Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру Страница 22

была всего лишь инструментом. Великолепным инструментом, разумеется. В ее репертуаре было все, что только может пожелать честолюбие большой певицы и в операх немецких композиторов, и у итальянцев или французов. Никто никогда не слышал до этого дня, чтобы Карлотта сфальшивила или же не сумела справиться с голосом, исполняя трудный пассаж в какой-либо из арий своего необъятного репертуара. Короче, инструмент этот был очень мощный и восхитительно точный. Но никто не сказал бы Карлотте того, что услышала от Россини мадемуазель Краус, когда она по-немецки спела ему «Sombre forêt…»: «Вы поете душой, девочка, и ваша душа прекрасна».

Где была твоя душа, о Карлотта, когда ты танцевала в притонах Барселоны? Где была она, когда позже, в жалких парижских балаганах, ты пела циничные куплеты вакханки мюзик-холла? Где была твоя душа, когда в доме одного из твоих любовников перед собравшимися знатоками звучал послушный инструмент, замечательный тем, что с одинаковым равнодушным совершенством воспевал и возвышенную любовь, и самую непристойную оргию? О Карлотта, если даже когда-то у тебя была душа и ты ее просто потеряла, ты бы вновь обрела ее, становясь Джульеттой, Эльвирой, Офелией или Маргаритой! Ведь другие поднимались из более глубокой пропасти, движимые искусством и любовью! По правде говоря, я не могу сдержать гнев, когда думаю о всех тех низостях и гадостях Карлотты, причинивших в то время столько страданий Кристине Даэ; и меня нисколько не удивляет то, что мое возмущение порой выливается в обширные очерки об искусстве вообще и вокальном искусстве в частности – очерки, которые, безусловно, не отражают мнение поклонников Кристины.

Поразмыслив над угрозой, содержавшейся в странном послании, Карлотта встала.

– Ну что же, посмотрим, – проговорила она вслух, потом решительным тоном произнесла какие-то клятвы по-испански.

Первое, что она увидела, выглянув в окно, был катафалк. Этот катафалк и полученное письмо окончательно убедили ее, что вечером ей грозит самая серьезная опасность. Она вызвала к себе всех своих друзей и сообщила им, что на вечернем представлении возможна провокация, организованная против нее Кристиной Даэ, и заявила, что следует подшутить над этой малышкой, заполнив зал ее, Карлотты, поклонниками. А ведь в них недостатка не было, не так ли? Карлотта надеялась, что ее почитатели будут наготове и заставят замолчать возмутителей порядка, которые, как она опасалась, разожгут скандал.

Личный секретарь господина Ришара, который пришел справиться о здоровье «дивы», вернулся в полной уверенности, что та отлично себя чувствует и вечером будет петь партию Маргариты, «даже если для этого ей придется встать со смертного одра». А поскольку секретарь от имени шефа настоятельно порекомендовал ей вести себя благоразумно, не выходить на улицу и избегать сквозняков, Карлотта после его ухода не могла не связать эти странные и неожиданные советы с угрозами, содержавшимися в письме.

Было пять часов, когда она получила по почте новое анонимное письмо, написанное тем же почерком, что и предыдущее. Оно было кратким. В нем сообщалось следующее:

«У Вас насморк, и, если бы Вы были благоразумны, Вы бы поняли, что петь сегодня вечером – безумие».

Карлотта, посмеиваясь, пожала роскошными плечами и взяла несколько нот, звучание которых совершенно ее успокоило.

Ее друзья сдержали слово. Этим вечером они все были в Опере, однако напрасно они искали в зале свирепых заговорщиков, с которыми должны были сразиться. Не беря во внимание нескольких профанов и добропорядочных буржуа, чьи невозмутимые лица выражали лишь желание вновь услышать музыку, которая уже давно завоевала их одобрение, здесь были только завсегдатаи, чьи элегантные манеры и спокойное, корректное поведение отвергали всякую мысль о возможной манифестации. Необычным было лишь присутствие господ Ришара и Моншармена в ложе № 5. Друзья Карлотты решили, что, возможно, господа директора также прослышали о предстоящем скандале и поэтому решили прийти, чтобы остановить его, как только он разразится. Однако мы-то с вами знаем, что они думали лишь о Призраке.

Ни звука…

Напрасно взывал я к Творцу и Природе!

Ни звука,

Ни слова в ответ мне.

Знаменитый баритон Каролюс Фонта едва провозгласил первый призыв доктора Фауста к силам ада, как господин Фирмен Ришар, сидевший в кресле Призрака – в правом кресле в первом ряду, – будучи в наилучшем настроении, наклонился к своему коллеге и поинтересовался:

– Тебе еще этот голос ничего не шепнул?

– Подождем, к чему спешить, – в тон ему ответил господин Арман Моншармен. – Спектакль только начался, а, как тебе известно, Призрак обыкновенно является лишь в середине первого акта.

Первый акт прошел без происшествий, что, впрочем, не удивило друзей Карлотты, потому что в этом акте Маргарита вообще не появляется на сцене. Что же касается директоров, то, когда занавес опустился, они с улыбкой переглянулись.

– Никого! – сказал Моншармен.

– Да, Призрак запаздывает, – заявил Фирмен Ришар.

– В общем, – все еще шутя, продолжал Моншармен, – зал неплохо смотрится для прóклятого места.

Ришар улыбнулся и указал своему компаньону на толстую, довольно вульгарную даму в черном, которая сидела в самом центре зала в обществе двух неотесанных мужланов в драповых рединготах.

– Это еще что за публика? – удивился Моншармен.

– Эта публика, уважаемый, не кто иной, как моя консьержка со своим супругом и братом.

– Ты дал им билеты?

– Конечно. Она ни разу не была в Опере – сегодня в первый раз, а поскольку теперь ей придется приходить сюда каждый вечер, я решил, что ей нужно оказать теплый прием, перед тем как она будет принимать других.

Моншармен попросил объяснить, и Ришар сообщил ему, что недавно решил взять свою консьержку, которой он всецело доверял, на место мамаши Жири.

– Кстати, насчет мадам Жири, – заметил Моншармен. – Ты знаешь, что она собирается подать на тебя жалобу?

– Кому? Призраку?

Призрак! Моншармен уже почти забыл о нем. Впрочем, этот таинственный персонаж ничем не напоминал о себе господам директорам.

Неожиданно дверь ложи распахнулась и вбежал испуганный заведующий постановочной частью.

– Что такое? – хором спросили его директора, не ожидавшие увидеть его здесь в подобное время.

– Дело в том, что друзья Кристины Даэ устроили заговор против Карлотты. Она в ярости.

– Что это еще за история? – нахмурившись, сказал Ришар.

Но в этот момент поднялся занавес, и началась сцена гулянья; директор сделал заведующему знак удалиться. Когда тот исчез, Моншармен наклонился к Ришару:

– Так, значит, у Даэ есть друзья?

– Да, – ответил Ришар и указал взглядом на одну из лож первого яруса; там сидели только двое.

– И кто же? Граф де Шаньи?

– Да, он и рекомендовал ее мне столь настойчиво, что если бы я не знал, что он