Джером Сэлинджер - Рассказы Страница 21

- Послушай, Артур. Так мы ни до чего не...

- Ума захотел. Господи, знал бы ты, до чего это смешно. Она-то воображает, будто она ужасная интеллектуалка. Вот где смех, вот где комедия. Читает в газете театральные новости и смотрит телевизор, покуда глаза на лоб не полезут, значит, интеллектуалка. Знаешь, кто у меня жена? Нет, ты хочешь знать, кто такая моя жена? Величайшая артистка, писательница, психоаналитик и вообще величайший гений во всем НьюЙорке, только еще не проявившийся, не открытый и не признанный. А ты и не знал? О черт, до чего смешно, прямо охота перерезать себе глотку. Мадам Бовари, вольнослушательница курсов при Колумбийском университете. Мадам...

- Кто? - досадливо переспросил седовласый.

- Мадам Бовари, слушательница лекций на тему "Что нам дает телевидение". Господи, знал бы ты...

- Ну ладно, ладно. Не стоит толочь воду в ступе, - сказал седовласый. Повернулся и, поднеся два пальца к губам, сделал женщине знак, что хочет закурить. - Прежде всего, - сказал он в трубку, - черт тебя разберет, умный ты человек, а такта ни на грош. - Он приподнялся, чтобы женщина могла за его спиной дотянуться до сигарет. - Серьезно тебе говорю. Это сказывается и на твоей личной жизни, и на твоей...

- Ума захотел! Фу, помереть можно! Боже милостивый! А ты хоть раз слыхал, как она про кого-нибудь рассказывает, про какого-нибудь мужчину? Вот выпадет у тебя минутка свободная,сделай одолжение, попроси, чтобы она тебе описала кого-нибудь из своих знаковых. Про каждого мужчину, который попадается ей на глаза, она говорит одно и то же: "Ужасно симпатичный". Пусть он будет распоследний, жирный, без-мозглый, старый...

- Хватит, Артур, - резко перебил седовласый. - Все это ни к чему. Совершенно ни к чему. - Он взял у женщины зажженную сигарету. Она тоже закурила. - Да, кстати, - сказал он, выпуская дым из ноздрей, - а как твои сегодняшние успехи?

- Что?

- Кактвои сегодняшние успехи? Выиграл дело?

- Фу, черт! Не знаю. Скверно. Я уже собирался начать заключительную речь, и вдруг этот Лисберг, адвокат истца, вытащил откуда-то дуру горничную с целой кучей простынь в качестве вещественного доказательства, а простыни все в пятнах от клопов. Брр!

- И чем же кончилось? Ты проиграл? - спросил седовласый и опять глубоко затянулся.

- А ты знаешь, кто сегодня судил? Эта старая баба Витторио. Черт его разберет, почему у него против меня зуб. Я и слова сказать не успел, а он уже на меня накинулся. С таким не сговоришь, никаких доводов не слушает.

Седовласый повернул голову и посмотрел, что делает женщина. Она взяла со столика пепельницу и поставила между ними.

- Так ты проиграл, что ли? - спросил он в трубку.

- Что?

- Я спрашиваю, дело ты проиграл?

- Ну да. Я еще на вечере хотел тебе рассказать. Только не успел в этой суматохе. Как по-твоему, шеф полезет на стену? Мне-то плевать, но все-таки как по-твоему? Очень он взбесится?

Левой рукой седовласый стряхнул пепел на край пе-пельницы.

- Не думаю, что шеф непременно полезет на стену, Артур, - сказал он спокойно. - Но, уж надо полагать, и не обрадуется. Знаешь, сколько времени мы заправляет этими тремя паршивыми гостиницами? Еще папаша нашего Шенли основал...

- Знаю, знаю. Сынок мне рассказывал уже раз пятьдесят, не меньше. Отродясь не слыхивал ничего увлекательнее. Так вот, я проиграл это треклятое дело. Вопервых, я не виноват. Чертов псих Витторио с самого начала травил меня, как зайца. Потом безмозглая дура горничная вытащила эти простыни с клопами...

- Никто тебя не винит, Артур, - сказал седовласый. - Ты хотел знать мое мнение - очень ли обозлится шеф. Вот я и сказал тебе откровенно...

- Да знаю я, знаю... Ничего я не знаю. Кой черт! В крайнем случае могу опять податься в военные. Я тебе говорил?

Седовласый опять повернулся к женщине - может быть, хотел показать, как терпеливо, даже стоически он все это выслушивает. Но она не увидела его лица. Она нечаянно опрокинула коленом пепельницу и теперь поспешно собирала пепел в кучку; она подняла глаза секундой позже, чем следовало.

- Нет, Артур, ты мне об этом не говорил, - сказал седовласый в трубку.

- Ну да. Могу вернуться в армию. Еще сам не знаю. Понятно, я вовсе этого не жажду и не пойду на это, если сумею выкрутиться по-другому. Но, может быть,всетаки придется. Не знаю. По крайней мере, можно будет забыть обо всем на свете.Если мне опять дадут тропический шлем, и большущий письменный стол, и хорошую сетку от москитов, может быть, это будет не так уж...

