Карел Чапек - Рубашки Страница 2

По дороге его снова одолела мысль об Иоганне. Возбужденный быстрой ходьбой, он обдумывал, что скажет ей. Пространные, энергичные, исполненные достоинства фразы складывались в его мозгу с необычайной легкостью - целая рацея, исполненная сурового порицания и, наконец, снисхождения. Да, снисхождения, ибо в конце концов он простит Иоганну. Не выгонять же ее на улицу! Она будет плакать, обещая исправиться. Он выслушает ее молча, с неподвижным лицом, но в конце концов скажет серьезно: "Даю вам возможность загладить ваш проступок, Иоганна. Будьте честной и преданной, большего я от вас не требую. Я старый человек и не хочу быть жестоким".

Его так обрадовала такая возможность, что он даже не заметил, как подошел к дому и отпер дверь. На кухне еще горел свет. Хозяин на ходу заглянул туда сквозь занавеску на кухонной двери и опешил. Что же это такое? Красная, опухшая от слез Иоганна возится в кухне, собирая свои вещи в чемодан. Хозяин изумился. Почему чемодан? Смущенный, подавленный, он на цыпочках прошел в свою комнату. Разве Иоганна уезжает?

На столе лежат все вещи, которые она у него стащила. Он потрогал их, но теперь они не доставили ему никакой радости. "Ага, - подумал он, - Иоганна увидела, что я уличил ее в воровстве, и решила, что я немедленно выгоню ее, и потому укладывается. Ладно, пусть думает так до утра... в наказание. А утром я с ней поговорю. Впрочем, она, быть может, еще придет с повинной? Будет плакать передо мной, чего доброго упадет на колени и всякое такое. Ладно, Иоганна, я не жесток, вы можете остаться".

Не снимая фрака, он сел и стал ждать. В доме тихо, совсем тихо, так что слышен каждый шаг Иоганны. Вот она со злобой захлопнула крышку чемодана... И снова тишина. Но что это? Хозяин испуганно вскочил и прислушался. Протяжный, прямо- таки нечеловеческий вой... Потом какой-то лающий, истерический плач. Стук колен об пол и жалобный стон... Иоганна плачет!

Хозяин ожидал чего-то похожего. Но это? Он стоял, прислушиваясь к тому, что происходит в кухне, сердце у него колотилось. Слышен только плач. Теперь Иоганна опомнится и придет просить прощения.

Он зашагал по комнате, стараясь укрепить в себе решимость, но Иоганна не появлялась. Он несколько раз останавливался, прислушивался. Плач продолжался, не ослабевая, - равномерный, однообразный вой. Хозяина испугало такое глубокое отчаяние. "Пойду к ней, - решил он, - и скажу лишь: "Ладно, запомните это, Иоганна, и больше не плачьте. Я вас прощаю, если будете вести себя честно".

И вдруг стремительные шаги, двери настежь, в дверях Иоганна. Стоит и воет. Страшно смотреть на ее опухшее лицо.

- Иоганна... - тихо произносит он.

- Разве я это заслужила!.. - восклицает служанка. Вместо благодарности... Как с воровкой... Такой срам!..

- Но Иоганна... - хозяин потрясен. - Ведь вы же взяли у меня все это... Поглядите! Взяли или не взяли?

Но Иоганна не слушает.

- Чтобы я да стерпела такой срам! Обыскать меня! Как какую-то... цыганку... Так осрамить меня... Рыться у меня в шкафу!.. У меня! Разве можно так поступать, сударь! Вы не имеете права... оскорблять. Я этого... до смерти... не забуду. Что я, воровка?.. Я, я воровка?! - восклицала она в отчаянье. - Я воровка?.. Я из такой семьи!.. Вот уж не ожидала, вот уж не заслужила!

- Но... Иоганна, - возражает ошеломленный хозяин, рассудите же здраво: как эти вещи попали к вам в шкаф? Ваши они или мои?.. Скажите-ка, разве они ваши?

- Слышать ничего не хочу! - всхлипывала Иоганна. Господи боже, какой срам!.. Как с воровкой... Обыскали!.. Ноги моей здесь больше не будет! - кричит она в неистовстве. - Сейчас же ухожу! И до утра не останусь, нет, нет!..

- Ведь я вас не гоню... - возражает он в смятении. Оставайтесь, Иоганна. Забудем о том, что произошло, бывает и хуже. Я вам ничего даже не сказал, не плачьте же!

- Ищите себе другую, - Иоганна захлебывается рыданиями, я у вас и до утра не останусь... Я человек, а не собака... Не стану все терпеть... Не стану! - восклицает она с отчаяньем. - Хоть бы вы мне тысячи платили. Лучше на мостовой заночую...

- Да почему же, Иоганна! - беспомощно защищается он. Чем я вас обидел? Я вам даже слова не сказал...

- Не обидели?! - кричит Иоганна с еще большим отчаяньем. - А это не обида... обыскать шкаф... как у воровки? Это ничего? Это я должна стерпеть? Никто меня так не позорил... Я не какая-нибудь... потаскушка! - Она разражается конвульсивным плачем, переходящим в вой, и убегает, хлопнув дверью...

Хозяин поражен беспредельно. И это вместо повинной? Да что же это такое? Что и говорить, ворует, как сорока, и она же оскорблена, что он дознался до правды. Воровать она не стыдится, но жестоко страдает от того, что ее воровство обнаружено... В своем ли она уме!?

Ему становилось все больше жаль служанку. "Вот, видишь, - говорил он себе, - у каждого человека есть свои слабости, и больше всего ты оскорбишь его тем, что узнаешь о них. Ах, как безгранична моральная уязвимость человека, совершающего проступки! Как он мнителен и душевно слаб в грехах своих!

Коснись сокрытого зла и услышишь вопль обиды и муки. Не видишь ты разве, что хочешь осудить виноватого, а осуждаешь оскорбленного?"

Из кухни доносился плач, приглушенный одеялом. Хозяин хотел войти, но кухня была заперта изнутри. Стоя за дверью, он уговаривал Иоганну, корил ее, успокаивал, но в отпет слышались только рыдания, все белее громкие и безутешные. Подавленный, полный бессильного сострадания, он вернулся в свою комнату. На столе все еще лежали украденные вещи отличные новые рубашки, много всякого белья, разные сувениры и бог весть что еще. Он потрогал их пальцем, но от этого прикосновения только росли чувство одиночества и печаль.