Тадеуш Бреза - Лабиринт Страница 26

Я прошу дать мне каталоги и списки документов, из которых я выписал нужные названия, - хочу повторить заказ. Каталоги и списки я получаю, но меня заверяют, что я напрасно тружусь, вновь рыться в них ни к чему, потому что мои требования не могли пропасть.

Я возвращаюсь на свое место и, -гак же как в субботу, убиваю время, перечитывая в книге Эрлс страницы, посвященные Роте, хотя знаю их почти наизусть, любо же читаю другие киши, взятые с полок подсобной библиотеки, новые для меня, по нс связанные с изучаемой мною проблемой. В одиннадцать я снова справляюсь о моих документах и карточках. Ничего! Ни слуху ни духу! Библиотекарь сообщает мне это с явным беспокойством.

Утешение слабое, но все таки утешение, ибо я полагаю, что он по крайней мере постарается вознаградить меня за потерянное время.

Час спустя, порывшись в каталогах, я возобновляю заказ и вручаю ему. Тогда я узнаю, что нужные документы я получу только в среду, потому что завтра состоится какое-то ватиканское торжество: музей и библиотека закрьггы. Вот тебе и на! Это означает, что за целую неделю моя работа не продвинется вперед ни на шаг. В прошлую среду, когда Кампилли вызвал меня из библиотеки, чтоб сообщить о смерти енископа Гожслинского, я подумал, что в связи с этим срок моего пребывания в Риме очень сократится, и мечтал остаться еще на неделю, твердо веря, что недели мне будет достаточно для завершения архивных розысков.

А между тем моя работа почти не подвинулась. Топчусь на месте и тем не менее рассчитываю, что будущая неделя окажется более удачной. Разумеется, у меня нет никакой уверенности, что в ближайшую среду в мои руки попадут хороню сохранившиеся печати, которые подтвердят мою гипотезу и увенчают мою голову лаврами столь желанного открытия. Во всяком случае, задержки с доставкой материала больше не будет. Мне с таким озабоченным видом сообщили, будто мои старые требования затерялись, и так торопливо приняли новые заказы, что я вижу в этом известную гарантию на будущее.

Со священником Евгением Пиоланти-обычные разговоры.

Мне наконец удалось затащить его на чашку кофе в маленький бар напротив входа в Ватикан. Он отбивается от угощения, но я побеждаю ею упорство веским аргументом: раз я был его гостем, он нс вправе мне отказывать. Тогда он приноси! из гардеробной свой термос и пакетик с едой и возобновляет борьбу в барс, пытаясь утолить голод принесенными запасами. Тихим голосом он спорит со мной. Но в конце концов, когда перед ним ставят свежий, горячий кофе и хрустящие рожки, которые я заказываю для нас обоих, он пьет и ест, а я завинчиваю крышку его термоса и снова заворачиваю распакованную еду. Мы оба смеемся, я торжествую, он смущен.

Я ему нс рассказываю о своих библиотечных заботах; он хоть и священник, но я но всему вижу, что в библиотеке он чувствует себя чужим и ничем мне не сможет помочь. Работников библиотеки on пугается. Несколько дней назад, когда к нам подошел разыскивавший меня дон Наоло Кореи, Пиоланти исчез в одно мгновение. Даже в гардеробной, забирая свои вещи, он от волнения покрывается потом. Если бы я взял его с собой в отдел каталогов, Пиоланти не смог бы выдавить из себя ни слова в мою защиту. Поэтому я не рассказываю ему о моих неприятностях. И вообще о том, над чем я работаю. Над чем он сам корпит, я тоже не знаю. Что-то читает. Заметок не делает. Только очень медленно одолевает то один, то другой толстый том. Я заметил также-мы сидим близко друг от друга, и волей-неволей я наблюдаю за ним, что время от времени он возвращается к уже прочитанным страницам.

Он часто задумывается, застывает, читая какое-нибудь место.

Но все это, быть может, попросту результат жары. Зной, духота.

Ничего не лезет в голову. Даже мне, натренированному в научной работе. Тем более ему, рядовому сельскому священнику, далеко му, я полагаю, от занятий подобного рода. И вот он сидит над страницами печатного текста, тупо в них всматриваясь, свесив над ними рыжеватую голову либо подняв ее, и смотрит в пространство глубоко запавшими глазами, которые от этого бесплодного труда, кажется, зянгиш еще глубже.

Выясняется, однако, что при всем том он написал книжку.

Проговорился он случайно, спрашивая, не подготавливаю ли я какую-нибудь научную работу.

- Да, - ответил я, -но, даже если все пойдет удачно, полу чится самое большее статья для специального издания.

- А у вас уже есть какие-нибудь публикации?

- Несколько. Я написал также книжку.

- Она доставила вам удовлетворение?

-- (."корсс да.

- Какой вы счастливец!

