Жук. Таинственная история - Ричард Марш Страница 36

я жертвой зрительного обмана; задавался вопросом, пропадал ли он на самом деле, как мне в тот момент показалось, но в то же время я не мог поверить, что его исчезновение мне пригрезилось. Если это был фокус, то я понятия не имел, как он его провернул; если же это не было обычным трюком, то что тогда это было? Видел ли я новое слово в чудесах науки? Неужели он смог показать действие неизвестных мне сил, подобно тому как я сделал это для него чуть ранее?

Он стоял передо мной с видом полнейшей покорности: глаза опущены долу, руки скрещены на груди.

Я решил подвергнуть его допросу:

– Я намерен расспросить тебя кое о чем. Пока твои ответы точны и правдивы, тебе ничто не угрожает. В ином случае тебе лучше поостеречься.

– Спрашивай, хозяин.

– Какова природа твоей неприязни к Полу Лессинхэму?

– Месть.

– Чем он навлек на себя твое желание мстить?

– Он пролил невинную кровь.

– Что это значит?

– На его руках кровь человека моего рода. Она вопиет об отмщении.

– Кого он убил?

– Это, хозяин, останется между ним и мной.

– Ладно… Правильно ли я понял, что ты не хочешь дать мне ответ и поэтому мне придется опять применить свою… магию?

Я заметил, как он содрогнулся.

– Хозяин, он пролил кровь той, что возлежала у него на груди.

Я замешкался. Было вроде бы ясно, что он имеет в виду. Наверное, мне не стоило давить на него далее и вдаваться в подробности. Его слова указывали на то, что можно было изящно обозначить как восточный романтизм – хотя я с трудом представлял, как Пол Лессинхэм может выступать в качестве подобного героя. Недаром издревле говорится, что в жизни каждого найдутся темные тайны – и чем невероятнее это кажется, тем тайны чернее. Как этот двухгрошовый бахвал, эта воплощенная совесть оппозиции выкрутится, если история разнесется по стране? Не рухнет ли со своего трона?

– «Пролил кровь» – фигура речи, которая, наверное, звучит красиво, но ясности не привносит, – сказал я. – Если ты утверждаешь, что мистер Лессинхэм кого-то убил, то самой верной и надежной местью станет обращение к служителям закона.

– Чем мне поможет закон англичан?

– Если докажешь, что Лессинхэм виновен в убийстве, закон будет весьма полезен. Уверяю, в подобной ситуации закону англичан все равно, что за человек перед ним. Докажи, что Пол Лессинхэм виновен, и болтаться ему на виселице так же, как какому-нибудь Биллу Брауну.

– Это правда?

– Правда, и если тебе того захочется, то подтверждение не заставит себя ждать.

Он поднял голову и уставился перед собой, столь гневно сверкая выразительными глазами, что мне стало не по себе.

– Его покроют позором?

– Еще каким позором.

– Перед всеми?

– Всеми-всеми – как господами, так и дамами.

– И его повесят?

– Если докажут, что он виновен в предумышленном убийстве, то да.

Его уродливое лицо засветилось дьявольским ликованием, отчего стало еще более отталкивающим, хотя, казалось бы, это уже невозможно. По всей видимости, я подкинул ему мысль, восхитившую его.

– Наверное, в конце я так и сделаю, но в конце! – Он распахнул глаза, а затем зажмурился, точно восторженно любуясь картиной, нарисованной ему воображением. Потом опять их открыл. – А пока я отомщу ему по-своему. Он уже знает, что отмщение идет за ним по пятам – у него есть все основания так считать. Он станет думать об этом днями и ночами, эта мука будет хуже смерти – да, многих смертей. Ибо он поймет, что ему не скрыться, что солнце исчезло с небосклона, что час за часом его будет душить страх, с утра до ночи, куда бы он ни обратил свой взор, – и в этом суть и дух моей мести, в том, что он почувствует, как каждый новый день несет ему смертные муки, а сама СМЕРТЬ, НАСТОЯЩАЯ СМЕРТЬ, все ближе и ближе… он предстанет пред ней, когда того пожелаю я!

Он говорил как вдохновенный безумец. Если хотя бы половину из этого он говорил всерьез – а по его виду и тону сомневаться в правдивости не приходилось! – то Пола Лессинхэма ждало многообещающее будущее; и, в сложившихся обстоятельствах, Марджори тоже. Именно эта промелькнувшая последней мысль заставила меня придержать коней. Либо фанатичного наглеца окоротит сам Лессинхэм или кто-то, кто выступит на его стороне, после чего, если им хватит сил причинить ему вред, вся его страстная речь будет пустым сотрясанием воздуха; либо необходимо предупредить Марджори, что в жизни ее суженого есть по меньшей мере один эпизод, на который, пока не стало слишком поздно, требуется пролить свет. Не может быть и речи о том, чтобы позволить Марджори навсегда связать свою судьбу с судьбой Апостола, не предупредив ее с самого начала, что его, во всех смыслах, преследуют тайны.

– Какие громкие слова!

Моя реплика остудила горячую кровь гостя. Он вновь вперил взгляд в пол и скрестил руки на груди.

– Молю хозяина о прощении. Моей ране не зарасти.

– Кстати, в чем секрет происшествия, случившегося нынче поутру, – того казуса с тараканом?

Он тут же поднял глаза.

– С тараканом?.. Не понимаю, о чем речь.

– Ну или с жуком?

– Жук! – Кажется, у него мгновенно сел голос: он просто выдохнул это слово.

– После твоего ухода мы, на листке бумаги, нашли великолепно выполненный рисунок жука, который, как я полагаю, был оставлен тобой… Scaraboeus sacer, священный скарабей, верно?

– Не знаю, о чем ты, хозяин.

– Эта находка оказала довольно необычное воздействие на мистера Лессинхэма. Итак, почему это произошло?

– Я ничего не знаю.

– О нет, знаешь – и прежде чем ты отсюда уйдешь, я намерен разобраться в вопросе.

Мой собеседник дрожал и озирался, выказывая признаки крайней тревоги. Я не сомневался: в том древнем скарабее, столь часто возникающем в неизведанных по сей день тайнах египетской мифологии, имелось нечто, что было просто необходимо узнать, раз мимолетный взгляд на картуш[14] с его изображением – а рисунок весьма походил на творения этого рода – произвел столь сильное впечатление на такого хладнокровного человека, как Пол Лессинхэм: его поведение, по моему разумению, говорило само за себя. Я решил, если возможно, дойти до сути прямо здесь и сейчас.

– Послушай-ка, приятель. Человек я простой и говорю без обиняков – это нечто вроде моей страсти. Ты также, без обиняков, излагаешь мне сведения, меня интересующие, или я применяю против тебя свою магию, а в этом случае, по-моему, весьма вероятно, что тебе очень даже не поздоровится.

Я потянулся к рычагу и опять продемонстрировал электрический разряд. Он тут же затрясся вдвое сильнее.

– Хозяин, не знаю, о чем ты.