Когда нет прощения - Виктор Серж Страница 23

– Ты скомпрометирована, Дарья, своими старыми связями со мной и некоторыми другими… Но сейчас скомпрометированы все. Кранц не менее тебя. Фифти-фифти, я даю тебе пятьдесят процентов.

– Тогда я остаюсь. Вначале я колебалась, хотела просить тебя увезти меня куда угодно. Порой я тоже нахожусь на пределе сил. Плачу, курю, пыталась напиться. Искала любовника в ночном кабаке: это было отвратительно и надолго отбило у меня интерес к мужчинам… Я принимаю успокоительные и наркотики. Хожу к одному старому врачу, очень славному, и выдумываю какие-то невероятные любовные переживания, похожие на дешевую мелодраму… Наверно, он считает меня тронутой, дает глупые советы, но его лекарства действуют. Ты успокоил меня, убедил в том, что я должна остаться.

Д. ощутил искреннюю радость, будто получил доказательство, что не является предателем… Он слушал дружеские слова Дарьи:

– …Сохраним возможность поддерживать связь, я не хочу знать, куда вы отправляетесь, но сделай так, что если я потеряю все на свете, если мне не к кому будет обратиться, то я смогла бы вас найти…

– Хорошо, Даша.

(Хотя это и опасно…)

Они расстались друзьями, среди шума грузовиков. Бульвар под низким молочно-белым небом показался им опустошенным.

* * *

Подойдя к бюро отеля, месье Бруно Баттисти встревожился. В ячейке № 17 лежало письмо. НЕВОЗМОЖНО, ведь никто не знал, под каким именем и где он скрывается! Вызов в Сюрте? Послание от Кранца, означающее, что я у них в руках? Месье Баттисти получил письмо из рук Гобфена, не глядя положил на бюро и сказал с несколько преувеличенной вежливостью, так как стремился выиграть время:

– Будьте добры, месье, приготовьте счет, через час мы уезжаем.

От изумления месье Гобфен стал еще более желтым и костлявым, а глаза так и забегали.

– Правда, месье Баттисти?

– Ну я же вам сказал. У нас билеты на скорый в Ниццу.

«Ах, как жаль», – прошептал растерявшийся месье Гобфен, слегка наклонился вперед, будто приветствуя проходившую мимо даму, и негромко произнес: «Вы не могли бы отложить ваш отъезд до утра, месье Баттисти?»

Месье Баттисти охотно бы врезал по этой подлой шафранной роже, но сдержался и резко произнес: «Это еще зачем?», давая понять: «Отвяжитесь от меня!» Месье Гобфен еще более конфиденциально процедил сквозь зубы слова, означавшие происшествие крайне серьезное: «Прибыла полиция». Что ж, сомнений быть не может. Месье Баттисти подобрался, но даже не побледнел (а рука его сжимала НЕВОЗМОЖНОЕ письмо). Поступим осторожно и выясним, в чем дело.

– А мне-то что?

– Вы пропустите арест.

Если бы он мог, он бы расхохотался – вот утешение! Безумие! И в этом безумном мире безумные люди разыгрывают спокойствие даже перед бюро маленьких отелей! Конечно, вчерашний толстяк находился здесь из-за меня. И дама со сдавленными корсетом грудями, которую он привел, приходила посмотреть на меня. Гениальная слежка, просто чудо! А этот чокнутый жалеет, что я пропущу арест – или насмехается надо мной! Все кончено, такая вышла оплошность. А Надин наверху ничего не подозревает, бедная Надин… Поскольку игра уже не имела смысла, месье Баттисти разыграл удивление так неловко, что Гобфен поразился и опустил глаза.

– Какой арест?

Англичанин из шестого номера, массивный, рыжий, в фетровой шляпе с узкими полями и сером пальто, какие иногда носят матросы-отпускники, сдал ключ.

– No letters?

– No, Sir. Will you take, like yesterday, your evening meal in the room[2], месье Блэкбридж?

Месье Блэкбридж издал звук, похожий на позвякивание якорной цепи по гальке… Интермедия дурной пьесы с мрачной развязкой, Блэкбридж, Черный Мост, имя, весьма подходящее случаю. Якорная цепь – оковы, камера – как просто он попался! А сейчас из лифта выйдет фрау Лорелея Хексенкранц, мадам Лорелея Ведьма-Кранц… Безумие мира артистично до малейших деталей.

– No. (Англичанин подавил смешок, прозвучавший как цепь, упавшая в колодец.) I am going to Tabarin.

– A wonderful show[3], месье Блэкбридж, – слащаво произнес месье Гобфен.

Ветер с улицы подхватил шляпу с узкими полями, полы серого пальто. Ведьмы уносили этого рыжеволосого человека, который уходил по улице Рошешуар на разгульный шабаш… Месье Баттисти сжал челюсти, его слова прозвучали как удар:

– Какой арест?

На лице месье Гобфена расплылась улыбка утопленника:

– Негра, конечно!

Какого негра? Вы что, будете утверждать, что я негр?

Когда люди начинают бредить, все возможно.

– Хотят все сделать тихо, в номере или в коридоре. Думают, что он не окажет сопротивления. Два инспектора уже поджидают в ресторане.

Все загадочным образом встало на свои места, самолет выровнялся и вышел из пике, когда, казалось, был готов врезаться в горную цепь, и полет продолжается…

– Ах вот что, – сказал месье Баттисти. – Действительно жаль. Time is money, мой друг. Это не создаст ненужную шумиху вокруг отеля?

– Скорее наоборот, – ответствовал месье Гобфен. – Преступление-то совершено не у нас, понимаете?

«Хотел бы я знать, какие преступления совершены не у тебя, старый пройдоха», – едва не сказал месье Баттисти – но самолет снова входил в пике над палеозойскими скалами: в руках Баттисти сжимал НЕВОЗМОЖНОЕ письмо. Он сухо сказал:

– Быстрее приготовьте счет. Через полчаса мы уезжаем.

Посмотрим, не кинется ли этот урод к телефону! Месье Баттисти уселся на плетеное канапе, а Гобфен действительно взял трубку. Баттисти не выпускал его из виду, одновременно тупо перечитывая надпись на конверте: «Министерство внутренних дел»… Нет, что? «Вателла & Мизурини, Спагетти оптом… Месье Чезаре Баттистини…» Трижды кретин! Или намеренная ошибка, чтобы посмотреть на мою реакцию? Месье Гобфен разговаривал по телефону с прачкой: «…Обнаружена ошибка, мадам, в счете за белье… У нас выходит двадцать пар одеял, шестнадцать пар пододеяльников, сорок четыре наволочки, шесть дюжин простынь…» Месье Баттисти прислушивался к цифрам, которые могли быть шифровкой… Газетчик крикнул фальцетом в открытую дверь: «Спе-ециальный выпуск… Правительственный кри-изис…» Упругой походкой хорошего танцора вошел элегантный негр, убийца на пути к эшафоту, которого на втором этаже ожидали два инспектора, попивавшие, как положено, красное вино. Месье Гобфен сказал: «Минутку, месье, подождите…», – и протянул негру ключ от номера, ключ в иной мир, куда можно попасть, волоча за собой на веревочке корзину с головой, которой уже нет на плечах. «Смилуйтесь, портье, приставьте мне ее, мои долги уплачены», пришлось бы стать чревовещателем, чтобы произнести это… Гобфен нетерпеливо улыбнулся – за бюро другого, вымышленного мира. «Благодарю», – произнес негр, не пошевелив губами, уже чревовещатель, подготовленный к своей участи! Месье Баттисти отогнал эти мысли.

– Это письмо не для меня…

И