, - говорит мисс Уорфилд и улыбается мне. - Мы остановились у нее, чтобы спросить, где мы можем найти себе квартиру, и она предложила нам кофе Она говорит, что воспитывалась в одном немецком семействе в Сан-Доминго.

- Очень может быть, - говорю я - Но можете обыскать меня, и вы не найдете у меня немецких слов; я знаю только четыре: "ферштей нихт" и "нох эйне" (2). Но мне казалось, что "си, сеньор" - это скорее по-французски.

И вот мы трое двинулись по задворкам города, чтобы нас никто не увидел. Мы путались в терновнике и банановых кустах и вообще в тропическом пейзаже. Пригород в этом мартышкином городе - такое же дикое место, как Центральный парк в Нью-Йорке. Мы выбрались на берег за полмили от города Какой то темно-рыжий дрыхнул под кокосовым деревом, а возле него длинное ружье в десять футов. Мистер Уорфилд поднимает ружье и швыряет в море.

- На берегу часовые, - говорит он. - Бунты и заговоры зреют, как фрукты.

Он указал на спящего, который так и не шевельнулся.

- Вот, - сказал он, - как они выполняют свой долг. Дети!

Я видел, что подходит наша лодка, взял газету и зажег ее спичкой, чтобы показать матросам, где мы. Через полчаса мы были на яхте.

Первым долгом я, мистер Уорфилд и его; дочь взяли саквояж в каюту владельца яхты, открыли его и сделали опись всего содержимого. В саквояже было сто пятьдесят тысяч долларов и, кроме того, куча брильянтов и разных ювелирных вещичек, а также сотня гаванских сигар. Я вернул старику сигары, а насчет всего остального выдал ему расписку как агент сыскного бюро и запер все эти вещи у себя в особом помещении. Никогда я еще не путешествовал с таким удовольствием. Чуть мы выехали в море, дама повеселела и оказалась первоклассной певицей. В первый же день, как мы сели обедать и лакей налил ей в бокал шампанского, - а эта яхта была прямо плавучей "Асторией", - она подмигивает мне и говорит:

- Не стоит нюнить, будем веселее! Дай бог вам скушать ту самую курицу, которая будет копошиться на вашей могиле.

На яхте было пианино, она села и начала играть, и пела лучше, чем в любом платном концерте, - она знала девять опер насквозь; лихая была барышня, самого высокого тона! Не из тех, о которых в великосветской хронике пишут: "и другие" Нет, о таких печатают в первой строке и самыми крупными буквами

Старик тоже, к моему удивлению, поднял повешенный нос Однажды угощает он меня сигарой и говорит веселым голосом из тучи сигарного дыма:

- Мистер О'Дэй, я почему-то думай, что общество "Республика" не доставит мне многие хлопоты. Берегите чемодан, мистер О'Дэй, чтобы отдать его тем, кому он принадлежит, когда мы кончим приехать.

Приезжаем мы в Нью-Йорк. Я звоню по телефону к начальнику, чтобы он встретил нас в конторе директора. Берем кэб, едем. На коленях у меня саквояж. Входим. Я с радостью вижу, что начальник созвал тех же денежных тузов, что и прежде. Розовые лица, белые жилеты. Я кладу саквояж на стол и говорю:

- Вот деньги.

- А где же арестованный? - спрашивает начальник.

Я указываю на мистера Уорфилда, он выходит вперед и говорит:

- Разрешите сказать вам слово одно секретно.

Они уходят вместе с начальником в другую комнату и сидят там десять минут. Когда они выходят назад, начальник черен, как тонна угля.

- Был ли у этого господина этот чемодан, когда вы в первый раз увидели его? - спрашивает он у меня.

- Был, - отвечаю я.

Начальник берет чемодан и отдает его арестанту с поклоном и говорит директорам:

- Знает ли кто-нибудь из вас этого джентльмена?

Все сразу закачали своими розовыми головами:

- Нет, не знаем.

- Позвольте мне представить вам, - продолжает начальник, - сеньора Мирафлореса, президента республики Анчурия. Сеньор великодушно согласился простить нам эту вопиющую ошибку, если мы защитим его доброе имя от всяких могущих возникнуть нападок и сплетен. С его стороны это большое одолжение, так как он вполне может потребовать удовлетворения по законам международного права. Я думаю, мы можем с благодарностью обещать ему полную тайну.

Розовые закивали головами.

- О'Дэй, - говорит мне начальник. - Вы не пригодны для частного агентства. На войне, где похищение государственных лиц - самое первое дело, вы были бы незаменимым человеком. Зайдите в контору завтра в одиннадцать.

Я понял, что это значит.

- Так что это обезьянский президент? - говорю я начальнику. - Почему же он не сказал мне этого?

- Так бы вы ему и поверили!

1) - Ироническое название Соединенных Штатов.

2) - "Не понимаю" и "еще одну" (рюмку).