- Вот что, друг, хотел бы я вправить тебе мозги, - сказал седовласый. - Очень бы я этого хотел. Ты до черта... Ты ведь вроде неглупый малый, а несешь какойто младенческий вздор. Я тебе это от души говорю. Из пустяка раздуваешь невесть что...

- Мне надо от нее уйти. Понятно? Еще прошлым летом надо было все кончить, тогда был такой разговор - ты это знаешь? А знаешь, почему я с нею не порвал? Сказать тебе?

- Артур. Ради всего святого. Этот наш разговор совершенно ни к чему.

- Нет, погоди. Ты слушай. Сказать тебе, почему я с ней не порвал? Так вот, слушай. Потому что мне жалко ее стало. Чистую правду тебе говорю. Мне стало ее жалко.

- Ну, не знаю. То есть, я хочу сказать, тут не мне судить, - сказал седовласый. - Только, мне кажется, ты забываешь одно: ведь Джоанна взрослая женщина. Я, конечно, не знаю, но мне кажется...

- Взрослая женщина! Да ты спятил! Она взрослый ребенок, вот она кто! Послушай, вот я бреюсь - нет, ты только послушай, - бреюсь, и вдруг здрасьте, она зовет меня через всю квартиру. Я недобрит, морда вся в мыле, иду смотреть, что у нее там стряслось. И знаешь, зачем она меня звала? Хотела спросить, как по-моему, умная она или нет. Вот честное слово! Говорю тебе, она жалкое существо. Сколько раз я смотрел на нее спящую, и я знаю, что говорю. Можешь мне поверить.

- Ну, тебе виднее... я хочу сказать, тут не мне судить, - сказал седовласый. - Черт подери, вся беда в том, что та ничего не делаешь, чтобы исправить...

- Мы не пара, вот и все. Коротко и ясно. Мы совершенно друг другу не подходим. Знаешь, что ей нужно? Ей нужен какой-нибудь здоровенный сукин сын, который вообще не станет с ней разговаривать, - вот такой нетнет да и даст ей жару, доведет до полнейшего бесчувствия - и пойдет преспокойно дочитывать газету. Вот что ей нужно.Слаб я для нее, по всем статьям слаб. Я знал, еще когда мы только поженились, клянусь богом, знал. Вот ты хитрый черт, ты так и не женился, но понимаешь, перед тем как люди женятся, у них иногда бывает вроде озарения: вот, мол, какая будет моя семейная жизнь. А я от этого отмахнулся. Отмахнулся от всяких озарений и предчувствий, черт дери. Я слабый человек. Вот тебе и все.

- Ты не слабый. Только надо шевелить мозгами, - сказал седовласый и взял у молодой женщины зажженную сигарету.

- Конечно, я слабый! Конечно, слабый! А, дьявольщина, я сам знаю, слабый я или нет! Не будь я слабый человек, неужели, по-твоему, я бы допустил, чтобы всё так... А-а, что об этом говорить! Конечно, я слаб... Господи боже, я тебе всю ночь спать не даю. И какого дьявола ты не повесишь трубку? Я серьезно говорю. Повесь трубку, и все.

- Я вовсе не собираюсь вешать трубку, Артур. Я хотел бы тебе помочь, если это в человеческих силах, - сказала седовласый. - Право же, ты сам себе худший...

- Она меня не уважает. Господи боже, да она меня и не любит. А в сущности, в самом последнем счете и я тоже больше ее не люблю. Не знаю. И люблю, и не люблю. Всяко бывает. То так, то эдак. О черт! Каждый раз, как я твердо решаю положить этому конец, вдруг почему-то оказывается, что мы приглашены куда-то на обед, и я должен где-то ее встретить, и она является в белых перчатках, или еще в чем-нибудь таком... Не знаю. Или я начинаю вспоминать, как мы с ней в первый раз поехали в Нью-Хейвен на матч пристонцев с йельцами. И только выехали, спустила шина, а холод был собачий, и она светила мне фонариком, пока я накачивал эту треклятую шин у... ты понимаешь, что я хочу сказать. Не знаю. Или вспомнится... черт, даже неловко... вспомнятся дурацкие стихи, которые я ей написал, когда у нас только-только все начиналось. "Чуть розовеющая и лилейная, и эти губы, и глаза зеленые...2 Черт, даже неловко... Эти строчки всегда напоминали мне о ней. Глаза у нее не зеленые... у нее глаза как эти проклятые морские раковины, чтоб им... но все равно, мне вспоминается... не знаю. Что толку говорить? Я с ума схожу. И почему ты не повесишь трубку? Серьезно...

- Я совсем не собираюсь вешать трубку, Артур. Тут только одно...

- Как-то она купила мне костюм. На свои деньги. Я тебе не рассказывал?

- Нет,я...

- Вот так взяла и пошла к Триплеру, что ли, и купила мне костюм. Сама, без меня. О черт, я чт хочу сказать, есть в ней что-то хорошее. И вот забавно, костюм пришелся почти впору. Надо было только чуть сузить в бедрах... брюки... да подкоротить. Черт, я хочу сказать, есть в ней что-то хорошее...

Седовласый послушал еще минуту. Потом резко обернулся к женщине. Он лишь мельком взглянул не нее,но она сразу поняла, что происходит на другом конце провода.