Пробуждение - Кейт Шопен Страница 29

Аробин сразу же ответил, с обезоруживающим простодушием заявившись к ней домой.

И далее едва ли проходил день, без того чтобы Алси так или иначе не напомнил о себе. Предлоги он выдумывал с большой изобретательностью. Его приемами стали добродушная услужливость и молчаливое обожание. В любой момент он был готов подчиняться настроению Эдны, в котором радушие и холодность чередовались равномерно. Эдна все больше привыкала к своему поклоннику. Их дружба становилась все крепче.

Иногда слова Аробина изумляли Эдну, и ее лицо покрывалось краской, но потом они стали в каком-то смысле доставлять молодой женщине удовольствие, обращаясь к ее рвущейся наружу здоровой животной чувственности.

Но ничто так не умиротворяло бурю чувств, бушующую в Эдне, как посещение мадемуазель Рейц. Именно в общении с этой личностью, столь неприятно-агрессивной, под воздействием божественного искусства дух Эдны высвободился из семейных тисков.

Был туманный, дождливый день, когда Эдна поднялась по ступенькам под крышу дома, где располагалась квартира пианистки. Она вошла в комнату, озябшая и измученная. Мадемуазель Рейц возилась с ржавой печкой, которая немного дымила и с трудом нагревала помещение. Пианистка пыталась разогреть на ней горшок с шоколадом. Комната показалась Эдне унылой и темной. С камина на нее хмурился бюст Бетховена, покрытый толстым слоем пыли.

– А, вот и солнышко! – воскликнула мадемуазель Рейц, вставая с колен – в этой позе она пристроилась около печки. – Теперь будет свет и тепло, и я могу оставить огонь в покое.

Она с лязгом захлопнула дверцу печки и, подойдя поближе к Эдне, помогла ей снять насквозь промокший плащ.

– Вы замерзли, и у вас несчастный вид. Шоколад скоро будет готов. А вы не хотите капельку бренди? Я едва прикоснулась к той бутылке, которую вы принесли мне, чтобы лечить простуду.

Горло мадемуазель Рейц было обмотано красным фланелевым шарфом; она держала голову слегка набок.

– Я выпью немножко бренди, – согласилась Эдна; она дрожала, снимая перчатки и боты.

Спиртное из стакана она выпила так, как пьют мужчины.

Затем стремительно опустилась на неудобный диван и сказала:

– Мадемуазель, я хочу переехать из своего дома на Эспланад-стрит.

– А!

Музыкантша не казалась ни пораженной, ни особенно заинтересованной. Ничто, казалось, не могло ее удивить достаточно сильно. Она с усилием поправила букет фиалок, повисший в ее волосах.

Эдна потянула собеседницу вниз на диван и, вытащив шпильку из прически, укрепила растрепанные искусственные цветы на их привычном месте.

– Вы не удивлены?

– Изрядно. Куда же вы поедете? В Нью-Йорк? В Ибервилль? К отцу? Куда?

– На два шага подальше, – засмеялась Эдна. – В маленький четырехкомнатный домик на углу. Он выглядит таким уютным, таким гостеприимным и спокойным, когда я прохожу мимо, и его сдают. Мне надоело присматривать за этим большим домом. Он, кажется, никогда не был моим. И с ним куча забот. Приходится держать слишком много слуг. Я устала возиться с ними.

– Это не основная причина, mabelle[36]. Нет смысла рассказывать мне сказки. Я не знаю причин, вас побудивших к этому решению, но вы не сказали мне правды. – Мадемуазель Рейц усмехнулась.

Эдна не пыталась возражать или оправдываться:

– Дом, деньги, на которые он содержится, не мои. Разве это не достаточная причина?

– Все это принадлежит вашему мужу, – возразила мадемуазель Рейц, пожимая плечами и саркастически подняв брови.

– Ах, я вижу, вас не обманешь. Тогда я вот что вам скажу: это каприз. У меня есть немного денег, доставшихся мне от матери. Отец тоже понемножку посылает мне. И зимой я выиграла крупную сумму на скачках. Кроме того, я начинаю продавать свои работы. Лэдпор все больше одобряет мою работу, он говорит, что я набираю мастерство, что в картинах все больше проявляется моя индивидуальность. Не могу судить сама о себе, но чувствую, что выработала определенный стиль. И, как я сказала, я продала уже немало работ через Лэдпора. Я могу жить в крошечном домике, довольствуясь самым малым, с кем-то из прислуги. Старая Селестина, которая время от времени помогает мне, говорит, что сможет жить со мной в этом доме и вести хозяйство. Мне это по душе, я знаю, потому что я буду чувствовать себя там свободной и независимой.

– А что говорит ваш муж?

– Я еще ничего ему не сказала. Мне пришла в голову эта мысль сегодня утром. Не сомневаюсь, он подумает, что я сошла с ума. Возможно, и вы так думаете.

Мадемуазель Рейц медленно покачала головой:

– Причины вашего решения мне по-прежнему не ясны.

Они были не совсем ясны и самой Эдне, но начали раскрываться ей, пока она сидела у мадемуазель Рейц. Чутье побуждало Эдну отказаться пользоваться щедростью мужа, если она отвергает верность. Она не знала, что будет, когда он вернется. Какое-то понимание происходящего должно будет прийти вместе с объяснением. Дальнейшая жизнь как-то наладится, Эдна чувствовала это. Но что бы ее ни ожидало, она была полна твердой решимости никогда больше не принадлежать никому и ничему, кроме самой себя.

– Перед тем как покинуть старый дом, я устрою грандиозный обед! – воскликнула Эдна. – И вы должны прийти! На столе будет все, что вы любите. И в этот раз мы будем петь, смеяться и веселиться!

Она вздохнула, и этот вздох вырвался из самых глубин ее существа.

Когда мадемуазель Рейц случалось получить письмо от Роберта в промежуток между посещениями Эдны, она отдавала письмо сама, без просьбы со стороны своей гости. Она садилась за рояль и играла то, что соответствовало ее настроению, пока молодая женщина читала письмо.

Печка уже раскалилась докрасна, и шоколад в ковшике шипел и выстреливал брызгами. Эдна подошла к печке и открыла дверцу, а мадемуазель Рейц вытащила письмо из-под бюста Бетховена и передала его Эдне.

– Еще одно! – воскликнула та, и глаза ее засверкали радостью. – Скажите, он знает, что я читаю его письма?

– Ни в коем случае! Если бы он узнал, он бы возмутился и никогда больше не написал мне. Вам он пишет? Ни одной строчки. Направлял хоть весточку? Никогда ни слова. Он любит вас, дурочка, и пытается забыть вас, поскольку вы не свободны и не можете принадлежать ему.

– Тогда зачем вы показываете мне его письма?

– А разве вы сами не умоляли меня об этом? Могу ли я в чем-то отказать вам?

Мадемуазель направилась к своему любимому роялю.

Эдна не сразу открыла письмо. Она долго сидела, держа его в руке, а музыка проникала в ее душу, как свет, согревая и