Желтые обои, Женландия и другие истории - Шарлотта Перкинс Гилман Страница 30

Мы привыкли воспринимать то, что называем «матерью», как человека, полностью погруженного в розовый мирок безоблачного детства и проявляющего лишь самый отвлеченный интерес к миркам других, не говоря уже об общих нуждах всех мирков. Но эти женщины сообща трудились над выполнением величайшей из задач — они создавали народ и создали его на совесть.

Затем последовал период «негативной евгеники», который наверняка представлял собой отвратительное жертвоприношение. Мы сплошь и рядом готовы «пожертвовать жизнью» ради страны, но им пришлось ради страны отказаться от материнства, и именно это было труднее всего.

Когда я в своих изысканиях добрался до этого места, то отправился к Сомель, чтобы она меня просветила. К тому времени мы так сдружились, как я никогда в жизни не дружил ни с одной женщиной. Она была очень внимательной особой, от нее исходили почти материнские взаимопонимание и доверительность, которые так нравятся мужчинам в женщинах, но в то же время у нее были ясный ум и надежность, которые я прежде считал чисто мужскими качествами. До того мы с ней успели много о чем переговорить.

— Вот смотри, — начал я. — У вас был жуткий период, когда население резко увеличилось и пришлось ограничивать его численность. Между собой мы много об этом говорим, но твое мнение настолько отлично от нашего, что мне бы хотелось услышать более подробный рассказ.

Как я понимаю, вы возвели материнство в статус высшего общественного долга, по сути — торжественного обета. Он дается лишь однажды большинством населения. Считающимся непригодными не разрешается даже это. Одобрение рождения более одного ребенка есть высшая награда и честь со стороны государства.

(Тут она меня перебила, добавив, что их самым близким подобием нашей аристократии являлись те, кто происходил из рода Много-родительниц, которым была оказана подобная честь.)

— Но вот чего я не понимаю, так это того, как вы предотвращаете перенаселение. Я полагал, что каждая женщина рожала пятерых детей. У вас нет мужей-тиранов, чтобы этому препятствовать, и вы, разумеется, не уничтожаете не родившихся…

Я никогда не забуду мелькнувший в ее глазах ужас. Она вскочила со стула, бледная, со сверкающими глазами.

— Уничтожаете не родившихся!.. — хрипло прошептала она. — Разве люди у вас в стране так поступают?

— Люди! — довольно запальчиво начал я и тут увидел разверзшуюся передо мной пропасть. Никто из нас не хотел, чтобы эти женщины решили, что наши женщины, которых мы так гордо восхваляли, в чем-то неполноценны по сравнению с ними. Со стыдом должен признаться, что я ушел от прямого ответа. Я рассказал ей о Мальтусе[4] и его опасениях. Поведал о криминальном типе женщин — извращенках или сумасшедших, — совершающих детоубийства. Довольно откровенно признался, что в нашей стране многое можно критиковать, но мне страшно не хотелось распространяться о наших недостатках, пока они лучше не узнают нас и наши условия жизни.

После многословного отступления я вернулся к своему вопросу об ограничении роста населения.

Что же до Сомель, то она, похоже, пожалела и даже немного устыдилась своего слишком явно выраженного изумления. Теперь, оглядываясь назад и зная их лучше, я все больше поражаюсь и ценю исключительную тактичность, с которой они вновь и вновь воспринимали наши высказывания и признания, способные вызвать глубочайшее отвращение.

С дружеской улыбкой она доходчиво объяснила, что, как я и полагал, сначала каждая женщина рожала пятерых детей; что, руководствуясь страстным желанием создать народ, они продолжали эту практику в течение пятисот лет, пока не столкнулись с острой необходимостью ограничить рождаемость. Это было одинаково ясно всем, все были в равной мере в этом заинтересованы.

Они столь же сильно стремились контролировать свой чудесный дар, сколь ранее хотели его развить, и в течение нескольких поколений подвергали эту способность самому тщательному осмыслению и изучению.

— Мы испытали огромные трудности, прежде чем во всем разобрались, — говорила она. — Но все-таки разобрались. Понимаешь, до того, как у кого-то из нас появляется ребенок, женщина испытывает огромный душевный подъем, все ее существо охватывает острое желание этого ребенка. Мы научились с огромной осторожностью предугадывать этот период. Зачастую наши молодые женщины, к которым материнство еще не пришло, добровольно отказывались от него. Когда начинало проявляться сильное глубинное желание ребенка, женщина намеренно занималась самой активной работой, физической и умственной. Что еще более важно, она сублимировала жажду материнства в непосредственную заботу и уход за уже родившимися детьми.

Она умолкла. Ее умное симпатичное лицо излучало шедшую из глубины души благоговейную нежность.

— Вскоре мы научились определять, что проявление материнских чувств имеет множество форм. Думаю, что наши дети окружены такой всесторонней любовью потому, что никто из нас никогда не имел достаточно своих собственных детей.

Это показалось мне чрезвычайно жалким, о чем я и сказал:

— В нашей жизни дома есть много горестей и трудностей, но это положение видится мне донельзя печальным — целый народ обделенных матерей!

Однако она улыбнулась радостной улыбкой и сказала, что я все понял совершенно не так.

— Каждая из нас живет без каких-то личных радостей, но запомни — нам надо любить и холить миллион детей, наших детей.

Это было выше моего понимания. Слышать рассказы множества женщин о «наших детях»! Полагаю, эти слова могли бы сказать муравьи и пчелы — возможно, они и говорят.

В любом случае у них все было устроено именно таким образом.

Когда женщина решалась стать матерью, она позволяла жажде материнства расти до тех пор, пока не свершалось чудо. Если же она отказывалась от этого выбора, то совершенно переставала об этом думать и всем сердцем посвящала себя другим детям.

Так, посмотрим… У нас дети, то есть малолетние, составляют примерно три пятых населения. У них всего одну треть или меньше. И вот что показательно! Ни наследник престола, ни единственный ребенок миллионера, ни поздний ребенок и сравниться не может по уровню заботы с детьми Женландии.

Но прежде чем я начну говорить об этом предмете, нужно закончить краткий анализ, который я попытался сделать.

Они постоянно и эффективно ограничивали численность населения, поэтому страна обеспечивала им комфортную