- До счастья далеко! - засмеялся я.

- Я тоже напечатал одну вещь, - сообщил он тогда.

- Статью?

- Целую книгу.

- Я обязательно должен прочесть. Большая книга?

- Не особенно. Двести страниц.

- Нет ли ее у вас случайно при себе? В перерывах между работой над документами я охотно бы ее проглядел.

- Ох нет, нет ее у меня.

- Ну тогда я выпишу на нее требование. В библиотеке она, разумеется, есть. Скажите, пожалуйста, как она озаглавлена?

- Нет, нет, нет, пожалуйста, не делайте этого!

- Авторская скромность? - Я снова засмеялся.

- Нет, нет! Но решительно прошу вас этого не делать!

Обещайте мне, пожалуйста, что вы ни под каким видом этого не сделаете.

Я дал ему слово. По этому случаю я пожал его большую, сильную руку. Я запомнил это потому, что обычно мы только кланялись, здороваясь и прощаясь. Священник кланялся мне, если приходил позднее и заставал меня уже за столом. Всякий раз, когда я уходил раньше, разморенный жарой да вдобавок и вынужденным бездельем, я тоже только кланялся ему.

- Торжественно обещаю! - сказал я.

Но в тот же самый день, несколько часов спустя, я спросил про эту книжку в большой ватиканской книжной лавке на виа делла Кончилиационе. У меня в кармане бьш билет в кино, сеанс начинался только через двадцать минут, и, вместо того чтобы торчать в фойе, я вышел на улицу. За углом я увидел огромную, ярко освещенную книжную лавку. Прогуливаясь по вечерам близ собора святого Петра, я не раз обращал на нее внимание, но в те часы двери лавки были закрыть! и свет в ней не горел. А вот теперь я заглянул внутрь. Какие великолепные книги лежали на массивных длинных прилавках! Различные жизнеописания, художественные монографии, альбомы, посвященные религиозному искусству, богато иллюстрированные литургические справочники.

Обслуживали лавку люди в сутанах. Видимо, они не принадлежали к преуспевающей части духовенства и здесь немного подрабатывали. Но, прежде чем я понял, что передо мной стоит такой же продавец, как и все остальные в этой лавке, я с удивлением поглядел на седого священника, который обратился ко мне с вопросом:

- Чем можем служить?

- Дайте мне, пожалуйста, книгу священника Пиоланти, - сказал я тогда.

Хотя книжная лавка тоже находится в Ватикане, все-таки это не Ватиканская библиотека, и, следовательно, я не нарушил своего обещания. Впрочем, однажды сказав себе, что Пиоланти, видимо^, очень чувствителен ко всему, что касается его книги, я в дальнейшем придерживался этой версии. И не считал, будто поступаю неделикатно, спрашивая про его книгу.

- Вы желаете книгу отца Пиоланти. - Седой священник внимательно посмотрел на меня. - Нет, у нас нет этой книги.

- А где я могу ее достать?

- Не скажу вам, - покачал он головой.

- А как она называется?

Священник не сводил с меня глаз и не переставал качать головой. Его "не скажу вам" в равной мере могло означать "не сумею вам сказать" и "не хочу". Однако, когда на вопрос о заглавии он в точности повторил ту же фразу, я понял, что должен толковать его слова в другом значении.

Я спросил:

- Значит ли это, что книга священника Пиоланти не отвечает вашим требованиям?

- Ее нет в продаже. Чем в таком случае мы можем вам быть полезны? Если вас интересуют исследования об отсталой в своем развитии итальянской деревне, то у нас имеются превосходные и очень серьезные книги на эту тему.

- Спасибо, - ответил я. - Может быть, зайду в другой раз, а сейчас мне уже пора.

Я взглянул на часы. В самом деле! Нужно немедля бежать, иначе я опоздаю. "Бедный Пиоланти, - подумал я, - так вот в какое затруднительное положение он попал!" Фильм был неплохой, американский, остросюжетный. Следя за ходом действия, я забь1Л о собственных заботах, что уж говорить о чужих. После кино я пошел прямо домой. Лакей еще не спал и сообщил мне, что синьор Кампилли вернулся из Абруцц, но тут же уехал на воскресенье в Остию. Вспомнив о его просьбе или, вернее, предостережении, я сказал, что хоть завтра и воскресенье, я позавтракаю в обычное время, так как потом пойду к мессе. Я выбрал расположенную неподалеку церковь святого Онуфрия, от которой начинается чудеснейшая прогулка по Яникулуму; обьгано, когда я проходил мимо, церковь бывала закрыта. Я провел там полчаса, тихонько, чтобы не мешать молящимся, переходил от часовни к часовне, разглядывая фрески Доминикино и Пинтуриккио, а также памятник и надгробье Тассо, который последние месяцы перед смертью жил при этой церкви и здесь умер.